Сергей Кургинян - Суть Времени 2013 № 20 (20 марта 2013)
А далее Китай — уже вступив в ВТО — продолжил и нарастил свою товарную экспансию как на рынки развитых стран Запада (в первую очередь, в США и Европу), так и в те страны в разных регионах мира, рынки которых развитые страны уже давно считали своими. И в том числе на рынки России и стран СНГ, а также стран Латинской Америки и Африки. К тому же, на эти рынки вслед за Китаем начали активно претендовать оправившиеся от кризиса азиатские «тигры», а также Бразилия, Индия, Турция, ЮАР и так далее.
Именно для остановки этого процесса в 2001 г. в Катаре (в его столице Дохе) начался очередной (и первый для созданного ВТО) раунд переговоров по уточнению и дополнению принципов «свободной международной торговли».
Однако этот Дохийский раунд ВТО, завершение которого было назначено на 2005 год, уже восьмой год после этой даты все еще продолжается — причем практически без каких-либо ощутимых результатов. Большинство мировых экономических аналитиков уже почти уверены в том, что Дохийский раунд окончательно провалился. А в последние два года об этом начали открыто говорить крупнейшие мировые политики, включая премьера Великобритании Дэвида Кэмерона.
В чем причины? Причин много. Если их обобщить, то суть в том, что весь мир уже вполне осознал, что ВТО — это организация богатых и сильных стран, созданная ими для того, чтобы исключить выход на ведущие мировые торгово-экономические позиции стран бедных и слабых. То есть обеспечить такие правила мировой торговой игры, в которой у конкурентов богатых и сильных стран не было бы никаких шансов на итоговый выигрыш.
А потому более слабые и бедные страны на новом этапе торговых войн занялись придумыванием и использованием таких способов борьбы с сильными, которые позволяют обходить правила ВТО.
Это, во-первых, способы из того арсенала, который я ранее уже описывал в отношении Японии. А именно разнообразные варианты нетарифных барьеров на пути импорта — административных, санитарных, экологических, нормо-технических, касающихся условий охраны труда и особых прав потребителей, и прочая, и прочая.
Это, во-вторых, организация противодействия импорту и наращивания экспорта через госсектор, поддержка которого нормами ВТО впрямую не запрещена.
Это, в-третьих, так называемое экспортное кредитование на льготных условиях, для которого в нормах ВТО опять-таки нет прямых и однозначных запретов.
И это, наконец, управление курсом национальной валюты таким образом, чтобы он был существенно занижен по сравнению с ее паритетом покупательной способности (ППС).
Поясню, что это такое. Есть два способа определения соотношений стоимости валют.
Первый способ — соотношение цен валют на валютном рынке (валютный курс). Если, например, на этом рынке доллар покупают за 30 рублей, то курс доллара к рублю — 30.
Второй способ — сравнение стоимостей определенной (примерно одинаковой по составу и объему) «корзины» товаров и услуг в национальных валютах в двух странах (в данном случае, в России и США). Соответствующие сопоставления уже много лет ведут МВФ и Всемирный банк. Если эта «корзина», например, в США стоит 100 долларов, а в России 1600 рублей, то паритет покупательной способности доллара к рублю равен 16.
Как мы видим, разница между курсом и ППС валют может быть очень существенной. Причем если ППС определяется в первую очередь состоянием экономики страны, то курс может меняться в зависимости от игр (и манипуляций) на международных валютных рынках, а также в зависимости от политики Центральных банков различных стран. И именно управление курсом национальной валюты таким образом, чтобы она был занижен в сравнении с ППС, и оказывается сейчас одним из главных инструментов ведущихся торговых войн.
Смысл такой операции очень простой: если курс национальной валюты занижен, то страна-экспортер обеспечивает для своих товаров и услуг на мировом рынке дополнительную ценовую конкурентоспособность. И, значит, может продавать больше на мировых рынках, одновременно не допуская на свой внутренний рынок товары и услуги конкурентов с более дорогой валютой.
Это, конечно, создает побочные — и далеко не благие — эффекты. Например, если для удешевления (девальвации) своей валюты в обращение выпускается слишком много денег, это их обесценивает, то есть идет рост так называемой монетарной инфляции. И если страна нуждается, например, в масштабном импорте того, что не имеет и не производит (сырье, машины и оборудование, лекарства и т. д.), то этот импорт при недооцененной национальной валюте становится дороже. Но в условиях войны за завоевание чужих и сохранение своих рынков на такие жертвы, как правило, решаются многие страны.
