Марк Блиев - Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений

Часть II

Южная Осетия в политических коллизиях новейшего времени

1917 год

Накануне второй русской революции Южная Осетия оставалась под неослабным игом грузинских тавадов. В течение последних 10 лет, прошедших с окончания первой русской революции, осетинское крестьянство постепенно утратило свои завоевания и вновь подпало под гнет феодально-полицейского режима. Редкие поползновения к бунтам и волнениям пресекались властями жестоко и неукоснительно. Замечалось и другое – по мере ужесточения деспотического режима явно росло социальное напряжение. Особенность югоосетинских крестьянских выступлений заключалась в их четкой зависимости от российских политических кризисов. Осетинское крестьянство, несмотря на крайне угнетенное положение, хорошо ориентировалось в общей обстановке, складывавшейся в стране. Оно не предпринимало опрометчивых шагов, не открывало себе «фронта», заведомо ведшего к поражению. Этим объяснялось успешное наступление на Южную Осетию феодальной реакции, вернувшей себе прежние позиции. Но события 1917 года, в особенности – продолжавшаяся для России мировая война, были закономерны и вполне предсказуемы. О них догадывались даже в столь отдаленных глухих районах, каким, несомненно, оставалась Южная Осетия. Стоит отметить еще одну важную черту осетинского народа: в обстановке, когда Россия была занята тяжелой мировой войной, в Осетии больше задумывались о том, как принять участие в этой войне и помочь России обезопасить себя, нежели о таком «рядовом» и «превратном» деле, как крестьянское восстание.

Судя по всему, политическое пробуждение Южной Осетии относится к весне 1917 года. Оно состоялось под влиянием февральских событий в России, приведших к свержению царизма. Глубокая политическая перемена, происшедшая в Петрограде, стала известна в Южной Осетии лишь к весне 1917 года. В апреле этого года газета «Кавказский рабочий» сообщала о «многотысячном митинге» в Цхинвале. На нем царизм был назван «старым деспотическим правительством во всех областях жизни». Понималось и другое – становление России на путь «обновления». Специфика вовлечения Южной Осетии в общероссийские события заключалась в том, что при сложной внешней атрибутике, присущей политической революции в России, где были задействованы все сословия и политические партии, в Южной Осетии действовали, как и прежде, две основные силы: осетинское крестьянство, с одной стороны, и грузинские феодальные верхи – с другой. К наиболее сложной стороне противостояния этих двух политических сил можно было отнести разве что частичное присоединение к осетинскому крестьянству некоторых представителей грузинских социальных низов, так же, как и вовлечение крайне незначительных социальных групп из осетинских крестьян в «партию» грузинских тавадов, господствовавших в Южной Осетии. В условиях, когда в столице России обрушился отслуживший свой век царизм, произошла перегруппировка, или же «перестройка» политических течений в Грузии и Южной Осетии. Наиболее престижно, как нечто обновляющее, выглядело социал-демократическое движение, имевшее два основных крыла – правое и леворадикальное. Правое крыло присвоило себе название «меньшевистского» и под этим прикрытием объединяло консервативные и реакционные силы Грузии; сюда входили главным образом представители традиционно фрондирующей части грузинских тавадов, а также молодой и слабой грузинской буржуазии, мечтавшей о социальном восхождении в условиях грузинской автономности. Леворадикальное политическое течение, как и правые реакционные силы, социально не было однородным. Опираясь на угнетенные массы крестьянства и рабочих, это политическое крыло, выступавшее под эгидой большевиков, отличалось особой идеологичностью. Привлекательной для Грузии стороной большевистской идеологии, в основе которой лежал «русский марксизм», являлась ее агрессивность. Она вполне импонировала восточным традициям политической борьбы. На грузинскую историческую поверхность как нечто естественное ложились две основные установки марксизма: а) идея о непримиримой классовой борьбе; б) установление диктатуры как главная задача революции. Николай Бердяев писал о двух разных марксизмах – европейском и русском. По тем критериям, по которым философ различал марксизм, вполне можно было иметь в виду и «грузинский марксизм», обладавший своей собственной социальной протоплазмой. Не случайно, что ни одна из национальностей Кавказа, не говоря уже о Средней Азии, не дала России столько марксистов-большевиков, сколько Грузия. Предрасположенность к агрессивной идеологии, несомненно, основывалась на одной-единственной предпосылке – глубоком проникновении в грузинское общество восточно-деспотических традиций. Несмотря на это, как грузинский марксизм, так и большевизм, опиравшиеся на народные массы и боровшиеся в годы революции с феодальным гнетом в Грузии, представляли собой прогрессивную силу. Именно она последовательно противостояла феодальному мракобесию и сплачивала крестьян и рабочих во имя ликвидации средневекового социального гнета в Грузии. Что касается Южной Осетии, то она с самого начала присоединилась к идее большевиков о строительстве Советской власти, поскольку она больше всего отвечала интересам борьбы осетинского крестьянства с грузинским разбойным феодализмом. В этом отношении югоосетинские общества представляли собой некий социальный монолит, нацеленный на свое освободительное движение. Летом 1917 года осетинское крестьянство Южной Осетии продемонстрировало приверженность к политической солидарности и четкой ориентированности на антифеодальную борьбу. В августе этого года в селе Ортев состоялось «первое организационное совещание», на котором был создан «Союз революционного крестьянства». Судя по всему, «Союз» был образован в ответ на установление в ряде мест Южной Осетии власти так называемых меньшевиков. Так, последние успели в селе Корнис провозгласить свое властное управление, состоявшее из представителей феодальной знати. Крестьянские силы были внимательны к подобным политическим действиям. В противовес меньшевикам осенью 1917 года они создали Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, разогнавших в Корнисе феодальные власти меньшевиков. Но главным достижением этого года стоит считать Первый Съезд народа Южной и Северной Осетии. По архивным данным, извлеченным У. Тедеевой, на нем состоялся доклад по такому важному вопросу, как политико-административное и культурно-образовательное объединение двух частей Осетии. Благодаря русской революции впервые политически безупречно Первый Съезд Южной и Северной Осетии сформулировал национальную идею осетинского народа: «...перед нами во весь рост встала сознательная историческая задача – воссоединить Осетию и, образовав единый национальный организм, создать общенациональную основу для прогрессивного развития осетинского народа». В 1917 году этой проблемой занимались Н. Джиоев, С. Такоев, М. Гадиев, Г. Баев и другие.

