Максим Акимов - Преступления США. Americrimes. Геноцид, экоцид, психоцид, как принципы доминирования
Уже в двадцатых годах Хаксли писал, что гедонизм, насаждаемый массовому сознанию американцев (то есть стремление к бездумным наслаждениям), постепенно превратится в удобное средство манипуляции сознанием. Так оно и вышло, Хаксли был прав.
Наиболее меткие штрихи к портрету американцев принадлежат, по моему мнению, Чарльзу Диккенсу. Он очень нетипичный англичанин, как нетипичен любой талантливый человек. «Американские заметки» — книга, являющаяся сборником путевых заметок, написанная человеком, взглянувшим на США беспристрастным оком и, к неудовольствию многих, рассказавшим правду о том, что увидал и почувствовал. Книга вызвала в свое время бурю возмущения, однако не верить этому писателю и интеллектуалу нет никаких оснований, ведь он беседовал и с президентом США, и с представителями низов, даже с индейцами-аборигенами, объездил немало городов, увидел и витрину Америки, и оборотную сторону. На его аргументы, на его тональность освещения американской действительности, на его угол зрения я, как правило, опираюсь, исследуя американизм в его развитии. Диккенс в данном вопросе является неким маяком, хотя не он один имел смелость писать нелицеприятные вещи о США, но его меткие штрихи способны порой охарактеризовать эту страну куда более емко, чем сотни документов и свидетельств, к помощи которых я прибегал, составляя текст своего исследования, готовя его к печати.
Многое в США осталось почти неизменным со времени посещения этой страны Диккенсом, так он описывает политические нравы звездно-полосатой державы: «Я увидел… колесики, двигающие самое искаженное подобие честной политической машины, какое когда-либо изготовляли самые скверные инструменты. Подлое мошенничество во время выборов; закулисные сделки с государственными чиновниками; трусливые нападки на противников, когда щитами служат грязные газетенки, а кинжалами — наемные перья; постыдное подстрекательство перед корыстными плутами» [9].
Именно Диккенс заметил, что главная свобода, которой добились американцы, — это свобода угнетать.
А пока не наступил черед очередных кардинальных подвижек и революционных перемен в этом все еще американоцентричном мире, предлагаю проследить вместе со мной, как формировалась эта система, как она шла к своему нынешнему положению, какими методами она пользовалась, какие преступления были совершены ею. К несчастью, таких деяний было немало, и начались они с первых же дней возникновения зародышей этого государства.
Глава 2
Начало «славных» дел. Геноцид индейцев
Преступлениям белых колонизаторов против коренного населения Америки посвящено немало исследований, скрыть факт геноцида, то есть намеренного, тотального истребления целых народов, англоязычные «цивилизаторы» никак не могли и не смогут. Хотя вашингтонская «демократия» и стремилась приуменьшить масштаб бедствия индейцев, снизить оценки численности их населения в момент «открытия» этих земель англичанами, представить все так, будто и индейцы виноваты в произошедшем. Ох, какие только гадости не сочинялись про коренных жителей Америки!
Индейцев называли то «злыми» и «кровожадными», то «равнодушными ко всему на свете», утверждали, что они невосприимчивы к образованию, «невероятно ленивы», «коварны», «нечистоплотны» и т. д. Да, ни одного дурного свойства не забыли приписать им расисты. Немецкая исследовательница Липе нашла одну весьма типичную «характеристику» индейцев, написанную архаичным языком XVII века: «Индейцы почти поголовно дурные и грубые или заслуживающие презрения, медлительные, тупые, недалекие и ничтожные люди, как и сами евреи». Старый расист говорит здесь то, что в Соединенных Штатах некоторые люди будут еще слово в слово повторять в просвещенном XX столетии. В республиках Южной и Центральной Америки антииндейский расизм хотя и существовал, но не декларировался официально и тем более не был как-либо узаконен. Да это было бы и трудноосуществимо в странах, где лица индейского происхождения подчас составляют большинство населения. На севере Америки еще в пору колонизации положение было совершенно иным. Колониальные власти нередко объявляли индейцев неполноценными язычниками. Создание Североамериканской демократической республики не принесло бесправным индейцам сколько-нибудь существенных перемен к лучшему, а лишь усугубило их незавидную участь. Об этом свидетельствует хотя бы уже то обстоятельство, что более 150 лет индейцы не считались гражданами США, и делать им в Америке, по сути, было нечего, они были непрошеными иностранцами [10].
