Филипп Лаку-Лабарт - Нацистский миф
Тем не менее, дабы схема была полной, следует коснуться наконец своеобразия — даже преимущества, абсолютного преимущества — некоей расы и некоего типа. Что требует двух дополнительных определений.
1) Раса, народ, держится на крови, а не на языке. Это положение неоднократно возникает и у Розенберга, и у Гитлера: кровь и почва, Blut und Boden. (Гитлер иллюстрирует его, объясняя, что если негра выучить немецкому языку, из него все равно не получится немца.) Во многих отношениях это утверждение разрывает связь с традицией (в частности, с романтической) поиска или признания идентичности через язык. Миф, востребованный в традиции, зачастую отождествляется с muthos, изначальным языком, противопоставленным logos. Здесь, напротив, миф становится некоторым образом кровью и почвой, откуда он, в итоге, и бьет ключом. Это смещение объясняется несколькими причинами государственного единства. Типизированию подлежит почва (непосредственная природа Германии) и вместе с ней кровь немцев.
Именно так образуется, в частности, арийская кровь, которую Розенберг возводит к Атлантиде.
2) Почему арийцы? Потому что они являются носителями солнечного мифа. Они являются носителями этого мифа, потому что для северных народов сила впечатления солнечного зрелища определяется мерой его редкости. Арийский миф — это солнечный миф, противостоящий мифам Ночи, хтоническим божествам. Отсюда солнечная символика и свастика.
Почему солнечный миф? Можно было бы ответить без всякой натяжки, что для Розенберга этот миф ясности представляет собой ясность мифа вообще. Он пишет, например: «Мифологический опыт ясен, как белый свет солнца» (с. 146). Миф солнца — это не что иное, как миф того, что выявляет формы как таковые — в их зримости, в срезе их Gestalt, в то же время это миф силы или тепла, содействующих самому формообразованию этих форм. Иначе говоря, и не возвращаясь к тому, что было сказано о культе света и Полудня, солнечный миф — это миф самой формообразующей силы, изначального могущества типа. Солнце — это источник типологического различения. Или, если угодно, солнце — это архетип. Ариец не есть лишь тип среди других типов, он является типом, в котором представляет себя (грезит себя и себя воплощает) само мифологическое могущество, природа-мать всех типов. Это преимущество развивается по трем главным осям.
1) Ариец является основоположником цивилизации par exellence, Kulturbergrunder (основоположник цивилизации) или Kulturschopfer (создатель цивилизации), противостоящий обыкновенному «носителю цивилизации» (Kulturtrager). «Часто в течение немногих тысячелетий или даже немногих веков арийцы создавали цивилизации, которые с самого начала полностью воплощали внутренние черты их сущности» (М. К., с. 319). Этот народ является народом, или кровью, непосредственного (и, в общем, гениального) созидания совершенных форм.
2) Великими арийцами античности являются греки, то есть народ, породивший миф как искусство. Греки вложили в форму свою душу (свою кровь), они произвели Darstellung (представление) или Gestaltung (формообразование или фигурообразование) — как раз в абсолютном различии форм, в искусстве. Перед лицом греческого искусства имеет место опыт Formwillen, воля к форме, или воление-формировать. Вот почему начиная с греков искусство является самоцелью, религией в себе. Что здесь означает вовсе не «искусство для искусства», а то, что Розенберг называет «органическим искусством, порождающим жизнь» (с. 448). В такой оценке много от Вагнера, но еще больше от понимания жизни как искусства и тем самым тела, народа и государства как произведений искусства, то есть как свершившихся форм воли, как завершенных идентификаций пригрезившегося образа.
3) Великими арийцами современного мира являются немецкие мистики, главным образом Мейстер Экхарт (оставим в стороне невероятную подтасовку всей его истории и всего его творчества, которую осуществляет в своей книге Розенберг). Ибо Экхарт, произведя на свет миф свободной души, открыл решительно новую возможность мифологизации. В мистическом опыте чистое нутро души (внешним выражением которой является раса) проживается как нечто более великое, чем сама вселенная, нечто от всего — и прежде всего от Бога — совершенно свободное. Тут миф излагается во всей его чистоте: речь о том, чтобы себя формировать, себя типизировать, причем как абсолютно свободного творца (и, следовательно, как само-творца). Розенберг пишет: «Один был мертв, и остается мертвым; но немецкий мистик обнаружил «Всемогущего всевышнего» в собственной душе» (с. 219).
