Максим Кантор - Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия
Малая нация может презирать большой народ: армяне — турок, ирландцы — англичан, украинцы — русских; это происходит в силу ясных исторических причин. Но представить, что армяне устроят турецкий геноцид, нереально; так же нереально предполагать, что в отношении ядерной страны России, обладающей новейшим вооружением, малая страна Украина может вынашивать планы геноцида.
Сегодня фашизм пришел в мир снова. То, что это слово возникло в политическом словаре, закономерно. На смену демократии приходит фашизм.
Мы обязаны дать определение данному явлению. Прежде всего условимся: фашизм может проявляться лишь в среде, обладающей способностью воплотить расовую доктрину. Тамбовская криминальная группировка, враждующая по расовому признаку с чеченской криминальной группировкой, не является образцом фашизма: тамбовцы не в силах устроить чеченский геноцид. Напротив, страна, накопившая достаточно ресурсов для атаки на мир, может стать фашистской.
Надо заметить, что и российская ненависть к Украине не направлена буквально против украинцев; русские всегда высмеивали украинцев, но не ненавидели — в лице Украины ненавидят Запад. Фашизм — это всегда реваншизм, месть за поражение; фашизм приходит тогда, когда побежденный накопил сил. Оскорбления в адрес Европы (Европу именуют «Гейропа») и Америки (которую давно прозвали «Пиндостан»), прозвища «толерасты» и «либерасты» (которые намекают на противоестественность толерантности и либеральности) — все это есть не что иное, как образцы характерного сознания.
В Украине произошло национальное восстание против соверена (которое всегда агрессивно и в украинском варианте связано с традициями «гуляй-поля»), но Россия увидела в этом движение «атлантизма» к границам Евразии. Всякая империя уходит трудно. Британская империя долго не могла проститься с Индией и Ирландией — было пролито много крови, прежде чем пришло понимание того, что колонии не удержишь. Только исключительная мудрость де Голля помогла расстаться с Алжиром, остановить войну.
Но всякая империя испытывает фантомные боли по отрезанной руке и связывает неудачи внутреннего строительства с потерей сфер влияния. Отсюда и появилось слово «фашизм»: в постимперском сознании былая угроза западного вторжения связалась с сегодняшним переходом соседней страны в лагерь Запада.
Представить, что сравнительно маленькая (по отношению к огромной России) Украина готовит геноцид гигантского пространства, немыслимо. Однако боль утраченной империи заставила в это поверить.
В последние годы в политическом лексиконе решающим словом стало слово «геополитика» — властная дисциплина, которая подменила идеологию: постулировано, что есть сила вещей, которая заставляет поступать определенным образом. В украинской трагедии понятие «геополитика» является ключевым, это мост, связывающий конфликт с фашизмом. Однако связь иного порядка, не та, что преподнесена телезрителям.
Объяснять феномен фашизма требуется заново. Сведения о фашизме устарели, вирус мутировал, приспособился к новой природной среде. Фашизм — это не явление 30-х годов прошлого века.
Сегодня ясно: фашизм — это перманентная болезнь цивилизации, возвращающаяся снова и снова. Сегодняшний фашизм, возникающий повсеместно, и похож, и не похож на фашизм ХХ века. Надо внимательно рассмотреть знаменатель, радикал этого явления.
Прежде всего, надо отказаться от невнятного слова «тоталитаризм».
Термин «тоталитаризм» специально внедрили, чтобы спрямить историю; «тоталитаризм» — это понятие времен холодной войны, когда потребовалось разделить достижения победителей («открытые общества») и практику авторитаризма. Создав концепцию общего зла «тоталитаризма», приравняли режимы и преступления Сталина и Гитлера. Оба обличены как тоталитарные диктаторы; таким образом, и культурная типология, и само понятие «фашизм» оказались размытыми.
Между Гитлером и Сталиным общего мало. Оба злодеи, оба убийцы, однако один националист, а другой — интернационалист; один за неравенство господ и рабов, другой — за равенство рабов. На каком основании их можно объединить?
В аду много кругов, и нисхождение в ад — дело долгое. Можно погружаться глубже и глубже в самую глубину ада, и зло имеет много лиц. Иерархия Зла (как и иерархия Добра) — это важнейшая вещь в структуре сознания, не следует ее устранять. Но холодная война требовала только черную и белую краску — и нарисовали условный, обобщенный портрет эпохи.
