Валерий Соловей - Революtion!
Исследователь выделяет одновременно по пять структурных причин революции и элементов неустойчивого равновесия.
К числу структурных причин революции Голдстоун относит следующие: демографические сдвиги; изменения в системе международных отношений; неравномерное или зависимое экономическое развитие, приводящее к обогащению небольших групп при обнищании большей части населения; новые способы вытеснения или дискриминации в отношении отдельных социальных, этнических или религиозных групп; эволюция персоналистских режимов (их превращение в персоналистские диктатуры при критическом сокращении и ослаблении поддержки)[29]. Таким образом, речь идет о долговременных и широкомасштабных тенденциях, которые, подобно знаменитому «кроту истории» Гегеля, роют медленно, но надежно.
Однако выбивают общество из колеи, выводят его из состояния равновесия не структурные, а случайные причины. Их диапазон широк: от резкого скачка цен или вопиющего политического скандала до военного поражения и спонтанного начала массовых акций протеста. От использования неоправданных, с точки зрения общества, репрессий до ощущения национального унижения и морального негодования в связи с фальсификацией выборов.
Нетрудно вспомнить, что первой русской революции 1905 г., а также Февральской революции 1917 г. предшествовали серьезные военные неудачи. Революция в Тунисе 2010–2011 г. разворачивалась на фоне высокой инфляции, а непосредственным толчком к началу массовых выступлений стало самосожжение торговца – жертвы полицейского вымогательства и произвола властей. «Оранжевая» революция на Украине в ноябре 2004 г. началась как протест против массовых фальсификаций на президентских выборах. Аналогичным образом начинались и массовые протесты в России в декабре 2011 г. Вторая украинская революция стартовала в ноябре 2013 г. как реакция на намерение украинской власти отсрочить подписание Ассоциации с Евросоюзом, что было воспринято как результат давления со стороны России.
Как мы видим, причины-поводы революций могут быть самыми разнообразными, включая даже весьма экзотические. Так, в августе 1830 г. поводом для революции в Бельгии послужила пьеса «Немой из Портичи». Правда, дабы случайные причины сработали, приведя к революции, необходимо, чтобы государства и режимы уже были подточены действием структурных факторов.
Так или иначе, совокупное воздействие структурных и случайных причин приводит страну в неустойчивое равновесие, в рамках которого вспыхивает и развивается революция. Пять элементов формируют это неустойчивое равновесие.
Первый – проблемы в экономической и фискальной сфере, провоцирующие бюджетные трудности и снижающие доходы населения в целом. Это снижение касается в том числе опоры власти – чиновников и военных. Власть обычно пытается разрешить проблему усилением фискального давления или путем внешних заимствований.
Второй – «растущее отчуждение и оппозиционные настроения в среде элит»[30]. Отчуждение возникает, когда некоторые элитные группировки начинают чувствовать себя обойденными.
«Третий элемент – революционная мобилизация, опирающаяся на нарастающее народное возмущение несправедливостью. Это возмущение не обязательно оказывается следствием крайней нищеты или неравенства. Люди скорее чувствуют, что теряют положение в обществе по причинам, которые нельзя считать неизбежными и в которых нет их вины»[31].
Здесь обращает на себя внимание следующая мысль: вопреки популярному мнению, бедность и нищета не служат питательной почвой революционных настроений. Не обязательно ведет к революции и массовое обнищание. Все зависит от того, как люди воспринимают происходящее с ними.
Если ухудшение жизни происходит по объективным причинам (войны, природные катастрофы, внешние экономические кризисы и проч.), а тяготы распределяются поровну, то отношение к нему более-менее терпимое. Но если люди полагают, что их проблемы вызваны несправедливыми действиями элит и правителей, то обнищание способно быстро накалить ситуацию. Как ранее отмечалось, у всех без исключения революций общее ключевое слово – «справедливость!». И не имеет значения, что под нею понимается.
