Андрей Сухомлинов - Кто вы, Лаврентий Берия?: Неизвестные страницы уголовного дела

Прошу суд учесть, что контрреволюционных преступлений я не совершал и осудить меня по другим статьям уголовного кодекса.

Председатель Конев: Подсудимый Влодзимирский, вам предоставляется последнее слово.

Влодзимирский: О том, что в НКВД, а затем в МГБ и МВД совершались преступления, я узнал лишь при ознакомлении с делом. Еще раз заявляю, что близким человеком Берия я не был. Подтверждаю, что я участвовал в избиении арестованных, но, поступая так, я полагал, что Берия отдает распоряжения об избиениях, предварительно согласовав их.

Заключения о расстреле 25 арестованных я подписал, датировав их задним числом, по распоряжению Меркулова.

Постановление об аресте Константина Орджоникидзе было подписано мною на основании распоряжении Кобулова.

Я еще раз прошу суд оценить объективно все доказательства, собранные в отношении меня, и изменить квалификацию моего обвинения.

Председатель Конев: Подсудимый Мешик, вам предоставляется последнее слово.

Мешик: Я признаю себя виновным в том, что оказался пособником ряда преступлений Берия, не зная о том, что он враг. В этом я виновен. Я хочу, чтобы мне вынесли самую суровую кару с этой формулировкой. Я не хочу снисхождения, а судите меня за то, в чем я виноват. Однако я не признаю себя виновным в совершении преступлений во время работы на Украине.

У меня есть семья, и я прошу суд, чтобы его приговор не отразился на моей семье.

В 21 час 15 минут Председатель объявляет перерыв до 23 декабря 1953 года.

Пятый день судебного заседания.

23 декабря 1953 года.

12 часов 45 минут.

Председатель Конев: Судебное заседание продолжается. Подсудимый Меркулов, вам предоставляется последнее слово.

Меркулов: Статьи о контрреволюционных преступлениях были предъявлены в обвинение мне неправильно. Произошло роковое для меня стечение обстоятельств.

Одним из центральных пунктов моего обвинения является составление списка о расстреле 25 арестованных. Однако, участвуя в составлении этого списка, я поверил словам Берия о том, что расстрел арестованных согласован.

Я виновен в том, что стал причиной смерти невиновного человека — Скпизкова,[162] который был расстрелян, но это преступление я совершил в силу допущенной халатности, а не умышленно. Лишь на следствии я впервые узнал, что оказался причиной смерти невиновного человека. Я готов за это нести любое наказание, но считаю, что допустил не контрреволюционное, а должностное преступление.

Мне сейчас стыдно за близость свою к Берия. Я многое сделал для него, помогал ему, но я думал, что Берия является честным человеком. Сейчас я понимаю, что человек с таким нравственным обликом, как Берия, не мог быть честным членом партии и государственным деятелем. Если бы он не был своевременно разоблачен, то нанес бы непоправимый вред социалистической Родине.

Берия также нанес тяжелый удар моей семье,[163] но я прошу Вас не переносить на меня Вашу справедливую ненависть к Берия.

Я прошу одного — снять с меня контрреволюционные статьи и осудить меня по другим статьям Уголовного Кодекса.

Председатель Конев: Подсудимый Берия, Вам предоставляется последнее слово.

Берия: Я уже показал суду, в чем я признаю себя виновным. Я долго скрывал свою службу в мусаватистской контрреволюционной разведке. Однако я заявляю, что, даже находясь на службе там, не совершал ничего вредного.[164]

Полностью признаю свое морально-бытовое разложение Многочисленные связи с женщинами, о которых здесь говорилось, позорят меня как гражданина и как бывшего члена партии.

Признаю, что, вступив в связь с Дроздовой, я совершил преступление, отрицаю факт насилия.

Признаю, что я ответственен за перегибы и извращения социалистической законности в 1937–1938 годах, но прошу суд учесть, что контрреволюционных, антисоветских целей у меня при этом не было. Причина моих преступлений в обстановке того времени.

Моя большая антипартийная ошибка заключается в том, что я дал указание собирать сведения о деятельности партийных организаций и составлять докладные записки по Украине, Белоруссии и Прибалтике. Однако и при этом я не преследовал контрреволюционных целей.

Не считаю себя виновным в попытке дезорганизовывать оборону Кавказа в период Великой Отечественной войны.

