Юркй Емельянов - Сталин перед судом пигмеев
Тем временем свое несогласие с пьесой Шатрова выразила ленинградская преподавательница химии Нина Андреева. В своем письме, написанном в ответ на предложенную «Советской России» дискуссию по актуальным проблемам отечественной истории, она заявляла, что «Шатров искажает историю социализма… явно игнорирует объективные законы истории». Попутно Андреева высказывала свое возмущение рядом других публикаций на темы советской истории. Как преподаватель, она высказывала свои сомнения в их пользе для воспитания молодежи. Она писала: «Что, к примеру, могут дать молодежи, кроме дезориентации, откровения о «контрреволюции в СССР на рубеже 30-х годов», о «вине» Сталина за приход к власти в Германии фашизма и Гитлера? Или публичный «подсчет» числа «сталинистов» в разных поколениях и социальных группах?» Нина Андреева возмущалась тем, что «взахлеб расхваливаются романы и фильмы, где линчуется эпоха бури и натиска, подаваемая как «трагедия народов».
Андреева решительно осуждала «словотечение о «терроризме», «политическом раболепии народа», «всеобщем страхе», «бескрылом социальном прозябании», «нашем духовном рабстве», «всеобщем страхе», «засилии хамов у власти». Она считала, что объективное «видение истории и современности несовместимо с политическими анекдотами, низкопробными сплетнями, остросюжетными фантазиями, с которыми можно нередко встретиться сегодня».
Андреева настаивала на пересмотре отношения к Сталину, господствовавшего в средствах массовой информации. Она предлагала обратиться к воспоминаниям советских военачальников о Сталине. Вспомнила она и высказывания Черчилля о Сталине. Она Призывала дать Сталину «конкретно-историческую, внеконъюнктурную оценку, в которой проявится — по историческому результату! — диалектика соответствия личности основным законам развития нашего общества». При этом Андреева подчеркивала: «Сразу же отмечу, что ни я, ни члены моей семьи не имеем никакого отношения к Сталину, его окружению, приближенным, превозносителям», Она особо отметила, что «один из родственников был репрессирован и после XX съезда реабилитирован. Вместе со всеми советскими людьми я разделяю гнев и негодование по поводу массовых репрессий по вине тогдашнего партийно-государственного руководства». Это не мешало Андреевой высказать свое полное несогласие с антисталинской кампанией: «Здравый смысл решительно протестует против одноцветной окраски противоречивых событий, начавшей ныне преобладать в некоторых органах печати».
Письмо Нины Андреевой, опубликованное в «Советской России» от 13 марта 1988 года под заглавием «Не могу поступиться принципами», вызвало поток письменных откликов в редакцию «Советской Россию». Многие поддерживали автора, другие резко осуждали. Было очевидно, что письмо не оставило советских людей равнодушными.
Неожиданно письмо получило поддержку на самом высоком уровне. Выступая на совещании редакторов 15 марта, Е.К. Лигачев, как он свидетельствует в своих мемуарах, «посоветовал редакторам прочитать совсем свежую, вчерашнюю статью «Не могу поступиться принципами». В этой статье привлекло именно то, что меня особенно интересовало в те дни… — неприятие сплошного очернительства, безоглядного охаивания прошлого».
Такая позиция Лигачева не была случайной. Не являясь поклонником Сталина и тем более репрессий 30-х годов (в своих мемуарах Лигачев положительно оценил XX съезд КПСС; напомнил он и о репрессированных родственниках его супруги), секретарь ЦК КПСС не стал мириться с огульным оплевыванием советской истории. Как он писал в своих мемуарах, его возмущали «современные Геростраты», которые, «перечеркивая собственные кандидатские и докторские, опрометью кинулись сокрушать все святыни прошлого: пожалуй, самый яркий здесь пример — это историк Ю. Афанасьев. Они действовали как хищники, терзавшие наше общество, разрушавшие историческую память народа, оплевывавшее такое святое понятие, как патриотизм, порочившее чувство гордости за Родину». Еще осенью 1987 года Лигачев, выступая в городе Электросталь, вступился за советское прошлое. Он говорил о порочности попыток представить его «как цепь сплошных ошибок, заслонить фактами необоснованных репрессий подвиг народа, создавшего могучую социалистическую державу».
