Юрий Емельянов - Сталин перед судом пигмеев
Эти вопросы позволяют воссоздать атмосферу, в которой разворачивалась травля Нины Андреевой, ее письма и тех, кто поддержал преподавателя химии. Поток вопросов, заданных Карякиным, отражает не только его натуру, но и характер словопрений в кружках столичной интеллигенции, Запугивая себя и других ужасами «доносов» и «следствий», Карякин, как и прочие участники подобных «непросыхающих» дискуссий, на деле доносили на Нину Андрееву, на тех, кто публиковал ее письмо, на тех, кто ее поддержал, и давали четкие указания, каким образом вести следствие по «делу Нины Андреевой». Постоянно возмущаясь «заговорщическими» версиями, которыми изобиловали процессы 30-х годов, и объявляя параноиками советских руководителей тех лет, Карякин и его друзья демонстрировали параноидальную одержимость, увидев в частном письме Нины Андреевой широко разветвленный заговор, направленный против правящей партии и Советского государства. Карякин, не упускавший случая, чтобы выразить свое негодование по поводу произвольных приговоров 30-х — начала 50-х годов, спешил подсказать компетентным органам партии и государства, что Андреева и «другие» нарушили Устав и Программу партии, а также Конституцию СССР. Видимо, все те, кого хотел привлечь к ответственности Карякин, должны были быть исключены из партии, а затем преданы суду по всей строгости закона за покушение на конституционный строй.
Пугая читателей картиной репрессий, которые должны были обрушиться на страну в случае, если бы сторонники Нины Андреевой восторжествовали, Карякин изображал; из себя и своих единомышленников жертв возможного, хотя и несостоявшегося террора. Доказывая правоту своих измышлений, он обрушивал на читателей новую серию вопросов: «Или все эти вопросы неправомерны, и надо запретить их задавать? А может быть, надо еще запретить над ними и думать? Или они нас не касаются? Не нашего ума дело? Почему это не нашего? А чьего тогда, позвольте узнать? Разве от прямого ответа на них не зависит тоже ход, судьба обновления?»
На протяжении своей статьи Карякин постоянно обыгрывал сходство названия ароматического препарата, использовавшегося в России в XIX веке («ждановская жидкость»), с фамилией A.A. Жданова. Поскольку никакой 3 связи между данным препаратом и покойным партийным руководителем Карякин не мог логично проследить, то для объяснений этой поверхностной ассоциации приходилось опять обращаться к работе Ф. Углова. Ссылаясь на исследователя проблемы алкоголизма И.А. Сикорского, Углов утверждал, что «под влиянием алкоголя» особенно сильно разрушаются «более сложные» умственные процессы — «ассоциации»: «Вместо внутренних ассоциаций часто проявляются ассоциации внешние, нередко стереотипные, основанные на созвучии, случайном внешнем сходстве предметов… Иногда подобные ассоциации появляются без малейшего основания, но зато упорно держатся в уме, всплывая снова и снова. Человек как бы «зацикливается» на них. Такие ассоциации напоминают собой патологическое явление, замечаемое при неврастении и психозах… Все это указывает на глубокие изменения механизма мышления человека».
Очевидно, став давно жертвой «стереотипных», «внешних», «случайных» ассоциаций, Карякин старался уничтожать глубинные ассоциации, сложившиеся в общественном сознании советских людей. В характерной для него агрессивной манере он писал: «Знаю, знаю, всю жизнь от вас слышу: в сознании народа слова социализм и Сталин — слились, отождествились, и надо с этим считаться. Да, к беде нашей великой, это так (впрочем, далеко не у всех). Я бы даже добавил: слова эти — склеились! Ну и что?» И опять прибегая к случайным ассоциациям и подменяя логику ее видимостью, Карякин с торжеством провозглашал: «Были в свое время склеены слова христианство и инквизиция, Христос и Торквемада. Расклеились».
Вместо сложившихся в общественном сознании ассоциаций, Карякин навязывал иные. Он требовал признания постулатом следующее положение: «Сталин — это беспрерывное, систематическое понижение цены человеческой жизни — до нуля, понижение цены личности — до отрицательной величины: личность — вот главный враг, вот что всего подозрительнее, всего опаснее». И тех, кто не признавал этот постулат, автор говорил, что они задыхаются в «чистой атмосфере». Обращаясь к ним, он утверждал: «Лишь в темноте вы чувствуете себя сильными (да и в самом деле — сильны), а на свету? На свету вы бессмысленно хлопаете глазами, как филины».