Про «злокачественность» индейской породы писались книги, ее использовали в «вестернах», она служила оправданием «похода на запад», этого наглого шествия новой «свободной нации Линкольна». Короче говоря, режим американизма включал все ту же пластинку «информационной» войны, которая знакома нам и сейчас, в самых разных «модификациях», вернее, в данном случае это была обычная пропаганда, распространяемая с целью отвлечения внимания от самого факта — преступления против человечности. А сейчас запущена более хитрая программа: индейцев карикатуризируют, делают их проблему неким давно прошедшим явлением, не замечают их требований, замалчивают их главную проблему, которой я коснусь во второй части данной главы.
А были ли иные оценки индейцев, их национального характера, их сущности? Положительные, восторженные отклики? Да, разумеется, были, но принадлежат они, как правило, не американцам, то есть не тем горлохватам, которые сами себя называют американцами, а, к примеру, английскому писателю Чарльзу Диккенсу, которого я уже цитировал в предыдущей главе. Диккенс назвал США лжереспубликой. А встречу с коренным американцем, которая произошла во время путешествия по реке Огайо из Цинциннати в Луисвилль, описал следующим образом:
«Случилось так, что на борту судна, помимо обычной унылой толпы пассажиров, находился некто Питчлин, вождь индейского племени чокто; он послал мне свою визитную карточку, и я имел удовольствие долго беседовать с ним.
Он превосходно говорил по-английски, хотя, по его словам, начал изучать язык уже взрослым юношей. Он прочел много книг, и поэзия Вальтера Скотта, видимо, произвела на него глубокое впечатление, — особенно вступление к «Деве с озера» и большая сцена боя в «Мармионе»: несомненно, его интерес и восторг объяснялись тем, что эти поэмы были глубоко созвучны его стремлениям и вкусам. Он, видимо, правильно понимал все прочитанное, и если какая-либо книга затрагивала его своим содержанием, она вызывала в нем горячий, непосредственный, я бы сказал, даже страстный, отклик. Одет он был в наш обычный костюм, который свободно и с необыкновенным изяществом сидел на его стройной фигуре. Когда я высказал сожаление по поводу того, что вижу его не в национальной одежде, он на мгновение вскинул вверх правую руку, словно потрясая неким тяжелым оружием, и, опустив ее, ответил, что его племя уже утратило многое поважнее одежды, а скоро и вовсе исчезнет с лица земли; но он прибавил с гордостью, что дома носит национальный костюм.
Он рассказал мне, что семнадцать месяцев не был в родных краях — к западу от Миссисипи, — и теперь возвращается домой. Все это время он провел по большей части в Вашингтоне в связи с переговорами, которые ведутся между его племенем и правительством, — они еще не пришли к благополучному завершению (сказал он грустно), и он опасается, не придут никогда: что могут поделать несколько бедных индейцев против людей, столь опытных в делах, как белые? Ему не нравилось в Вашингтоне: он быстро устает от городов — и больших и маленьких, его тянет в лес и прерии.
Я спросил его, что он думает о конгрессе. Он ответил с улыбкой, что в глазах индейца конгрессу не хватает достоинства.
Он сказал, что ему очень хотелось бы на своем веку побывать в Англии, и с большим интересом говорил о тех достопримечательностях, которые он бы там с удовольствием посмотрел. Он очень внимательно выслушал мой рассказ о той комнате в Британском музее, где хранятся предметы быта различных племен, переставших существовать тысячи лет тому назад, и нетрудно было заметить, что при этом он думал о постепенном вымирании своего народа.
Он был замечательно красив; лет сорока с небольшим, как мне показалось.
У него были длинные черные волосы, орлиный нос, широкие скулы, смуглая кожа и очень блестящие, острые, черные, пронзительные глаза. В живых осталось всего двадцать тысяч чокто, сказал он, и число их уменьшается с каждым днем. Некоторые его собратья-вожди принуждены были стать цивилизованными людьми и приобщиться к тем знаниям, которыми обладают белые, так как это было для них единственной возможностью существовать. Но таких немного, остальные живут, как жили. Он задержался на этой теме и несколько раз повторил, что если они не постараются ассимилироваться со своими покорителями, то будут сметены с лица земли прогрессом цивилизованного общества» [11].
