Андрей Фурсов - Мировая борьба. Англосаксы против планеты
Сразу же после чехословацких событий либеральные (по сути – прозападные) тона в идейно-художественной жизни СССР были приглушены. Были сделаны попытки уйти от огульного очернения Сталина и сталинской эпохи в духе примитивного хрущёвского доклада на ХХ съезде; либералы, естественно, расценили это как попытку реабилитации Сталина – плохо понимая собственную страну и суть строя, от которого кормились, они не поняли, что брежневский режим намного дальше ушёл от сталинизма, чем хрущёвский и что ни о какой реставрации сталинизма речи быть не может.
В феврале-марте 1969 г. журнал «Коммунист» печатает статьи о Сталине, где ему воздаётся должное как выдающемуся руководителю, где критикуется очернение сталинского периода истории СССР. В декабре 1969 г. «Правда» публикует статью к 90-летию со дня рождения Сталина. Меняется руководство некоторых литературно-художественных и публицистических изданий, несколько жёстче становится цензура, наиболее конъюнктурные «либералы» навостряют лыжи в противоположный лагерь, ссучиваются или, как минимум, начинают «колебаться с курсом партии»; во время горбачёвщины они дружно побегут назад и без всяких колебаний станут трубадурами сначала демократического социализма, а затем с 1993 г. антидемократического криминального капитализма.
В 1969 г. в журнале «Октябрь» (№№ 10-11) публикуется ненавидимый совлибералами роман «Чего же ты хочешь?» Вс. Кочетова. Роман о том, как западные спецслужбы ведут психологическую (психоментальную) обработку советской интеллигенции, по сути разлагают её, превращает в антисистемный элемент: «Разложение, подпиливание идеологических, моральных устоев советского общества – вот на что в Лондоне… решили потратить несколько десятков тысяч фунтов стерлингов». Роман Кочетова был навеян событиями в ЧССР; автор увидел в СССР ряд тенденций, которые обнажила в чехословацком обществе «Пражская весна».
Совлибералы обвинили Кочетова в конструировании образа врага, в антизападничестве, в сталинизме, в призывах к повторению 1937 года (что, конечно же, не соответствовало содержанию романа), но ведь именно о необходимости разложения морально-идеологических и культурно-психологических устоев советского общества и прежде всего его верхушки постоянно говорили с конца 1940-х – начала 1950-х годов западные спецы по информационно-психологической войне – говорили и делали, а Кочетов показал, как это делалось, ему бы только к Лондону добавить Вашингтон и многократно увеличить сумму. Кстати, после окончания Холодной войны наши бывшие противники откровенно признавали, какие огромные суммы были потрачены на подрыв советского общества и как всё это окупилось после 1991 г. Так что прав оказался Кочетов, причём не только в этом, но и во многом другом.
Отношение к роману «Чего же ты хочешь?» зависит, помимо прочего, и от отношения к тому, что произошло в 1991 г. и после. Если считать постсоветский социум обществом свободы (с лицом Ельцина), справедливости (с лицом Чубайса) и либеральной демократии (с лицом Жириновского), то роман Кочетова – нечто фальшивое и ходульное; если же это общество-катастрофа, появление которого обусловлено теми процессами, симптомы которых ещё в конце 1960-х годов разглядел В. Кочетов, то перед нами выдающийся социально-политический роман-предостережение, автор которого занимает чёткую моральную позицию. Впрочем, для нас в данном случае важно другое – тот факт, что чехословацкие события стали палантиром, в котором те, кто хотел, разглядели кое-что из будущего.
В то же время ни Кочетов, ни другая часть державного лагеря – «русисты-почвенники» не смогли предложить реальной альтернативы разложению комстроя и перспективе конвергенции, т. е. обуржуазивания, о котором мечтала часть номенклатуры. Разумеется, они не могли это делать по цензурным соображениям – пришлось бы открыто признать факт разложения, гниения советского общества, а как известно, рыба гниёт с головы, однако мемуары показывают, что и в их «подцензурных» статьях и разговорах такая альтернатива не просматривается. В этом плане события в ЧССР выявили острую проблему развития социализма: неспособность как властей, так и сторонников социализма сформулировать интеллектуальную и социальную альтернативу «либерализации», которая в условиях существования двух систем в перспективе означала обуржуазивание.