Эти высказывания Лигачева вызвали большое беспокойство за рубежом. Комментируя их, Лигачев писал: «Получалось, что я — главный сталинист, препятствующий реформам Горбачева, тянущий страну назад, в прошлое». Все высказывания иностранной печати о выступлении Лигачева были подобраны секретарями Горбачева, и тот направил их своему коллеге с сопроводительной запиской, в которой высказал свое недовольство речью Лигачева в Электростали. Вскоре, по словам Лигачева, через западные «радиоголоса» «развернулась мощная пропагандистская кампания по дискредитации Лигачева, который якобы желает Возврата к временам сталинщины и противостоит Горбачеву».
Однако Лигачев был не единственным членом Политбюро, недовольным антисталинской кампанией в советской печати. Воспоминания Горбачева о реакции членов Политбюро на письмо Нины Андреевой привел в своих воспоминаниях Черняев со слов Яковлева (учитывая враждебное отношение Яковлева и Черняева к этим лицам, нельзя ручаться за точность воспроизведения их реплик). Разговор Горбачева со своими коллегами по руководству страной возник в комнате президиума Кремлевского Дворца съездов в перерыве между заседаниями Съезда колхозников. «Воротников ни с того, ни с сего: «Да-а-а!.. Вот в «Советской России» была статья! Настоящая, правильная статья. Эталон — так бы держать идеологическую работу». После этой реплики Лигачев, похвалив статью, заметил: «Хорошо, что печать стала давать по зубам этим… А то совсем распустились».
Громыко поддержал: «Думаю, это хорошая статья. Ставит все на свои места». Соломенцев начал было высказываться в этом духе».
Видимо, сначала Горбачев не был готов к дискуссии, потому что ограничился замечанием, что он «мельком проглядел» письмо Андреевой «перед отъездом в Югославию». В книге «В Политбюро» далее сказано: «Его перебивают… мол, очень стоящая статья. Обратите внимание — Горбачев. Да, я прочитал ее потом, вернувшись…» Опять наперебой хвалят статью…»
Только тут Горбачев, по словам Черняева, неожиданно заявил: «А у меня вот другое мнение». Это вызвало недоумение Воротникова, который промолвил: «Ну и ну!» Эти междометия были расценены Горбачевым как вызов. «Что «ну и ну?!» — закричал Горбачев. В книге «В Политбюро» записано: «Неловкое молчание, смотрят друг на друга. Горбачев. Ах, так. Давайте на Политбюро поговорим. Я вижу дело куда-то не туда заходит. Расколом пахнет. Что «ну и ну»! Статья — против перестройки, против февральского Пленума. Я никогда не возражал против того, если бы кто-то высказывал свои взгляды. Какие угодно — в печати, письма, статьи. Но до меня дошло, что эту статью сделали директивной. Ее в парторганизациях уже «проходят» как установочную. Запретили печатать возражения этой статье… Это уже другое дело. А на февральском Пленуме я не «свой» доклад делал. Мы его все обсуждали и утвердили. Это доклад Политбюро, и его Пленум утвердил. А теперь оказывается, другую линию дают… Я не держусь за свое кресло, но пока я здесь, пока я в этом кресле, я буду отстаивать идеи перестройки… Нет! Так не пойдет. Обсудим на Политбюро».
Таким образом, более чем через 25 лет повторилась история, подобная той, что разыгралась с рассказом «Один день Ивана Денисовича». Если осенью 1962 года Хрущев воспользовался отрицательным отношением своих коллег к рассказу учителя математики Солженицына, чтобы обвинить их в сталинизме, то весной 1988 года Горбачев расценил положительное отношение своих коллег к письму преподавательницы химии Нины Андреевой как вызов своей политике. Объявляя о расколе в руководстве и угрожая собственной отставкой, Горбачев хотел упрочить свой контроль над Политбюро. Он давал понять, что никто не имеет права высказывать мнение по поводу «сталинской темы», отличное от его собственного.
На заседании Политбюро 24 марта 1988 года был обсужден вопрос о письме Нины Андреевой. Как отмечал Лигачев, «обмениваясь мнениями перед заседанием — некоторые члены Политбюро и секретари ЦК весьма позитивно оценивали статью Нины Андреевой. С таким настроением и начали обсуждение. Однако сразу же стало ясно, что впервые за все годы перестройки вдруг возобладал не рассудительный, а совсем другой — расправный стиль».
В своем дневнике В.И. Воротников записал, что обсуждение открыл М.С. Горбачев, который заявил, что статья Нины Андреевой «носит деструктивный характер, направлена против перестройки. Не ясно, как она появилась в газете. Кто смотрел, или нет, ее в ЦК? Насколько меня информировали, смотрели, — подчеркнул Горбачев, — даже, мол, после опубликования рекомендовали обсудить статью в партийных организациях. Что же это такое?!»
