Александр Усовский - Боже, Сталина храни! Царь СССР Иосиф Великий
Сведения о «Директиве № 21» начали просачиваться в Советский Союз уже с января 1941 года. Сначала это были невнятные слухи, затем – донесения наших разведчиков (группа Шульце – Бойзена); очень скоро поток сведений о грядущей опасности германского вторжения превратился в бурную реку. О переброске немецких дивизий сообщали польские репатрианты (тогда мы обменивались с Германией населением «наших» частей Польши), машинисты наших товарных поездов, перебежчики (за январь–июнь 1941 года на нашу сторону перешло 24 солдата и унтер-офицера вермахта). Впрочем, по-настоящему утаить столь массированную переброску войск было невозможно в принципе – попробуйте скрыть перемещение четырех миллионов человек, четырех тысяч танков, пятидесяти тысяч орудий и двухсот тысяч автомобилей!
К марту 1941 года картина переброски ударного ядра вермахта в Польшу и Восточную Пруссию стала товарищу Сталину в общих чертах известна – более того, генерал Голиков даже преувеличивал численность перебрасываемых немецких дивизий, и если фактически в Генерал-губернаторстве, например, 3 марта находилось всего 70 немецких дивизий – в разведсводках РУ ГШ РККА их там было 90!
Цель такой переброски также для товарища Сталина секретом не была. Смешно читать разные «разоблачения сталинизма», в которых автор на голубом глазу, нисколько не смущаясь, рисует товарища Сталина наивным дурачком, верящим утверждениям немцев о том, что вермахт перебрасывает свои контингенты в Польшу «ввиду угрозы английских авианалетов».
О том, что поздней весной (или, в крайнем случае, в июне) Германия нападет на СССР, я думаю, товарищ Сталин знал уже где-то к 15 марта 1941 года. Доклад генерала Голикова 20 марта, в котором он считал грядущую войну всего лишь «дезинформацией английской или, может быть, немецкой разведок», как и предупреждения Черчилля (самое известное – от 15 апреля), товарищ Сталин принимал, конечно, к сведению, но действовал исходя из своего видения ситуации.
А оно у него было безошибочным; на примере финской войны он видел, что его армии будут биты многоопытным вермахтом – следовательно, нужно будет предпринять такие шаги по военному планированию, которые позволят стране и народу устоять в первые шесть месяцев войны. В первые шесть самых трудных месяцев…
И именно тогда им и был, очевидно, принят тот способ действий РККА, который, несмотря на, увы, колоссальные потери, все же приведет нас к 9 мая 1945 года.Финская война заставила товарища Сталина пристально взглянуть на Красную Армию, которую он доселе считал весьма серьезным инструментом своей внешней политики. Увы, картина открылась безрадостная – армия была неготова к той войне, которая начнется через год с небольшим; следовательно, надо срочно реформировать армию, немедленно заняться ее перевооружением – и, на всякий случай, подготовить несколько вариантов сопротивления. А затем выбрать из них тот, который будет способен адекватно противостоять первому натиску немецких полчищ.
Уровень сопротивления РККА грядущему нашествию мог быть повышен двумя путями: за счет вовлечения в битву максимально возможного количества живой силы вне зависимости от ее оснащенности техникой и вооружением, обученности или пригодности к боевым действиям, во-первых. Либо за счет повышения профессионального мастерства сражающихся войск, насыщения их необходимой техникой и вооружением, доведения оснащенности до уровня наступающего врага – во-вторых.
Второй вариант принят быть не мог по экономическим, организационным причинам, плюс – фактор нехватки времени. Следовательно, единственно возможным оставался вариант первый – он и был Сталиным признан наиболее пригодным для первых месяцев войны. Несмотря на очевидный минус – в случае принятия данного варианта за modus operandi уровень людских, материальных и территориальных потерь превысит все мыслимые и немыслимые величины. Но, поскольку Сталину не было нужды оглядываться на общественное мнение страны (за неимением такового) то этим фактором можно было пренебречь.
И примерно с марта 1941 года советские дивизии устремились к германской границе – чтобы, буде придет такая нужда, встретить врага на дальних рубежах, у крайних советских пределов. Именно с этой целью в новоприобретенных советских республиках размещались войска Первого стратегического эшелона – чтобы принять на себя первый удар врага и дать время армиям Второго эшелона завершить развертывание.
Войска Особых округов до предела насыщались оружием и боевой техникой – достаточно сказать, что в Первом стратегическом эшелоне находились ВСЕ боеспособные механизированные корпуса – для того, чтобы по максимуму обескровить наступающий вермахт, чтобы в ходе приграничного сражения остановить его в пределах Прибалтики, Западной Украины и Западной Белоруссии.
