Ноам Хомский - Системы власти
Очень похоже на творящееся у нас сейчас. Это выглядит поистине зловеще. Нацисты уничтожили крупнейшие организации рабочего класса. И германские социал-демократы, и коммунисты были очень многочисленными организациями, а не просто политическими партиями. У них были клубы, ассоциации, общественные движения, учреждения. Все это полностью уничтожили и разрушили — частично силой, а частично в итоге того, что люди, разочаровавшись, примкнули к нацистам в надежде на лучшее будущее — красочное, военное, ура-патриотическое будущее. Я бы не сказал, что все это абсолютно схоже с происходящим в нашем обществе сегодня, и все же сходство настолько близко, что пугает. К политической группе такого разбора могут присоединиться люди, подобные Джо Стэку.
Арундати Рой осудила тех, кто протестует на выходных, а затем, в понедельник, после того как вышли на демонстрацию или марш протеста, возвращаются к своей обычной рутине. Она говорила о том, что необходимо больше рисковать, для того чтобы протесты имели более весомые последствия.
Я не уверен, что соглашаюсь с ее словами о необходимости риска. Конечно, серьезные демонстрации несут в себе определенный риск — вас могут арестовать. Дело, мне кажется, не в риске, а в последовательности. Беда именно в том, что люди преспокойно расходятся по домам. Вот почему старая Коммунистическая партия имела такое большое значение. В той партии всегда кто-нибудь был готов рисковать — работать, например, с гектографом и печатать листовки. Члены той партии были верны ей. Причем не ожидали быстрой победы. Может, вы где-то победите, а может, и нет, но в любом случае создадите основу для чего-нибудь нового — но только впоследствии появится возможность перейти к этому новому. Нынче такой умственный склад исчез; к сожалению, это случилось уже в шестидесятых годах.
Исчез уже в шестидесятых годах?
Да, это так. Если вернуться к шестидесятым годам, к могучим демонстрациям, проходившим по стране тогда, — таким, например, как забастовка студентов Колумбийского университета и марши на Вашингтон, — можно вспомнить, сколько молодых людей, участвовавших в этих событиях, думали, что вот-вот победят. Дескать, уступите нам президентское кресло недельки на три — и воцарятся всемирные дружба и любовь. Уверен, вы все это помните. Ну, конечно, до президентского кресла, дружбы и любви оставалось еще не близко — и все они, разочаровавшись, перестали протестовать. Прежде всего, необходимо преодолеть отсутствие последовательности в движении протеста.
На протяжении некоторого времени такое отсутствие последовательности удавалось преодолеть борьбой за гражданские права. Многие люди, в ней участвовавшие, знали: борьба окажется долгой. Знали: немедленной победы не жди. Может, мы и достигнем сегодня какого-то успеха, но завтра столкнемся с новым препятствием. Но они все-таки не сдавались, пытаясь превратить движение за гражданские права афроамериканцев в движение за права всех бедных жителей страны. Расширить рамки движения таким образом было идеей Мартина Лютера Кинга.
К примеру, возьмем Кинга, это хороший пример: он был очень заметной фигурой в истории США. В день Мартина Лютера Кинга — день, когда он произнес свои знаменитые речи: «У меня есть мечта» и «Давайте избавимся от расистских шерифов Алабамы», — мы отмечаем его гражданский подвиг начала шестидесятых годов. Это, конечно, было серьезным достижением, но к началу 1965 года Кинг сделался намного более опасной политической фигурой, нежели просто борцом за права афроамериканцев. Во-первых, он начал очень решительно выступать против войны во Вьетнаме. Во-вторых, попытался возглавить движение не только афроамериканцев, но и всех остальных бедняков — а оно только ведь начинало зарождаться. Кинга убили, когда он участвовал в забастовке рабочих-мусорщиков, перед тем как отправиться в Вашингтон, чтобы там принять участие в собрании всех бедняков Соединенных Штатов. Он пошел дальше проблемы шерифов-расистов из Алабамы и намеревался поставить проблему расизма на Севере, который, по сути своей, укоренился намного глубже, да еще и ориентирован классово. Отчасти движение за гражданские права уничтожили силой, а отчасти оно само разлетелось на мелкие осколки и сошло на нет после убийства Мартина Лютера Кинга — и никогда не смогло достичь некой точки развития, где начинают решаться классовые проблемы.