1918 год

Большевизм в Южную Осетию проникал главным образом из Тифлиса. Его проводниками были осетины-рабочие, занятые на тифлисских предприятиях. Число их неизвестно, однако, судя по помещениям, где происходили собрания осетинских большевиков, их было несколько десятков. В январе 1918 года в Тифлисе осетинские большевики заседали в мужской гимназии, а затем в Народном доме. В конце того же месяца осетинские «интернационалисты», считавшие себя «социал-демократами», в Тифлисе создали «осетинскую партию большевиков „Чермен“. Она образовалась по примеру североосетинской крестьянской партии „Чермен“. Организаторы ее основной своей целью ставили „организацию деревенской бедноты Северной и Южной Осетии“. Пока группировались партийные политические силы Южной Осетии, крестьяне занялись борьбой с грузинскими помещиками, господствовавшими в осетинских обществах. Ее возглавил „герой гражданской войны“ Исак Харебов; создав специальный отряд из осетин, участников первой мировой войны, он обрушился своими силами на грузинских тавадов. Отряд Харебова насчитывал от 200 до 300 крестьян, из них 150 человек составляли „ядро“ из бывших фронтовиков. Тифлисский губернский комиссар, происходивший из феодальных верхов, с тревогой писал о том, как отряд Исака Харебова расправляется с „целыми семьями помещиков“. „Третьего дня, – писал комиссар, – вырезана вся семья помещика Г.Н. Визирова в сел. Осиаури“. Судя по фактам и событиям, происходившим в Южной Осетии, обстановка здесь была предельно накалена. После смены власти в Петрограде власть в Грузии и Южной Осетии досталась главным образом дворянско-буржуазной прослойке, пытавшейся отстоять свои социальные привилегии. Тот же Цхинвальский участок, представлявший собой своеобразную метрополию для Южной Осетии, был в руках дворянина Казишвили. Последний являлся наиболее типичным для той обстановки чиновником, выражавшим интересы реакционных грузинских общественных сил. Именно с этой точки зрения заслуживает внимания его выступление на массовом митинге в марте 1918 года. На митинге глава Цхинвальского участка называл осетин „вековыми врагами“ Грузии. Главным же врагом Грузии была обозначена Россия: „Россия, – утверждал Казишвили, – вот уже 118 лет как покорила и лишила Грузию свободы“. Но и в этом виновником он считал осетин: „Это столетнее мучение и терзание, – говорил Казишвили, – Грузия перенесла по вине осетин. Осетины тогда, как и теперь, помогали русским покорить Кавказ“. Цхинвальский начальник был замечателен тем, что он в классической форме воплощал политика-тавада, защищавшего свое социальное положение от надвигавшихся угроз. В такой ситуации грузинский „политик“ „соврет – недорого возьмет“. Как истинный враль, он был готов утверждать что угодно, при этом факты не имели никакого значения. Тот же цхинвальский лгун чуть ли не первым высказал формулу: «осетины – пришельцы, мы (грузины. – М. Б.) их приютили на нашей земле, но они вместо благодарности в любой момент готовы нанести нам рану в спину», – тезис, которому среди грузинской политической элиты суждено будет стать сакраментальным. Несомненно, он родился в кругу невежественных политиков, но его можно будет услышать и от тех, кто себя относил к знатокам грузинской истории. Казишвили-лжец врал, но он далеко не был похож на Мюнхгаузена-миролюбца. На митинге грузинский тавад, заявивший, что он «скорее сотрет все с лица земли», нежели допустит «осетинскую анархию», организовал «красную гвардию», открывшую огонь по осетинским участникам митинга. В связи с этим Георгий Кулумбеков, осетинский революционер, заметил, что «проклятый царизм» не был таким опасным врагом, каким является для рабочих и крестьян «грузинский меньшевизм». По определению того же Кулумбекова, грузинские «меньшевики – детишки тех дворян – князей, помещиков, которые за счет крестьян нагуливают на своих плечах жир и смотрят на крестьян как на рабочую скотину». На митинге Герогий Кулумбеков говорил, что «весь государственный аппарат Закавказского правительства», пришедшего к власти в 1917 году, «состоит из царских держимордов: генералов, жандармов и полицейских».