Николай Трубецкой - Наследие Чингисхана
Какие же практические выводы должны мы вывести для себя из всех этих рассуждений? Прежде всего, каждый истинно верующий христианин, сознающий, что вне церкви нет спасения, должен всем существом своим принадлежать к той церкви, которая открыта ему как истинная. Принадлежность к этой церкви должна для него определяться не тем случайным фактом, что к этой церкви принадлежали его родители, крестившие его в несознательном возрасте, а фактом внутреннего единения с нею. И выражаться принадлежность к церкви должна не просто в пометке на паспорте, а в деятельном участии христианина в церковной жизни в меру его способностей и сил.
Если в области церковной жизни христианин усматривает недостатки и нестроения, он должен всеми силами стараться эти недостатки и нестроения устранить. На это христианину, в частности православному, дана полная возможность опять-таки в меру его сил и способностей: даже рядовой мирянин через участие в приходской жизни и в жизни епархии может в этом отношении оказывать влияние на устроение церкви. При неудаче в этом направлении верный сын церкви отнюдь унывать не должен, помня, что узок и труден путь, ведущий ко спасению. Во всяком случае, одно существование в внешней жизни церкви недостатков и нестроений, точно также как и личные недостатки и несовершенства служителей церкви отнюдь не должны вызывать в верующем сомнений в истинности самой церкви и стремления искать пути к спасению вне церкви. Это стремление и эти сомнения — от дьявола, хотящего через них привести верующего к самоотлучению от церкви и, таким образом закрыть ему единственный путь ко спасению, ввергнуть его в пучину погибели. Видя, что кроме той истинной христовой Церкви, к которой он сам принадлежит, в мире есть много других «церквей», претендующих па звание единственной, вселенской, и что в этих «церквах» несомненно много есть настоящих христиан, заблудших по неведению или в силу исторически сложившихся обстоятельств — истинный христианин должен всею душой скорбеть об этом и постоянно молиться о том, чтобы Бог обратил этих заблудших христиан и привел их в лоно подлинной Церкви. Но при этом надо твердо помнить, что такое соединение всех истинных христиан в одной Святой, Соборной и Апостольской церкви не может быть совершено человеческими средствами, а совершится лишь руками Божиими, чудесным образом, в последние дни. Всякое же стремление достигнуть соединения церквей только средствами человеческими приведет лишь к ложному объединению, угодному врагу Христовой веры — антихристу. А потому, соблазну этого стремления христианин поддаваться не должен, как соблазну сатанинскому.
Святая Православная Церковь всегда устремляла свой взор исключительно к Богу, не оглядываясь по сторонам, не заботясь о своей земной мощи, не подольщаясь к человеческому рассудку. От своих членов она требует такого же отказа от упований на земную мощь и на силы бренного ума. Если бы все церкви были проникнуты тем же духом смирения перед величием Божиим, любви и безраздельной преданности к Богу, то все они вели бы верующих к единой цели, к Богу и вели бы прямым путем, не растрачиваясь и не размениваясь на посторонние задачи. А чем ближе к этой единой цели, тем ближе сходились бы друг с другом. Все христиане. Ибо только в любви к Богу сближаются люди, только на этой любви основывается и истинная христианская любовь к ближнему. И только такое постепенное сближение через стремление к единой цели — к Богу, только общая любовь к Богу, соединенная со смирением и с отказом от мирской суеты, может подготовить то полное слияние во едино всех истинных христиан, которое в последние дни чудесным образом осуществится по воле Божией. Ничего другого для достижения этой цели, мы немощные люди своими средствами сделать не можем, и ничего другого от нас и не требуется. Мы, православные, знаем, что наша церковь ведет нас именно по этому верному пути. Доверимся же ее водительству, проникнемся ее духом и пойдем с нею, не озираясь по сторонам, подавив в себе и соблазн земного могущества, и соблазн всеобъясняющего человеческого разума, и соблазн разрешения судеб христианства человеческими средствами, смирившись и безраздельно отдав себя в благодатные руки Святой Православной Церкви, познавшей истинный путь к Богу. А другие церкви пусть следуют ее примеру. И тогда все они сольются с нею в единое целое, чудесным образом, по воле Божией, в последние дни.
У дверей реакция? Революция?