Китай, в частности, ведет политику заниженного курса юаня уже много лет. И много лет получает обвинения за эту политику от стран ЕС, Японии и особенно США. При этом американцы чаще всего заявляют, что курс юаня занижен на 15–30%. Но некоторые специалисты по китайской экономике считают, что в действительности юань занижен примерно в два раза. Американцы такие оценки решительно оспаривают — и понятно, почему. Ведь если это так, то это означает, что Китай уже обогнал США, причем существенно обогнал, по реальному (исчисленному по ППС) валовому внутреннему продукту!
Однако если в игру девальваций вступят сразу многие мировые игроки, то будет глобальная торгово-финансовая война! Об угрозе которой сейчас говорит и пишет чуть не каждый второй экономический аналитик. Ведь и впрямь: начавшаяся в ходе нынешнего кризиса политика безумного наращивания денежной массы Федеральной резервной системой США (которую стыдливо называют «количественным смягчением»), и недавно принятая в ЕС похожая политика Европейского центрального банка — пахнут именно такой полномасштабной войной.
Но речь идет не только о торгово-финансовой войне. Развернувшийся с 2007 года мировой экономический кризис резко подхлестнул и ожесточил все типы идущих в мире торговых войн.
О том, как эти войны разворачивались, и к чему они привели на нынешнем этапе, — поговорим в следующей статье.
Информационно-психологическая война
Раскрепощение Низа
Первым этапом перестроечной «борьбы с тоталитарной системой» стало растабуирование сексуальной проблематики — то есть прямая адресация к Низу. Началось все в 1986 году с показательного превращения темы любви в хохму
Анна Кудинова
С чего начиналась перестройка? С требования перемен. «Перемен! Мы ждем перемен!» — пел Виктор Цой. Ждем перемен — то есть обновления.
«Но разве само по себе обновление — это плохо? И разве советское общество не нуждалось в обновлении?» — спросит читатель.
Тут все зависит от, скажем так, технологии обновления. Ведь в перестройку была применена особая технология — поразительно напоминающая ту, которую рекомендовал Франсуа Рабле и которую столь внятно описал Михаил Бахтин. В чем же состояла эта технология?
Для того чтобы нечто — смысл или идея, или человек, или даже общество в целом — обновилось, надо, в соответствии с рекомендациями Рабле — Бахтина, обрушить вертикаль. В противном случае «нечто» прочно привязано к Верху. Ему бы мчаться на всех парах к «веселому будущему», да вертикаль не пускает! А вот если связь с Верхом оборвать — «нечто» погрузится, наконец, в стихию благодатного Низа. Веселое слияние с Низом снимет пыль, патину с привычного и надоевшего. «Нечто» обновится и засверкает первозданной красотой. Во всяком случае, именно это сулят Рабле и Бахтин. Правда, слияние с Низом иногда заканчивается летальным исходом для того, что якобы должно было обновиться. Но это частности.
Как мы уже говорили, первым этапом перестроечной «борьбы с тоталитарной системой» стало растабуирование сексуальной проблематики — то есть прямая адресация к Низу. Началось все в 1986 году с показательного превращения темы любви в хохму (типичный прием травестирования, широко применяемый Рабле). Женщину, заявившую в программе Познера — Донахью о том, что в СССР секса нет, а есть любовь, сделали всесоюзным посмешищем, выпустив в эфир ее высказывание в урезанном виде, без упоминания любви, которая в нем была противопоставлена сексу.
Однако то, что расцвело пышным цветом в годы перестройки, предуготовлялось задолго до 1986 года. И если уж говорить о том, кто сделал в нашей стране первые шаги на ниве «секспросвета» и вброса темы «в СССР секса нет», тут никак не обойти стороной Игоря Кона.
Социолог (в перестроечное время его стали называть сексологом) и философ Игорь Кон родился в 1928 году и, по его словам, был воспитан родителями в пуританском духе. Соответственно, у него и в мыслях не было нарушать какие бы то ни было табу. Однако добрые намерения подросшего советского пуританина, решившего профессионально заняться теорией личности, а заодно социологией и психологией юношеского возраста, пошли прахом в 1950-е годы благодаря знакомству с трудами Альфреда Кинзи.
