Александр Терентьев - Эпоха Обамы. Наши интересы в Белом доме
Правда, специалисты были убеждены, что Обаме не позволят свернуть программу ПРО, ведь финансирование на нее было выделено вплоть до 2015 года. Президенту объясняли, что не следует напрасно раздражать принимающие участие в проекте крупные военные корпорации США, такие, как «Боинг», «Локхид Мартин» и «Нортроп», и даже грозили ему судьбой Джона Кеннеди, который не поладил с представителями американского ВПК. «Если американцев удалось убедить, что в 1960-е годы строптивого президента убил маньяк-одиночка Ли Харви Освальд, – отмечал корреспондент The Nation, – то их будет так же легко уверить в том, что Обаму устранили радикальные расисты из «Ку-клукс-клана»[665].
Что же касается СНВ, никто не сомневался, что будет принято решение об умеренном сокращении ядерных арсеналов. Цифра в 1500 боезарядов, судя по всему, полностью устраивала американских и российских военных. Конечно, была возможность спуститься и на более низкий уровень в 1200 или даже 1000 единиц, но переговорщики выбрали пошаговый сценарий и планировали достичь этого уровня лишь через несколько лет. «Если говорить о сокращении арсеналов ниже планки в 1000 боеголовок, – отмечал директор «ПИР-Центра» Владимир Орлов, – осуществить его будет намного сложней. Россия потребует от США отказа от размещения в космосе ракет-перехватчиков и сокращения числа носителей, оснащенных обычными боезарядами, которые носят стратегический характер»[666]. Российские военные не соглашались на радикальное сокращение ядерных боеголовок, поскольку для них это было единственное средство сдерживания американской военной мощи. С другой стороны, содержание чересчур внушительного арсенала Россия давно уже не могла себе позволить и вынуждена была сокращать его, чтобы уменьшить расходы.
Эксперты были убеждены, что новый договор по СНВ может наполнить российско-американские отношения реальным содержанием, чего им явно не хватало в тот период, когда у власти находились Буш и Путин. «За восемь лет, – говорили эксперты, – не было подписано ни одного серьезного соглашения – только ни к чему не обязывающие декларации, дорожные карты, совместные заявления и провальный договор 2002 года о сокращении наступательных стратегических потенциалов, который так и не был доведен до ума». Администрация Буша относилась к проблеме ядерного разоружения пренебрежительно и не хотела заключать юридически обязывающее соглашение, содержащее механизмы контроля. Как отмечал спичрайтер экс-президента Марк Тиссен, «Буш стремился избежать затяжного переговорного противостояния с русскими, когда тысячи боеголовок становятся предметом торга и яростные баталии ведутся по поводу каждого пункта и каждой запятой»[667].
Новые хозяева Белого дома были настроены иначе. Они во что бы то ни стало стремились прийти к компромиссу с Россией. Не случайно администрация Обамы возвращала в строй ветеранов переговоров по контролю над вооружениями, которые имели дело еще с советскими чиновниками. Как отмечала The Wall Street Journal, «Госдепартамент наводнили динозавры-разоруженцы, которые мечтают вернуться к формату переговоров, характерному для эпохи холодной войны. Эти люди не способны понять, что в XXI веке соглашения по контролю над вооружениями выглядят таким же анахронизмом, как наскальные рисунки, и чтобы провести сокращение ядерных арсеналов, нам больше не нужны пергаментные свитки и орды экспертов»[668].
Критики в Вашингтоне обвиняли Обаму в том, что «ради собственного пиара он готов начать одностороннюю гонку разоружений и оказаться в Москве в роли просителя». «Российская политика нового президента является близорукой, – писала The Washington Post. – Разговаривая с экономически и технологически слабой Россией, как с великой державой, Обама делает ее лидерам большое одолжение»[669]. Консервативные американские политологи отмечали, что Белый дом идет на серьезные уступки Кремлю, лишь бы не сорвать заключение нового договора по СНВ. Соединенные Штаты спокойно отреагировали на потерю ключевой для операций в Афганистане киргизской авиабазы «Манас» (некоторое время Штаты могли использовать ее лишь для транспортировки невоенных грузов), практически свернули военное сотрудничество с Варшавой и начали закрывать глаза на действия Москвы в Грузии. «Надежды на то, что умиротворение России сделает проще переговоры по ядерному разоружению, являются утопией, – утверждал директор программы стратегических исследований Американского института предпринимательства Гэри Шмит. – Конечно, Обама получит очередной повод для самолюбования, но Москва, скорее всего, решит, что Запад согласился с ее претензиями на постсоветское пространство»[670]. Правда, оптимисты в США связывали надежды с новым российским президентом. «Несмотря на то, что Медведев озвучивает иногда более жесткие и эпатирующие вещи, чем Путин, – говорили они, – политика его намного мягче».
