Андрей Безруков - Россия и мир в 2020 году. Контуры тревожного будущего

Но в этом случае США и их союзники будут вынуждены практически в одиночку иметь дело с активизирующимся Востоком. При том, что фокус мировой политики сегодня смещается из Европы в сторону исламского мира и Китая. Но на этом направлении США и ЕС встретят не бывшие члены ОВД, готовые ради прощания с советским прошлым на значительные издержки и ожидания будущих бонусов. И здесь «линейного проекта» не получится, что уже доказали провальные опыты по демократизации Афганистана и «Большого Ближнего Востока». Российское влияние в Евразии можно уменьшить, а голос Москвы можно сделать тише. Но это контрпродуктивно в меняющемся мире для самого Запада. Слабая Россия не принесет стабильность ни в Европу, ни в Азию, а, напротив, мультиплицирует риски и угрозы для стран ЕС и в конечном итоге для США, активно вовлеченных в обеспечение европейской безопасности.

Таким образом, не исключено, что «фоновые факторы» заставят США и их союзников пойти на коррекцию своей позиции по отношению к Москве. Этому же тренду могут помочь и внутриукраинские проблемы: затягивание реформ, рост популистских, националистических настроений и, в итоге, фрагментация страны де-факто или де-юре. В любом случае среднесрочное развитие будет во многом зависеть от российского запаса прочности. Насколько Москва окажется в состоянии обеспечить минимизацию кризисных издержек, разрешить вопрос о более качественном уровне управления как внутри страны, так и во внешней политике? От ответов на этот вопрос во многом зависит тот выбор, который будет сделан США и их союзниками на российском направлении.

Сегодня многие эксперты и политики говорят о необходимости переоформления основ европейской безопасности посредством реализации «Хельсинки‑2» с учетом новых реалий, наступивших после распада СССР, завершения «холодной войны», расширения НАТО и ЕС и возникающих на этом пути альтернативных видений будущего. Однако без прекращения конфронтации между Россией и Западом, выхода на компромиссные соглашения относительно постсоветского пространства такой процесс невозможен. Для того чтобы преодолеть имеющееся препятствие, важно выйти из положения «заложников» украинского кризиса и возобновить полноценный диалог.

Глава 2

Европа. Борьба с неопределенностью

Офицеров-Бельский Дмитрий Владимирович – специалист по Восточной Европе, кандидат исторических наук (2004). Ведущий аналитик агентства «Внешняя политика». Доцент кафедры гуманитарных дисциплин НИУ ВШЭ. Его публикации посвящены внешней политике Польши и других стран Восточной Европы, европейской безопасности и отдельным аспектам российской внешней политики. Автор книги «Этнополитические процессы в странах Западной Европы и Америки» (2007).

Европейская интеграция уже на протяжении многих лет воспринимается как данность даже скептиками. Вполне естественным стало рассуждать о движении к единой Европе со времен Карла Великого, но из исторической памяти постепенно выпадают или лишаются эмоциональной окраски такие контрастирующие с современностью фрагменты прошлого, как эпоха колониализма, религиозных, наполеоновских и мировых войн. Мы редко задумываемся о том, что за исторически короткий срок Европа прошла большой путь от центра мирового развития и военных конфликтов, мирового соперничества европейских держав до конгломерата стран, поглощенных собственными проблемами. В конце XIX века, предчувствуя пока еще неясные будущие изменения, Ф. М. Достоевский сравнил Европу с кладбищем, а О. Шпенглер написал позднее о «закате Европы». Между тем, когда после Второй мировой войны предчувствия стали реальностью, европейцы практически не заметили деколонизации и в целом были рады американской помощи в восстановлении экономики и защите от советской угрозы. Однако именно потеря прежнего мирового статуса стала, пожалуй, самой существенной причиной европейской интеграции, начавшейся со сближения непримиримых прежде соперников – Франции и Германии.

В 1990‑е годы начался новый этап европейской истории, перемены были динамичными. В сравнении с тем временем следующее десятилетие представляло собой «энергичное топтание на месте». Обилие инициатив и проектов, интеграция новых членов, споры о будущем институциональном дизайне и перманентное усложнение правовой базы ЕС – все это сочеталось с организационной неподвижностью, неготовностью правительств к перераспределению полномочий и завуалированной борьбой за национальные интересы. Это был период накопления потенциала для качественных трансформаций, но многие проблемы и решения были отложены на будущее. Экономический кризис 2000‑х годов заставил понять очевидный факт: неопределенность путей дальнейшего развития ЕС может оказаться более пагубной, чем глубокая интеграция, лишающая страны их суверенитета, или дезинтеграция.