Ибо только такой план действий РККА в предвидении грядущих событий давал Советскому Союзу хоть какой-то шанс на победу…Ну, с техникой для предстоящих событий все было более-менее ясно. Начиная с 1939, когда стало ясно, что война – это уже не просто абстрактная возможность, а дело ближайшего времени и что нам придется воевать с немцами, которые уже захватили пол-Европы, на подготовку к войне были брошены все ресурсы. С 1939 по 1941 год в строй РККА были поставлены более 7 тысяч танков, 29,6 тысячи орудий, 17,7 тысячи самолетов. Был построен современный флот. К началу Великой Отечественной войны корабельный состав ВМФ СССР насчитывал 3 линейных корабля, 7 крейсеров, 59 лидеров и эскадренных миноносцев, 218 подводных лодок, 269 торпедных катеров, 22 сторожевых корабля, 88 тральщиков, 77 охотников за подводными лодками и ряд других кораблей и катеров, а также вспомогательных судов. В постройке находилось 219 кораблей, в том числе 3 линейных корабля, 2 тяжелых и 7 легких крейсеров, 45 эсминцев и 91 подводная лодка.
В то же время руководство понимало, что на одних предвоенных запасах оружия и техники выиграть войну, тем более с таким сильным противником, как фашистская Германия, невозможно. Поэтому еще большее значение придавалось созданию производственной базы оборонной промышленности, особенно в восточных районах, велась интенсивная подготовка кадров рабочих, техников, инженеров, невоенные производства планировались так, чтобы в случае необходимости их можно было мгновенно перепрофилировать на производство вооружений и боеприпасов.
Вся советская промышленность принялась лихорадочно производить технику и вооружение уже для другой войны – гигантские количества амуниции были страховкой, позволявшей, как думали в Кремле, избежать военного поражения.
Переход страны на подготовку к войне начал сказываться довольно быстро – милитаризация Советского Союза пошла семимильными шагами.
Горы оружия стали расти незамедлительно – зря, что ли, весь советский народ из кожи вон лез, чтобы построить все эти Магнитки и Днепрогэсы?
Если в 1931 – 1938 годах советские артиллерийские заводы производили ежегодно в среднем по 1900 орудий всех калибров, то в 1939 году их выпуск (с учетом минометов) возрос более чем в 11 раз и составил 21 446; за этот же период количество выпущенных винтовок выросло в 9 раз и достигло полутора миллионов штук. Пулеметов (ручных и станковых) за два с половиной предвоенных года выпущено было 105 тысяч штук.
За все это страна расплачивалась резким падением производства гражданской продукции – в результате чего стало катастрофически не хватать продуктов питания. Поэтому в январе 1939 года выросли цены на ткани, готовое платье, белье, трикотаж, стеклянную посуду. С 24 января 1940 года были повышены цены на мясо, сахар и картофель, с апреля – на жиры, рыбу, овощи. В июне 1940 года резко выросли цены на обувь и металлические изделия. СНК, пытаясь ограничить покупательский спрос на муку, крупы и макароны, цены на которые остались без изменения, сократил «нормы продажи товаров в одни руки». В апреле 1940 года они были уменьшены в 2 – 4 раза и вновь сокращены в октябре. Снабжение больших городов продуктами стало крайне скверным – за весь 1939 год в розничную торговлю в расчете на одного человека поступило всего лишь немногим более полутора килограммов мяса, два килограмма колбасных изделий, около килограмма масла, пяти килограммов кондитерских изделий и крупы. Треть промышленного производства сахара шла на внерыночное потребление. Рыночный фонд муки был относительно большим – 108 килограммов на человека в год, но и это составляло всего лишь около 300 граммов в день.
Война была на пороге – и поэтому нации надо было по максимуму подтянуть пояса!Как известно, до 1939 года подавляющее большинство сходящих с конвейеров танковых заводов боевых машин были легкими танками. Неудивительно – танки в то время нам были нужны лишь для того, чтобы парадным маршем пробежать по Польше, Прибалтике и Румынии, везде встречая цветы и шампанское. С 1931 по 1941 год завод «Большевик» в Ленинграде выпустил 11 218 танков Т-26 в двадцати трех базовых модификациях. К началу войны в строю их насчитывалось более девяти тысяч. В строю советских танковых войск также продолжали числиться более тысячи БТ-5 и почти 5400 БТ-7 (из них 715 – БТ-7 М с танковым дизелем В-2). С августа 1933-го по сентябрь 1940-го строился трехбашенный средний танк Т-28 (411 единиц в строю) и пятибашенный тяжелый танк Т-35 (56 этих жутковатых с виду, но уже безнадежно устаревших гигантов на 22 июня сорок первого еще оставались на вооружении РККА). Кроме того, советские танковые войска имели на вооружении более двух тысяч танкеток Т-27, 2225 пулеметных плавающих танков Т-37 и 1090 Т-38, к сороковому году утративших даже подобие какого бы то ни было боевого значения. К концу 1939 года весь этот бронетанковый «зоопарк» уже значительно устарел, требовал ремонта, а еще лучше – замены, поскольку новая военная доктрина и новый враг (не слабосильные режимы Польши и Румынии, а мощная военная машина Германии) требовала от танков не молодецких рейдов по тылам дезорганизованных армий капиталистических «хищников», а тяжелой боевой работы, для которой нужна противоснарядная броня (вермахт – рекордсмен среди европейских армий по количеству противотанковой артиллерии), пушка «взрослого» калибра, двигатель, обеспечивающий танку хорошую дальность хода и безопасность при попадании снаряда в моторный отсек.