Эти явно не человеческие существа, не способные дышать свежим воздухом и теряющие ориентацию на свету, совершали, по словам Карякина, фантастические преступления: «Вы пытаете факты точно так же, как ваши предшественники пытали живых людей. Вы снова хотите их, эти факты, арестовать, заточить, испепелить. Для вас преступлением является само раскрытие преступлений… Совесть для вас (совесть) — это весть не о боли, не о судьбе народа, а весть о воле начальства сталинско-ждановской выучки… Вы боитесь, боитесь и народа своего, и правды, и совести».
В стране, в которой развернулась охота на «сторонников Нины Андреевой», статья Карякина пользовалась огромной популярностью, особенно среди части интеллигенции. Поэтому она была включена в сборник «Иного не дано». Что же было это «нечто», чему не было альтернативы?
Представлено 34 статьи различных авторов на самые разные темы. Писатель С. Залыгин высказался на обычную для него тему, протестуя против попыток вернуться к отвергнутому уже плану о переброске северных рек. Указав в начале своей статьи о том, что он не хотел участвовать в сборнике, так как он «детально знаком лишь со сравнительно узким кругом вопросов, касающихся в основном работы научных учреждений и публикации научной литературы», академик В. Гинзбург в своей статье «Против бюрократизма, перестраховки и некомпетентности» высказал справедливые упреки в адрес невероятно усложненной процедуры оформления научных публикаций.
В своей большой статье социолог Т. Заславская приводила данные опросов относительно отношения к перестройке. При этом оказывалось, что за перестройку выступают поголовно «передовые рабочие и колхозники», а против перестройки почти поголовно «ответственные работники управлений», «ответственные работники торговли и обслуживания», «необоснованно привилегированный слой рабочих» и «представители организованной преступности». Хотя невольно возникали сомнения, каким образом авторы опросов смогли выделить такие группы (неужели люди сами именовали себя «представителями организованной преступности» или «передовыми рабочими и колхозниками»?), статья содержала обычные для того времени в советской печати положения о необходимости перестройки.
Несмотря на зазывное название своей статьи («Зачем дорога, если она не ведет к храму?»), в таком же духе высказывался и Н. Моисеев: «Наука современный научный марксистский анализ состояния нашего общества как никогда нужны именно сегодня, на начальном этапе трудного и длительного переходного пути, на который, как мы все надеемся, вышла наша страна». Резко осудив бюрократию и высказав ряд замечаний о возможных позитивных последствиях введения рыночных механизмов, Моисеев тут же оговаривался и замечал: «С помощью рынка ГОЭЛРО не реализуешь. Вот почему и на рынок нужна определенная управа». Затем Моисеев рассказывал об истории ГОЭЛРО и его огромной роли в развитии советской экономики. В этих статьях не было ничего радикального. Против Значительной части их содержания трудно было возразить, громкое название «Иного не дано», объединявшее эти статьи, казалось излишним. Но статьи академика Гинзбурга, писателя Залыгина и ряда других авторов служили лишь удобным прикрытием для других материалов, предлагавших программу радикальных перемен в обществе. Лозунг борьбы против бюрократии использовался для того, чтобы доказать необходимость коренного демонтажа советской системы. «Иного», кроме разрушения существующего строя, «не дано», — утверждали большинство авторов, которых в то время стали именовать «прорабами перестройки».
В своей статье «Перестройка управления экономикой» Г. Попов писал: «Речь идет о решительной перестройке, быстрой. Глубокой… Очистительная экономическая буря Скорее всего за два-три года отбросит нас по показателям назад, но смоет все неэффективные предприятия, как монстров, рожденных администрированием, так и — главное — снесёт Административную Систему, которая, эксплуатируя в прошлом и свою неизбежность, и свои былые заслуги, на десятилетия продлила свое существование, вырождаясь в механизм торможения, обрекая страну на предкризисную ситуацию».
«Вместе с уходом администрирования из экономики, — предрекал Попов, — создадутся условия для его преодолевшая в культуре, науке и других областях. Диалектика такова, что нельзя перестроить экономику, не перестраивая одновременно — и даже раньше — политику. Ибо политика — концентрированное выражение экономики, и надо начать с неё». Такая «очистительная буря» приведет к кардинальным переменам даже в быту советских людей, уверял Попов. «При демократическом варианте» перестройки, писал экономист, «между семейной фермой и имеющей заработанные трудом деньги городской семьей или никого не будет или молоко будет доставляться прямо в квартиру в установленное время, в договоренном количестве и по договоренной цене».