Прошу Вас при вынесении приговора тщательно проанализировать мои действия, не рассматривать меня как контрреволюционера, а применить ко мне те статьи Уголовного Кодекса, которые я действительно заслуживаю».

Итак, подсудимые виновными в государственных преступлениях себя не считают. Все валят на Берия. Это тоже факт. Но это другая тема разговора.

А утверждение суда о том, что подсудимые «признали себя виновными в совершении ряда тягчайших государственных преступлений», — фантазия судей, попытка выдать желаемое за действительное.

Из приговора:

«Изменническая деятельность Берия в период войны выразилась и в том, что осенью 1942 года, в напряженный момент обороны Кавказа, Берия с помощью своих соучастников пытался открыть врагу перевалы через Главный Кавказский хребет, что должно было по преступному замыслу заговорщиков привести к иностранной оккупации Закавказья, и передать в руки империалистических государств Бакинскую нефть».

На следствии это конкретизировано еще и тем, что Берия халатно отнесся к выполнению задания ГКО по организации обороны Кавказа, своевременно не ввел в бой на перевалах две резервные дивизии НКВД, чем осложнил ситуацию. Кроме того, без всяких оснований снял с должности командующего 46-й армией генерала В. Сергацкова, заменив его генералом К. Леселидзе (грузином по национальности и своим другом).

По мнению специалистов в области военного искусства, использование войсковых, маневренных резервов в горной местности — очень сложная задача, зависящая от множества факторов. Однозначно здесь не ответишь. А смена командующего армией — это право представителя ставки ГКО, коим являлся тогда Берия. Здесь никаких нарушений нет. Да и вообще «победителей не судят». Тем более через 11 лет.

Ну а насчет намерения Берия пропустить немцев для «иностранной оккупации Закавказья и передаче в руки империалистических государств Бакинской нефти» можно сказать одно — глупость.

Вспомним, какие задачи ставило немецкое командование, планируя наступление на Кавказ.

1. Захватить основные нефтедобывающие районы СССР. (В то время на долю Северного Кавказа и Закавказья приходилось 86,5 процента общесоюзной добычи нефти. На Кавказе добывалось также 56,5 процента марганцевой руды, это был и богатейший сельскохозяйственный край.)

2. Выйти на побережье Каспийского моря, создать здесь базу для операций своего военно-морского флота. (По Каспию в то время осуществлялись перевозки нефти, его бассейн занимал второе место после Северного морского пути в подвозе вооружения и стратегического сырья из США и стран Британской империи.)

3. Втянуть в войну против СССР Турцию. (Это привело бы к существенному изменению обстановки на Кавказе, а также на Ближнем и Среднем Востоке в пользу Германии.)

Ни одну из этих задач нацисты не решили.

И вот в уголовном деле Берия неожиданно появились формулировки типа «преступная изменническая деятельность», «попытка открыть врагу перевалы через Главный Кавказский хребет», «содействие иностранной, т. е. гитлеровской, оккупации Кавказа» и т. д.

Вспомним, что Берия обвиняли кроме указанного и в сотрудничестве в 20-е годы с мусаватистской разведкой и с разведкой меньшевистского правительства Грузии, «за спиной которых стояли английские спецслужбы». Выходит, Берия был и английским шпионом, и одновременно немецким, а Каганович на июльском (1953 г.) Пленуме ЦК КПСС назвал его еще и «шпионом международного масштаба».

Даже школьнику ясно, что коль скоро в 1942 году Англия воевала против гитлеровской Германии, Берия в качестве шпиона должен был действовать соответствующим образом. А если он был двойным агентом — и английским, и немецким, то как он должен был действовать, никому, кроме него самого, не известно. Чепуха все это. Одной из важнейших целей наступления немецких войск на Кавказ был захват кавказской нефти, что, по мнению гитлеровских стратегов, лишало СССР возможности продолжать борьбу и позволило бы вермахту через Турцию и Иран выйти в тыл английским войскам на Ближнем и Среднем Востоке. А это имело бы для Англии тяжелейшие последствия.

Черчилля очень беспокоила обстановка на Кавказе. В письме Сталину от 9 октября 1942 года он предлагал даже послать англо-американские войска (в основном авиацию) на Кавказ для укрепления его обороны. Несмотря на исключительно сложную обстановку на фронте, «вождя народов» такая перспектива не привлекала, и на пространное письмо Черчилля он ответил: «Ваше послание от 9 октября получил. Благодарю. И. Сталин».[165]