Реформистский потенциал Лиссабонских соглашений иссяк, и, несмотря на «кризис согласия», с начала нового десятилетия мы наблюдаем новую актуализацию интеграционного дискурса. Самое сложное, что предстоит в ближайшей перспективе, – это изменение договоров ЕС. Об этом, как о насущной необходимости, говорил еще в ноябре 2012 года прежний глава Еврокомиссии Баррозу: «Нам нужен настоящий, глубоко интегрированный экономический и валютный союз для того, чтобы преодолеть кризис доверия»[8].

Лиссабонские соглашения, определявшие развитие ЕС в последние годы, фактически представляли собой замену одних компромиссов другими. В первую очередь это касается введения с 2014 года новой системы голосования по принципу «двойного большинства» – решения в совете будут приниматься только в случае, если за них проголосовало более 55 % стран (более 15 стран), представляющих не менее 65 % населения ЕС. Пока еще любая страна ЕС может инициировать возвращение к правилам Ниццкого договора, но с 2017 года новый принцип станет единственным.

Решения по наиболее важным вопросам, касающимся внешней политики и политики безопасности, налогов, ключевых вопросов экологической политики, совместной работы национальных правоохранительных органов и судебных систем по-прежнему будут приниматься единогласно. Однако тенденции таковы, что принятие решений квалифицированным большинством со временем распространится и на эти сферы. Таким образом, самые сильные и населенные страны ЕС смогут расширить свой контроль над европейскими процессами. Дольше всего сопротивление «диктату большинства» можно ожидать в сфере внешней политики и в вопросах безопасности.

В Лиссабоне произошло перераспределение ответственности от наднациональных структур ЕС в пользу межправительственных. Это сохранило процедурный «демократизм», но явно не способствовало эффективности и скорости принятия решений. Ситуацию призвано исправить изменение институциональной логики – принятие ключевых решений по-прежнему будет делом межправительственного консенсуса и решаться голосованием, но наднациональные структуры получат больше контролирующих функций. В силу того, что произвести перераспределение полномочий в пользу Комиссии ЕС или Европейского парламента практически невозможно, дилемма может быть разрешена посредством создания новых специализированных микроинститутов, наднациональных по своей сути.

В 2011 году в ЕС уже была проведена масштабная реформа финансового регулирования – тогда были созданы наднациональные органы по надзору над банковской и страховой отраслями, а также над рынками ценных бумаг. В энергетике, с целью реализации задач «третьего энергопакета» ЕС по либерализации рынков электроэнергии и газа, в том же 2011 году была создана новая организация ACER (Агентство сотрудничества энергетических регуляторов). В 2014 году была создана ERGA (Европейская группа регулирующих органов аудиовизуальных медиасервисов), призванная способствовать согласованности национальных регуляторов, но имеющая большой потенциал для вмешательства в работу СМИ благодаря возможности применения санкций. На фоне продолжающегося экономического кризиса практика создания новых европейских регуляторов и наделения их полномочиями контроля над национальными регуляторами может быть распространена на многие сферы, а сами регуляторы, обретя необходимый вес, могут приобрести статус весомых наднациональных институтов ЕС и стать серьезными инструментами диктата лидеров ЕС.

Можно ожидать активизации судебной системы ЕС и расширения числа специализированных трибуналов. В ряде случаев европейские суды уже принимают решения, предполагающие серьезные политические или экономические последствия. Достаточно вспомнить оспаривание санкций ЕС российскими компаниями в Европейском суде общей юрисдикции, постановление об исключении ХАМАС из списка террористических организаций, снятие санкций с Ахмеда Каддафа ад-Дама (двоюродного брата свергнутого ливийского лидера) и т. д. Логика развития судебной системы ЕС состоит на данном этапе в том, что в ближайшей перспективе она должна стать подлинной властью и компенсировать слабость европейского объединения, переживающего постоянное сопротивление национальных правительств и находящегося в постоянном поиске консенсуса.