В политической и общекультурной жизни левый и правый — понятия относительные. Все зависит от исходной точки. Левый идеал всегда отталкивается от известного идеологического status quo, которое по отношению к данной левой идеологии является идеологией правой. Это изначальное идеологическое status quo может продолжать жить и после того, как левый идеал одержит победу и воплотится в известную форму социально-политического быта: соотношение между правым и левым от этого не меняется, и правое, перейдя из роли охранителя в роль оппозиции существующему строю, тем не менее остается правым, реакционным. Правое упирается, строго говоря, всегда на непосредственное прошлое, а на современность лишь постольку, поскольку эта современность является непосредственным продолжением прошлого. Оно враждебно новизне, и не только в том случае, если эта новизна только преподносится в воображении левых, но и в том случае, если эта новизна уже воплотилась в формах реальной жизни. Те из некогда левых идеалов, которые воплощаются в жизнь, остаются левыми, только пока и поскольку они воспринимаются как нечто новое: только пока и поскольку такое ощущение новизны существует, защита этих идеалов есть дело левых, а борьба с ними как с новизной — дело правых. Но может наступить момент, когда ощущение новизны данного идеала настолько выветрится и потускнеет, что защитники его из левых обратятся в консерваторов, а противники данного идеала будут нападать на него не как на новшество, а как на отжившее старое, которое надо заменить другим, более новым идеалом. Поскольку этот новый идеал не будет возвращением к непосредственно предшествовавшему status quo, защитники его окажутся левыми, а прежние левые — правыми, консерваторами.
До сих пор в европейской жизни нарастание новых идеалов, отодвигающее старые идеалы в область отжившего status quo, шло, в общем, по одной прямой линии. Термины «правый» и «левый» были поэтому в каждый данный момент вполне удачны. Каждый новый идеал был действительно левее непосредственно предыдущего, так как шел дальше его в том же направлении, уклоняясь еще больше от изначального status quo: так, в области политики «демократизм — социализм — коммунизм», «конституционализм — парламентаризм — советизм, «конституционная монархия — демократическая республика — с. ф. с. р. [советская федерация социалистических республик]» — все это тройки идеалов, расположенных на прямой линии справа налево. Но можно представить себе такое прямолинейное движение, доведенное до своего предела, до тупика, из которого уже «дальше некуда идти». В этом случае новый идеал, отталкивающийся от непосредственно предшествующего идеологического status quo, окажется не левее его — ибо «левее быть невозможно», — а просто где-то вне той прямой линии, на которой до сих пор помещались правые и левые идеалы. Все это применимо не только к социально-политическим учениям, но и к учениям, определяющим национальные отношения, религиозные убеждения и т. д.
Всматриваясь в современную политическую, социальную и обще культурную жизнь, с одной стороны, Европы, с другой — России, невольно приходишь к заключению, что те левые идеологии, которыми до сих пор определялась эта жизнь, не только утратили свою свежесть, но прямо выветрились, обветшали, покрылись каким-то налетом косности и охранительного мракобесия. Это наблюдается не только в странах, уж давно осуществивших левые политические идеалы и всегда считавшихся «передовыми», но и в молодых республиках, перешедших к «передовому» строю совсем недавно. Законы «об охране республики» и постоянные опасения «контрреволюции» — характерные явления современности, свидетельствующие о том, насколько некогда левые идеологии теперь утратили свою юношескую свежесть, придававшую им силу. В современной левизне есть какая-то косность, какая-то боязнь новизны — черты, характерные для идеологий консервативных и реакционных. Левизна отдает казенщиной, а главное — стариной. Человек, искренне верящий левым идеологиям, обычно либо уже стар, либо по всему своему духовному облику принадлежит к прошлому поколению. В устах подлинно современного человека левые речи звучат как некоторая казенная «высочайше утвержденная» ложь, в которую сам говорящий не верит.
Обветшание некогда левых идеологий должно было бы привести к возникновению новых, еще более левых. Однако те крайние левые идеи, до которых люди додумались и которые отчасти воплощены, например в России, представляются уже именно тем пределом левизны, дальше которого в том же направлении идти некуда: ведь и так уже в них чувствуется какое-то доведение до абсурда, приближение к той точке, где плюс-бесконечность и переходит в минус-бесконечность. Неудивительно поэтому, что, ища выхода из непроходимого тупика, современный человек обращает свои взоры скорее направо, чем налево. Мы живем в такое странное время, когда «дети» либо совсем беспринципны, либо правее «отцов».