Чехословакия-68 и вокруг: взгляд из сегодняшнего дня
С учётом сказанного выше возникает несколько вопросов. Первый – надо ли было вводить войска? Ясно, что ввод войск был плохим вариантом, но не вводить войска было нельзя, можно было потерять Чехословакию в мировой системно-геополитической игре. Очень чётко сформулировал дилемму советского руководства Ю. В. Андропов во время встречи с коллегами из ГДР в сентябре 1968 г.: «У нас был выбор: ввод войск, который мог запятнать нашу репутацию, или невмешательство, что означало бы разрешить Чехословакии уйти со всеми последствиями этого шага для всей Восточной Европы (подч. мной. – А.Ф.). И это был незавидный выбор».
Сказанное Андроповым в значительной степени отвечает на второй вопрос: каким был главный мотив ввода войск – политико-идеологическим или геополитическим? Ясно, что второй. Об этом свидетельствует и уже цитировавшаяся фраза А. А. Гречко, о том, что войска будут введены даже в том случае, если это решение приведёт к Третьей мировой войне. Но, быть может, слова Гречко и Андропова – это всего лишь пропаганда, оправдание военной акции, главным в которой была политико-идеологическая составляющая? Нет – об этом свидетельствует братиславское коммюнике. В нём советское руководство согласилось на «третий путь», на «социализм с человеческим лицом» при условии, что ЧССР остаётся в ОВД. Вот что было главным.
Об этом прямо пишут и неангажированные западные исследователи. Вот, например, что пишет автор книги «Операция “Раскол”» С. Стюарт: «…в каждом из этих случаев (ввод войск в Венгрию в 1956 году и в Чехословакию в 1968 году. – А.Ф.). Россия стояла перед лицом не только потери империи, что имело бы достаточно серьёзное значение, но и перед лицом полного подрыва её стратегических позиций на военно-геополитической карте Европы. И в этом, больше чем в факте вторжения, состояла действительная трагедия. Именно скорее по военным, чем по политическим причинам контрреволюция в этих двух странах была обречена на подавление: потому что, когда в них поднялись восстания, они перестали быть государствами, а вместо этого превратились просто в военные фланги».
Третий вопрос: выходит, решая свои геополитические задачи СССР прервал строительство демократической модели социализма? Ответ на этот вопрос прост: возможности строительства демократической модели социализма в мире, в котором идёт противоборство двух систем – капиталистической и коммунистической – ничтожны.
Размышляя о том, привело бы развитие событий в ЧССР (и Венгрии) к созданию реформированного социализма, если бы не ввод войск, М. Вольф считает такой вариант весьма маловероятным, поскольку он требует двух условий. Первое – изменения в Москве, как это произошло при Горбачёве. Второе, что ещё более важно, «строгое соблюдение невмешательства со стороны Запада, а кто был намерен всерьёз занимать такую позицию?». Вольф знает, что говорит: в условиях системного геополитического образования попытка создать в той или иной стране «социализм с человеческим лицом» тут же была бы использована Западом для буржуазной трансформации этого общества, причём, как показал пример Восточной Европы и РФ 1990-х годов, вовсе не в «демократический капитализм», а в периферийный капитализм с бесчеловечным лицом. Нет сомнений, что так бы произошло и с Чехословакией без ввода войск в августе 1968 г.
Более того, демократизация политики и рыночные реформы – суть деятельности команды Дубчека – всегда рассматривались Западом как средства создания управляемого хаоса в своих интересах. Это прямо признают творцы стратегии «управляемого хаоса» на Западе. Так, Стивен Манн (высокостатусный дипломат; с 1976 г. – спец по СССР; с 2004 г. – спецпредставитель президента США по евразийским конфликтам) говорит о необходимости «усиления эксплуатации критичности» (т. е. максимального обострения напряжённых и конфликтных ситуаций) и «создании хаоса» как инструментах обеспечения национальных интересах США. Ну а в качестве механизмов создания хаоса в лагере противника, будь то соцлагерь, СССР или Россия он прямо называет «содействие демократии и рыночным реформам». Именно это было использовано против СССР при Горбачёве и против ЧССР при Дубчеке. О том, что «горбачёвщина» и «дубчековщина» – явления одного порядка, говорили многие, в том числе горбачёвцы. Так, в своё время мидовец Г. Герасимов на вопрос, в чём разница между горбачёвскими и чехословацкими реформами, ответил: «В девятнадцати годах». Только в 1968 г. «управляемый хаос» удалось прекратить, а в 1987 г. сил, способных это сделать и повернуть номенклатурную либерализацию в сторону общесоциальной демократизации в интересах общества в целом не нашлось; строй сгнил, в результате комбинации внутренних причин и внешнего воздействия.