Невероятно важным считаю замечание Арундати Рой о том, что нельзя спокойно идти домой после демонстрации протеста. Необходимо осознать: если вы так устроены, то не победите, даже сидя в президентском офисе. Не вам приносить любовь и мир всему земному шару. Вы можете достичь небольшой победы, но ведь затем предстоит намного более ожесточенная борьба. Это схоже с альпинизмом. Взбираетесь на вершину, думаете, что вы уже на самом верху, а потом замечаете: прямо за этой вершиной высится другая, еще более громадная, — и теперь необходимо взобраться и на нее. Именно так и выглядит народное движение. Именно такой настойчивости ему не хватает. Наша культура скорейшего удовлетворения всех потребностей и желаний не слишком-то способствует развитию упорства и твердости.
Есть, несомненно, такие люди и организации, которые действуют очень настойчиво, и, конечно, они в первую очередь подвергаются нападкам со стороны властей. Возьмем, к примеру, ACORN (Ассоциация общественных организаций за немедленные реформы). Почему ACORN уничтожили? Да, эта организация совершала некие мошеннические действия, но по сравнению с деяниями корпоративной Америки то, что они делали, выглядело сущими пустяками. Но в их случае чуть ли не мгновенно — сразу же после того, как новости, касавшиеся мелких правонарушений, появились в прессе, — средства массовой информации, конгресс, — все, кому не лень было, — набросились на ACORN и уничтожили ассоциацию. Только потому, что ACORN последовательно вела работу с бедным населением, а у нас в США это считается опасным.
Принимая во внимание то, насколько плоха сейчас в стране экономическая ситуация, почему левые силы ничего не делают? Правые же силы нашли на все ответ и все уже объяснили.
Впрочем, такого свойства ответы были и у Гитлера. Во всем виноваты евреи и большевики. Ответы, конечно, безумные — да все равно ведь ответы!
Однако это лучше, нежели пребывать в вакууме. А создается впечатление, что левым силам просто нечего сказать.
Демократическая партия и даже левые демократы не могут объявить людям: «Беда ваша в том, что еще в семидесятых годах мы предприняли крупнейшую финансовую капитализацию экономики и опустошили производственную базу. И уже на протяжении тридцати лет ваша заработная плата, ваши доходы стынут на том же уровне, а богатство страны оседает в карманах небольшой кучки людей. Вот и вся государственная политика». Как вы думаете, способны левые открыто сказать это людям? Нет, сегодня в стране просто не существует по-настоящему левых сил. Конечно, если делать более скрупулезный подсчет, то, скорее всего, сейчас даже больше людей вовлечено в движения протеста, нежели в шестидесятых годах, но все они до того разобщены, что посвящают себя совершенно различным вопросам — правам гомосексуалистов, охране окружающей среды — чему угодно. Люди не в состоянии слиться в одно движение, способное чего-то добиться.
А есть вещи, которые можно сделать, и я немного поговорил об этом на лекции, прочитанной форуму левых сил, упомянутому ранее. Например, администрация президента Обамы на сегодня фактически владеет автомобильной индустрией Соединенных Штатов, за исключением разве что компании Ford. Они полностью владеют General Motors. И что же они делают? Они продолжают закрывать заводы General Motors — лишая людей работы, уничтожая сообщества, в которых живут люди. Сообщества эти были построены профсоюзами. Тем временем Обама посылает своих эмиссаров объявить людям, живущим в заводских городах: «Мы о вас позаботимся, мы вам поможем». После чего раздают какие-то скудные гроши. Одновременно с этим Обама посылает другого эмиссара, министра транспорта США, в Испанию — истратить федеральные средства, предназначенные для стимулирования американской экономики, подписать контракты с испанскими компаниями на постройку высокоскоростной железной дороги. Оборудование для этой дороги можно было бы сделать и на заводах General Motors, ныне закрываемых, но это не столь уж важно, с точки зрения банкиров и «главных архитекторов» политики, как их когда-то назвал Адам Смит.
Чего действительно сильно не хватает сегодня, так это той решительности, какая наблюдалась в тридцатых годах прошлого века: возьмем заводы в свои руки и будем управлять ими сами! По-настоящему напугались корпорации и правительство в бурные тридцатые именно глядя на сидячие забастовки. Участникам сидячих забастовок оставалась тогда сущая малость — сказать: «Послушайте, давайте-ка не будем сидеть на месте, а возьмем предприятие в свои руки. Нам не нужны хозяева и управляющие». Вот это поистине огромный шаг вперед. Это можно сделать в Детройте и в других местах, где закрываются предприятия.
