Сергей Кара-Мурза - Хроника пикирующей России. 1992-1994
Взглянем в другую сторону. Постоять четверть часа в кассу в советское время — унижало достоинство либерала. А вот какие очереди нам показало телевидение (да и лично их многие узнали) — многотысячные очереди в банк «Чара», куда понесла наша трудовая интеллигенция свои жалкие доллары. Как же, деньги должны плодоносить! Выстаивали длиннющие очереди в капитализм, вожделели стать рантье — все такие цивилизованные, современные. Тайком-то большинство, выстаивая эти очереди, надеялось подкормиться на спекулятивные проценты. В эти дни те же очереди стоят под дождем, надеясь вырвать назад свои деньги, даже телевизионные дикторы, тоже вкладчики «Чары», чуть не в истерике. Разве это — не очередь? Так примените вами же придуманный критерий к вами установленному социальному порядку. И перестаньте лгать! Эта очередь художников и актеров в подворотне «Чары» унижает человеческое достоинство куда больше, чем братская очередь за дешевыми продуктами в СССР.
И подумайте о той очереди, которой нет еще только потому, что не до конца сломан советский строй. Она появится, когда вы его доломаете, и вы же в нее встанете — очередь на биржу труда. Эта очередь — неотъемлемая часть вожделенного западного порядка, но вы обманываете себя, надеясь, что в нее придется встать вашему соседу, но не вам лично. Не надейтесь. Большинству придется погладить костюм, повязать получше галстук, купить газету и, делая независимый и достойный вид (таковы правила игры), отстоять этот хвост и вежливо отвечать на садистские вопросы службы занятости. Те биржи, которые есть у нас сегодня, еще заполнены сострадательными советскими людьми, это отрыжка старого строя. Не надо надеяться на использование остатков той жизни, которую вы разрушили. Биржи станут совсем иными. Посмотрели бы вы в глаза людей в такой очереди в Рио-де-Жанейро — я туда забрел случайно и запомнил на всю жизнь.
Но к кому я обращаюсь? Те, кто счастливы тем, что на каждом углу есть киви и без очереди можно купить сникерс, не читают «Правду». Они читают рекламу и «Московский комсомолец». Но ведь надо как-то налаживать с ними разговор. Так, может, мои рассуждения дадут какие-то доводы их отцам и дедам.
1994
С тоской предателя в глазах
Приведенная в Россию гражданская война вновь поставила в центр внимания телевидение и его роль в нашей жизни (и смерти). Мы вновь прикованы к экрану, лихорадочно пробегаем все доступные программы — мы зависим от телевидения. Как же оно использует свою власть над нами, чем мы расплачиваемся за его покровительство? Средний человек, пожалуй, и не стал бы над этим задумываться, да само ТВ привлекает внимание своей нервозностью. Ни с того, ни с сего Киселев взывает: «не казните гонца, он приносит вам те вести, какие есть». Сам поднимает вопрос, о котором мы и не думали — а теперь думаем. Да те ли вести нам приносит этот гонец? А может быть, он половину присочиняет? И почему нужно нас убеждать, что ТВ — не более чем гонец?
Второй важный симптом — отношение к репортерам военных в Чечне. Почему это они отпускают им затрещины, ломают их камеры, а то и пугают их автоматом? Деятели ТВ видят в этом «руку Москвы» — мол, демократы-начальники желают зажать гласность и велят солдатам травмировать репортеров. Полноте, господа, солдаты умеют и от более важных приказов увильнуть. А тут, видно, если и был такой приказ, он почему-то пришелся по душе и выполняется с радостью. Что же случилось? Ведь это уже не ненавистная Советская Армия, не кованый сапог тоталитарного режима, на борьбу с которым репортеры ТВ вышли как довольно сплоченная группа! Это уже армия, подчиненная вам, демократам, выполняющая ваши приказы. Армия, у которой уже изъято ядерное оружие и складировано под охраной элитных контрактных частей в таком состоянии, что его уже не привинтить к ракетам и не подвесить к самолетам.
А ведь ни в Красной армии, ни в Советской, какими бы «нецивилизованными» они ни были, репортеров не били, к ним относились бережно и любовно. Вот бы Киселеву задуматься над этим парадоксом да спросить экспертов, если сам не понимает, в чем тут дело. Впрочем, он и экспертов подберет, каких надо, да и сам все прекрасно понимает. Дело в том, что армия, какие бы приказы ей ни приходилось выполнять и в какую бы форму ее ни обряжали, остается самым консервативным порождением России и не может вытравить из себя сокровенные представления о Добре и зле. А ТВ, напротив — самая мобильная структура, оно быстро сбросило с себя советскую шкуру и предстало как космополитическая, а пожалуй что и все более антинациональная сила. Как соглядатай и организатор нашего российского горя.