Поскольку душа или «личность», или «гений», сама в себе пребывает как свой, самый что ни есть собственный «миф», или еще: поскольку душа, порождающая самое себя из своей собственной грезы, это в сущности не что иное, как абсолютный Субъект, самотворец, субъект, который не сводится к позиции когнитивной (как субъект Декарта), духовной (Экхарт) или спекулятивной (Гегель), а собирает в себе все эти определения и превосходит их в непосредственно и абсолютно «натуральной» позиции: в крови и в почве. Арийская раса есть, если так считать, Субъект как таковой. В ней, в этом «коллективном и священном эгоизме, каковым является Нация» (Гитлер, интервью 1933 г.), осуществляется и воплощается самоформирование.
Вот почему центральный мотив этой «души» и ее Gestaltung'a сводится в конечном итоге к следующему: во-первых, к цивилизаторскому созиданию и господству посредством крови; во-вторых, к охранению крови, то есть чести. В конце концов в мифе возможен только один выбор: выбор между любовью и честью (ср.: Розенберг, с. 146). Изначальный выбор арийца или выбор, созидающий арийца, — это выбор расовой чести.
Как мы уже могли видеть, большая часть основополагающих характеристик этой конструкции встречается у Гитлера. Но они у него встречаются в таком виде, который можно было бы обозначить как на сей раз абсолютно современную, политизированную и технизированную версию строительства мифа.
Это все равно что сказать, что «Mein Kampf» представляет собой решительно «практическую» версию строительства мифа. Но теперь нам понятно, что «практика» здесь не идет следом за «теорией»: она ей, если так можно сказать, соприродна или имманентна, ведь логика мифа есть не что иное, как логика его само-осуществления, то есть самоосуществления арийской расы как само-осуществления цивилизации вообще. Миф осуществляется наистрожайшим образом как «национал-социализм». Что подразумевает несколько дополнительных определений, которые мы под конец и перечислим:
1) Насущная теперь уже схватка — это прежде всего схватка идейная или «философская» (Гитлер не говорит о мифе — он говорит на языке современной рациональности). «Грубая сила» ни на что не способна, если она не опирается на великую идею. Но беда и зло современного мира как раз и заключаются в этой абстрактной, развоплощенной, бессильной двоякой идее индивида и человечества. Иначе говоря: в демократии и марксизме. Следовательно: «Краеугольный камень программы национал-социализма в том, чтобы упразднить либеральное понятие индивида, равно как и марксистское понятие человечества, и поставить на их место понятие сообщества Volk, укорененного в почве и соединенного узами одной крови» (Гитлер, речь в Рейхстаге, 1937 г.). Схватка должна быть схваткой за действительное воплощение этого понятия, каковое есть не что иное, как концепт мифа.
2) Это, стало быть, схватка за то, название чему Гитлер заимствует из философской традиции и что занимает в его речи место мифа: Weltanschauung, «мировоззрение» (существует специальная служба Weltanschauung). Нацизм — это прежде всего «формирование и осуществление его weltanschaulich (мировоззренческого) образа» (М. К., с. 680), то есть строительство и формирование мира согласно зрению, образу формотворца, арийца. «Weltanschaulich схватка» (там же) — это не просто начинание по завоеванию господства; это начинание по формообразованию мира (наподобие начинаний Александра и Наполеона). Арийский мир должен быть много больше, нежели мир, который арийцы завоевали и который они эксплуатируют: он должен быть миром, ставшим арийским (вот почему необходимо исключить из него не-тип par exellence, еврея, равно как и несколько других выродившихся типов). Weltanschauung должно быть воплощено абсолютно, вот почему это требует «полного потрясения всей общественной жизни, в соответствии с его взглядами, его Anschauungen» (M. К., с. 506). Anschauen, «зрение» как интуитивный акт, доходящий до самого сердца всех вещей и формирующий само бытие — «зрение грезы», активное, практическое, инструментальное лежит в самом сердце «мифическо-типического» процесса, становящегося таким образом деятельной грезой «тысячелетнего Рейха».
3) Вот почему Weltanschauung является абсолютно нетерпимым и не может фигурировать, как «какая-нибудь партия наряду с другими партиями» (М. К., с. 506). Это не просто философский или политический выбор, это сама необходимость творения, крови творца. Вот почему это мировоззрение должно быть объектом верования и функционировать как религия. Верование не возникает само по себе, оно должно быть разбужено и мобилизовано в массах. «Самая прекрасная теоретическая идея не имеет ни цели, ни ценности, если Fuhrer не может направить к ней массы» (М. К., с. 269), тем более что массы подвластны прежде всего аффективным движущим силам.