ТАНГО С МЕДВЕДЕВЫМ
В июле 2009 года состоялся долгожданный визит Обамы в Москву, который, безусловно, стал продолжением кампании по завоеванию мирового общественного мнения. Американский президент произнес очередную «эпохальную» речь в стенах Российской экономической школы. Однако московская публика приняла его довольно прохладно. В отличие от европейских стран, Россия не демонизировала Буша и потому устояла перед волной обамамании.
После московского «перезагрузочного» визита вице-президенту Джо Байдену поручили деликатную миссию по восстановлению доверия к США на постсоветском пространстве. И справился он с ней превосходно, убедив украинскую и грузинскую элиту в том, что «перезагрузка» в отношениях с Россией «не будет происходить за счет связей с Тбилиси и Киевом». Эксперты назвали тогда турне вице-президента «балансовым постскриптумом к российско-американскому саммиту».
Уже в сентябре в Америку на заседание Генассамблеи ООН и саммит «двадцатки» прибыл президент Медведев. Накануне открытия Генассамблеи Обама попытался все-таки реализовать свою идею и объявил о перемещении элементов ПРО из Чехии и Польши в Южную Европу. Противники внешнеполитических экспериментов были убеждены, что Россия никогда не пойдет на ответные шаги и принялись критиковать президента за «опрометчивое решение». Глава российского МИД Сергей Лавров только подлил масла в огонь, когда заявил, что на предстоящих в Нью-Йорке переговорах Москва отказывается обсуждать возможность введения санкций против Ирана.
Однако Медведев спас репутацию Обамы. На российско-американском мини-саммите в Нью-Йорке неожиданно для всех он пообещал оказать ему поддержку в иранском вопросе, и признал, что в некоторых случаях без санкций обойтись невозможно. «Это был один из самых ярких моментов нью-йоркской политической недели, – отмечал директор Центра международных исследований Института США и Канады Анатолий Уткин. – Сидя у камина в знаменитой гостинице Waldorf Astoria, Медведев заявил, что Москва сделает все возможное, чтобы удержать Иран от приобретения ядерного оружия. Думаю, российскому президенту удалось пройти между Сциллой и Харибдой: он удовлетворил пожелания американцев, но не связал себя при этом конкретными обещаниями и отказался критиковать курс Ахмадинежада»[671].
Тем не менее американские политологи стали говорить, что крупнейшая внешнеполитическая ставка Обамы себя оправдала: идея связать ПРО в Чехии и Польше с компромиссом по Ирану, действительно, оказалась дипломатической находкой, и тем, кто критиковал Обаму пришлось прикусить языки. «Перед тем как отказаться от проекта строительства ракетных баз в Восточной Европе, – писала The Independent, – Обама, наверное, перекинулся парой слов с Карповым и Каспаровым. Иначе ему не удалось бы совершить такой блестящий ход на дипломатической шахматной доске, который, к тому же, был так точно рассчитан по времени»[672]. «Российско-американские отношения все больше напоминают танго, – отмечал ведущий эксперт Совета по международным отношениям Чарльз Капчан, – Вашингтон предлагает выйти на новый уровень отношений, и россияне отвечают взаимностью»[673].
Первая речь Медведева с трибуны ООН показалась экспертам одной из самых проамериканских речей российского лидера в истории. В ней Медведев рассыпался в похвалах Обаме, восхищаясь «решительностью президента, не побоявшегося отказаться от размещения ПРО в Восточной Европе». И политологи говорили, что «Путин произнес свою программную речь в Мюнхене (это было жесткое антизападное выступление), а Медведев – в Нью-Йорке на заседании Генассамблеи».
Многие сравнивали поездку российского президента в США с турне советского генсека Никиты Хрущева, которое состоялось за 50 лет до того. Хрущев прибыл в Нью-Йорк на огромном самолете Ту-114, для которого даже не нашелся подходящий трап в аэропорту. Как на заседании Генассамблеи ООН, так и на встречах с представителями американского истеблишмента он жестко отстаивал интересы своей страны, отказываясь вступать с США в «бесконечный процесс переговоров, не обещающий никакого успеха». И хотя Медведев остановился в той же нью-йоркской гостинице, что и Хрущев, и провел встречу со студентами того самого Питтсбургского университета, где когда-то выступал генсек, по сути, два этих визита не имели между собой ничего общего. «Хрущев прибыл на сессию ООН триумфатором, – говорили эксперты, – поскольку незадолго до этого СССР запустил свой первый спутник. Медведеву похвастаться было нечем. Россия никак не могла оправиться после кампании на Кавказе 2008 года и переживала резкое падение производства. И эпатажное поведение было бы неуместным». (Тем более что на заседании Генассамблеи было кому эпатировать публику. Иранский президент Ахмадинежад в очередной раз назвал Израиль «расистским государством» и осудил «еврейское влияние в мире», а лидер ливийской революции Каддафи на глазах изумленных делегатов порвал копию хартии ООН, окрестил Совет Безопасности «Советом терроризма» и потребовал суда над Бушем и Блэром за вторжение в Ирак).