Попробуйте снять сегодня кордоны ОМОНа около Останкино — толпы людей приедут, чтобы оплевать или прибить кое-кого из репортеров. Так солдаты и офицеры в Чечне — это те же мы, только еще в состоянии страшного эмоционального напряжения, да втравленные в самую грязную часть той программы, в которую и все мы втравлены. И когда в пределах досягаемости появляется ТВ без охраны ОМОНа — разве не естественно ему получать подзатыльники? Потому что это — не наше ТВ, это не то ТВ, которое приезжало в армию даже в такое трудное время, как афганская война. Это — ТВ мировой закулисы, которая устроила, вместе со всеми нашими бурбулисами, все это безумие на просторах СССР.
Конечно, я говорю не обо всех, и даже вообще не о лицах, не о винтиках вроде Сорокиной или Киселева (хотя и винтик винтику рознь). Я говорю о системе, которая может действовать против воли многих работников ТВ как личностей. Это система совершенно иная, чем была в СССР, хотя время от времени, чтобы в «мягком режиме» погасить ностальгические чувства, пускает на экран советские фильмы. И это система, которая в наиболее агрессивном и явном виде противопоставила себя подавляющему большинству народа по главному сегодня вопросу — о том, что происходит в России. Конечно, где-то есть финансовые воротилы, которые захватывают наши заводы, вывозят нашу нефть и алюминий, разрушают наше сельское хозяйство и планируют прокладку нефтепровода через Чечню — но их мы не видим. Мы видим, причем ежедневно, их приказчика и агитатора — ТВ.
ТВ, которое, подчиняясь невидимой дирижерской палочке, навязывает нам нужную этим воротилам точку зрения, которое, если надо, порочит не только Руцкого или Стародубцева, но и министров-демократов, которых вчера превозносило. Которое отрезает народ от слова и мысли практически всех общественных деятелей, представляя их отдельными, вырванными из контекста фразами или даже обрывками фраз. В лучшем случае, смонтированными интервью с заданными вопросами, явно уводящими от сути дела. ТВ, которое ставит над нами эксперименты, позволяя затем наемным социологам изучать нашу реакцию.
Зачем, например, два раза в год запускают передачу о предателе Власове как «честном борце со сталинизмом»? Прекрасно известно А.Н.Яковлеву, что образ Власова «не прижился». Так не в нем и дело. Он используется для измерения уровня раздражения, как кислота, на которую реагирует лапка лягушки. Идеологи регулярно делают замеры — как реагируют на эту кислоту разные категории населения: молодежь, офицерство, рабочие. Вычисляется динамика, прогнозируется момент слома национального самосознания. Когда средний студент МГУ скажет, наконец: «Ну что ж. Предатель — это ведь как посмотреть».
Те деятели ТВ, которые его олицетворяют и безраздельно господствуют на экране, нисколько и не скрывают главного: что они целиком поддерживают курс на радикальную либеральную реформу в России и на «возвращение в цивилизацию». Этот новояз означает курс на слом основных устоев российской цивилизации — хозяйственных, культурных и духовных, на полное раскрытие страны переваривающему воздействию именно Запада. Ведь даже главное орудие этой программы — режим Ельцина — критикуется ТВ именно за колебания, за «откаты», за компромиссы.
Между тем, многими независимыми и перекрестными исследованиями показано, что как минимум 85% населения сознательно отрицают этот курс, считают его губительным. Да, эта масса людей, сохранившая присущие России культурные стереотипы и архетипы, смущена и расколота идеологически. Поэтому она не может выделить из себя организованное и стойкое оппозиционное движение, во многом благодаря работе ТВ. Но ведь эта масса не может не быть враждебной главным установкам ТВ как системы. И не надо притворяться «гонцом», честно приносящим переданное ему послание. Не такие уж люди глупые.
Вот типичный случай. 22 июня 1992 г. около Останкино собралось тысячи две человек, отделенных от телецентра 10-тысячным кордоном ОМОНа, собак, грузовиков. Наблюдая это интересное зрелище, я обратил внимание на телеоператора с умным интеллигентным лицом. Он внимательно рассматривал толпу и, найдя особенно колоритную и непривлекательную фигуру (возбужденную растрепанную женщину, убогого или явно ненормального человека), продвигался к ней и долго снимал своей камерой в разных ракурсах. Понаблюдав за ним минут пятнадцать, я подошел и спросил, не чувствует ли он моральной ответственности за явное искажение реальности, дезинформацию общества, да еще ведущую не к умиротворению, а к расколу. Он явно не ожидал «такой постановки вопроса» и даже смутился, начав что-то лепетать о жанре телеискусства. Но в следующий момент появились человек пять обычных с виду молодцов в штатском и оттерли меня от «деятеля телеискусства».