Каждая группа людей и даже любой отдельно взятый человек, участвующие в революции, наполняют понятие «справедливости» собственным содержанием. Весьма вероятно, эти содержания диаметрально противоположны. Но сие не важно. Важно другое: главным воплощением зла все участники революции считают власть, а главным условием реализации справедливости – ее свержение.
Концепт справедливости выступает смысловым ядром четвертого элемента неустойчивого равновесия – революционной идеологии, которая предлагает «убедительный и разделяемый всеми нарратив сопротивления», объединяет «недовольство и требования населения и элит», устанавливает «связь между различными группами» и способствует их мобилизации[32].
Революционная идеология может быть религиозной, светской или идеологией национального освобождения, а может объединять в себе все эти компоненты. Причем религиозный характер революционных идеологий отнюдь не только достояние прошлого. Идеология пуританизма вдохновляла Английскую революцию середины XVII в., а идеология исламского фундаментализма – иранскую революцию 1979 г. Исключительно светский характер носила идеология революций, волнами накатывавших на Европу с конца XVIII в. А вот, скажем, в идеологии «арабской весны» 2010–2012 гг. светские мотивы требовавшей демократии восставшей молодежи причудливо сочетались с фундаментализмом «братьев-мусульман» и джихадистов.
Но, опять же, важна не форма и даже не содержание, а мобилизующая способность. В этом смысле к революционной идеологии предъявляются очень простые (на первый взгляд) требования: она должна объединять всех восставших; она должна успешно демонизировать режим и внушать революционерам чувство убежденности в правоте своего дела.
Исходя из этих требований, революционная идеология не может и не должна быть точной, продуманной и обстоятельной. Революционная идеология – это жизнеутверждающий миф. Не более. Но и не менее. У мифа один-единственный критерий эффективности: в состоянии ли он повести за собой общество или же нет. Все остальное – логическая непротиворечивость, обоснованность, системность – не только не имеет никакого значения, но даже вредно для дела революции. Успех мобилизации обеспечивают простые, понятные и зажигательные фразы-образы.
В этом смысле большевистские лозунги «Вся власть Советам!», «Землю – крестьянам!», «Заводы и фабрики – рабочим!», «Мир – народам!» по сей день остаются непревзойденными.
Исходя из обширного исторического опыта, Голдстоун резюмирует: «Эффективнее всего работают расплывчатые или утопические обещания лучшей жизни в сочетании с подробным и эмоционально убедительным изображением невыносимой несправедливости и неизбежных пороков существующего режима»[33].
И, наконец, пятый элемент успеха революции – благоприятная международная обстановка. «Успех революции часто зависел или от иностранной помощи, поступавшей оппозиции в трудный момент, или от отказа в помощи правителю со стороны иностранной державы. И наоборот, многие революции терпели неудачу или были подавлены интервенцией, направленной на помощь контрреволюции»[34].
Буржуазно-демократические революции 1848 г. в Европе были подавлены благодаря активному вооруженному вмешательству Российской империи. Красные революции 1918–1919 гг. в Венгрии и Баварии погибли из-за того, что большевистские армии не могли прийти к ним на помощь. Бескровный характер национально-демократических революций в странах «социалистического блока» на исходе 80-х годов прошлого века оказался возможен лишь благодаря отказу советского руководства от военно-политического вмешательства. Война в Донбассе в 2014–2016 гг. могла вспыхнуть и приобрести столь затяжной и кровавый характер только по причине крайнего недовольства России очередной украинской революцией – так называемой «революцией достоинства».
Другими словами, как свидетельствует история, в том числе свежая, иностранное (не)участие способно оказаться решающим фактором победы/поражения революции.
Для запуска механизма революции, полагает Голдстоун, необходимо совпадение всех этих пяти элементов, что, однако, случается крайне редко. Действительно, революции происходят не каждый день.
Но даже когда эти счастливые или несчастные – в зависимости от точки зрения – совпадения случаются, современники обычно не в состоянии их разглядеть. Более того, даже втайне или явно мечтающие о революции люди полагают их немыслимыми и невозможными. Ровно до того момента, пока невозможное не превратится в неизбежное: когда революция развернется.