Думаю, это была стратегическая ошибка (разумеется, если мораль и гуманистические соображения можно отнести к вопросам стратегии). Иногда я саркастически думаю, что Ханна Арендт совершила ошибку умышленно, это такая классическая «хайдеггерианская» подмена, обобщение, меняющее смысл явления.
Возможно, она подсознательно (подчеркну: подсознательно) имела в виду защиту Хайдеггера от обвинений в нацизме; следовало показать, что все зло однородно, чистых нет вообще, все повязаны одним грехом. Все противоречивые явления вместили в общую картину тоталитаризма, и отдельные явления расплылись, как акварель, залитая водой.
Полагаю, что такой вещи, как тоталитаризм, в природе обществ вообще не существует, но есть много различных дефиниций угнетения и много (гораздо больше, нежели девять) кругов Ада. Сталин — представитель одного круга, Гитлер — обитатель другого, и эти два тирана имеют столько же общего, сколько Тамерлан и Македонский. Насилие — да, убийство — да, рык совращенной толпы — да, тирания — разумеется, да! Но Сталин не убивал, руководствуясь принципом расы, а Гитлер — именно по причине крови и расы.
Говорят, что это все равно: доктрина коммунизма столь же чудовищна, как и фашизм; мол, истребление по классовому признаку равно истреблению по расовому признаку. Не могу принять такую точку зрения — и с исторической точки зрения тоже некорректно сравнивать эти доктрины. Капиталист перестанет быть капиталистом, утратив капитал и власть; но еврей не может перестать быть евреем.
Когда историк Эрнст Нольте (я часто беседовал с ним в Берлине) ввел термин «европейская гражданская война», он изобразил ссору коммунизма и фашизма как склоку в европейской семье. Нольте настаивает на том, что геноцид по расовым признакам лишь паритетный ответ на классовый подход. Это стало великой послевоенной провокацией.
Знак равенства между коммунизмом и фашизмом поселил хаос в мозгах совершенно в духе релятивистской эпохи постмодерна. Этот хаос подготовил торжество фашизма над демократией, которое мы наблюдаем сегодня.
Любопытно, что и Эрнст Нольте, и Ханна Арендт — ученики Хайдеггера. И впрямь, все это в комбинации представляет великолепную защиту, совершенную индульгенцию для учителя. Противостоять тоталитаризму невозможно по той простой причине, что он неопределим; для противостояния тоталитаризму была изобретена такая же безразмерная, неопределимая демократия — не укорененная в определенную культуру и полис, а лишь волшебная мантра.
Примитивному блоку тоталитаризма противопоставили не менее примитивную модель открытого общества — и это привело к теоретической сумятице. Сегодняшний взрыв фашизма в Европе — это не что иное, как реакция на упрощенную модель.
Сегодня люди шагнули к радикальному решению своих бед, но вспомним: их в этом направлении подтолкнули. «Тоталитарный строй» обозначал любое социальное образование, этим словом охотно обозначали восставших бедняков из нищих стран. Испуганный рынок твердил: «Всякая революция ведет к созданию тоталитарного строя — поглядите на Сталина, Кастро, Мао, Пол Пота», — и это ничего не объясняло.
Примитивная оппозиция «условный тоталитаризм» — «условная демократия» ослабила прежде всего саму демократию. Боялись конкретных исследований конкретных обществ; как это и свойственно эпохе постмодерна, убеждения были основаны на отсутствии категориального рассуждения.
Поглядите же, что сегодня из этой абстракции получилось.
Данная абстракция породила последующую абстракцию: новым глобальным обобщением стала теория противостояния «Евразийской цивилизации» и «Атлантической». Оппозиция «Евразия — Атлантика» представлена миру совсем недавно (впрочем, Оруэлл предсказывал это упрощение еще в 1948 году), примитивная оппозиция континентов заменила прежнюю оппозицию «тоталитаризм — демократия».
Стали говорить о столкновении цивилизаций, о глобальном планетарном конфликте и туманными заклинаниями объясняли реальность.
Сегодня миллионы оболваненных готовы умереть за Евразию в борьбе с абстрактной Атлантической цивилизацией, но помилуйте, разве вчера миллионы граждан не боролись с абстрактным тоталитаризмом за абстрактную демократию? Чем же одна абстракция хуже другой?
Критично здесь то, что фашизм — это отнюдь не абстракция. Это наиболее конкретное зло из имеющихся. Всякое убийство сугубо конкретно. История всякого фашизма — конкретна.
