Робин Кори - Страх. История политической идеи

Помимо взаимного дублирования каждый уровень имеет особые рычаги воздействия на инакомыслящих. В годы, на которые пришелся пик деятельности Маккарти, в таких штатах, как Огайо, не выплачивалось пособие по безработице сторонникам насильственного свержения правительства. От лиц, обращавшихся за пособием, требовалось засвидетельствовать под присягой свои убеждения в отношении означенного вопроса. Власти Калифорнии отказывали получившим почетную отставку ветеранам, которые не приносили клятву в лояльности, в налоговых льготах, предоставлявшимся всем прочим ветеранам, а городские власти Лос-Анджелеса отказали в конституционно гарантированном освобождении от имущественных налогов церквам, служители которых не приносили клятву в лояльности23. В 1969 году правительственная комиссия установила, что полицейские департаменты на местах пользовались своей властью не в качестве нейтральной силы во имя поддержания законности, но ради выполнения требований консервативных кругов. Офицеры полиции видели в «студентах, активистах антивоенных движений и чернокожих источник опасности для нашей политической системы», а в самих себе — «политическую силу, которая в состоянии блокировать влияние радикализма, студенческих манифестаций и черных»24. В более позднюю эпоху Американский союз гражданских свобод в штате Колорадо обнаружил, что в департаменте полиции в Денвере содержатся компьютерные досье на 3200 граждан и 208 организаций, которые полиция называет «преступными экстремистскими группировками». Эта база данных, разработанная в 1999 году, включает данные о членах местных отделений ряда организаций, в частности Американского комитета друзей на службе обществу, «Международной амнистии», о борцах за права коренного населения Чьяпаса[54], о католических монахинях и восьмидесятидвухлетней женщине, уже имевшей правнуков. Согласно сообщению «Лос-Анджелес таймс» все эти люди, по мнению полиции, «подлежали наблюдению»25.

Кроме того, власти штатов и местные органы власти использовали процедуры лицензирования в качестве орудий политического устрашения. Во времена холодной войны власти Техаса требовали от местных фармацевтов приносить клятву в том, что последние «не верят» в возможность низложения американского правительства путем использования «незаконных или неконституционных методов». В Вашингтоне от страховых агентов требовали отвечать на вопросы относительно членства в Коммунистической партии и еще 197 политических организациях, включенных в подготовленные Министерством юстиции списки. Им также вменялось в обязанность объяснять, приходилось ли им отказываться (в силу конституционных причин) отвечать на вопросы, предлагаемым судом либо иным государственным органом. Основанные на политических мотивах процедуры нередко порождали сюрреалистические представления, где чиновники местного уровня разыгрывали роли солдат и инсценировали защиту национальной безопасности. Так, спортивный комитет штата Индиана потребовал, чтобы клятвы в лояльности приносили профессиональные борцы и боксеры, а в Нью-Йорке те, кто отказывались приносить клятву, лишались права удить рыбу в водоемах города. Многие жители отказались бы от права удить, но что оставалось делать юристам 5 штатов, где от них также требовали приносить подобные клятвы, или юристам еще почти 20 штатов, где им предлагали отвечать на вопросы о лояльности? Вопросы эти могли звучать так: «Являетесь ли вы членом или посещали ли мероприятия группировки, выступающей в поддержку какой-либо теории или какого-либо „изма“, что помешало бы вам принести чистосердечную клятву? Могут ли коммунисты, по вашему мнению, стоять на страже правопорядка? или Голосовали ли вы в 1948-м за Генри Уоллеса?»[55]

Неважно, дублировали проводимые репрессии на уровнях штатов и муниципалитетов акции федеральной власти или заменяли их, но федералистский характер происходящего способствовал обострению страха, повышению его общественной эффективности. Конфликты вокруг гражданских прав, прав профсоюзов и социального прогресса всегда находят свое отражение на местном уровне и на уровне штатов, и насилие местного значения играет немалую роль в подавлении названных прав. В Хьюстоне крупные торговцы недвижимостью прибегли к репрессиям антикоммунистического характера с целью приостановить практику районирования. В Калифорнии консерваторы воспользовались тем же средством, чтобы воспрепятствовать введению полового просвещения в школах. На Юге и Среднем Западе правительственные чиновники и деловые элиты использовали антикоммунистические настроения для подавления гражданских прав населения. Совет граждан Алабамы заявил: «Попытки запретить сегрегацию на Юге инспирировались и направлялись Коммунистической партией». Власти некоторых южных штатов решили применить это предположение на практике. Использовав свое влияние под эгидой защиты интересов национальной безопасности, они запретили деятельность Национального агентства по содействию прогрессу цветного населения, заставив его представителей и членов других правозащитных организаций представить списки своих национальных комитетов, занятых расследованиями, и обвинили ведущих правозащитников во вредоносной агитации27. В случае с денверской базой данных, о чем было упомянуто ранее, местная полиция также вела наблюдение за деятельностью группы, боровшейся с жестокостью городской полиции28. Получается, что федерализм позволяет местным элитам и властям штатов поддерживать репрессивный страх и использовать его в собственных специфических интересах.

Федерализм может также быть применен для того, чтобы затруднить усилия по устранению или политическому противостоянию репрессивному страху. Федерализм не только заставляет несогласных сражаться на многих фронтах, но также способствует неподконтрольности и изолированности небольших городов и отдельных штатов.

Распространяя власть институтов насилия на отдаленные регионы страны и окружая их кордонами для защиты их от вмешательства федеральных органов, федерализм защищает местные элиты и элиты штатов от общенациональной гласности и наблюдения. Мы часто вспоминаем, как в центре внимания национальных средств массовой информации оказались столкновения в Бирмингеме, где шериф Билл Коннор применил пожарные шланги и полицейских собак против демонстрации за соблюдение гражданских прав. Но в каждом таком «Бирмингеме» имеется область, закрытая для законодательных подкомитетов штатов, недоступная для контроля со стороны местных органов, не привлекающая общественного внимания и не становящаяся объектом гласности. Эту критику можно распространить и на федеральное правительство. Сколько докладов комитетов Конгресса может прочитать один журналист? Сколько административных указаний может проконтролировать один активист? Принципиальная разница в том, что централизованная система управления представляет собой более компактный, политически определенный объект для сопротивления и оппозиции, тогда как при господстве федерализма такие объекты размываются.

Говоря о верховенстве закона, я буду обращаться только к тем процедурам, которые ограничивают и регулируют осуществление полномочий правительства29. По распространенному мнению, политический страх имеет своим источником деспотическую, непредсказуемую власть правительства, не подлежащую юридическим ограничениям. Когда правящие круги вольны делать все, что им угодно, рядовые граждане не имеют возможности предсказать, какое их действие навлечет или не навлечет на них правительственные санкции. Считается, что такая неизвестность и создает политический страх в наиболее чистой его форме. Неосведомленные индивиды несвободны и не могут быть свободными, поскольку они постоянно не уверены в неприкосновенности их жизни и свобод30. Но когда действия правящих кругов, продолжают мои оппоненты, ограничены благодаря верховенству закона, граждане знают, в каких границах их действия законны. Они ясно видят знак «Прохода нет» и остаются в рамках. Внушая гражданам уверенность в последствиях их действий, верховенство закона существенно снижает уровень страха, связанного с непредсказуемыми последствиями действий властей. Как говорит Джон Ролз, «зная, за что именно закон наказывает и как именно они вправе или не вправе поступать, граждане могут строить свои планы в соответствии с требованиями закона. Тот, кто согласует свои поступки с объявленными правилами, может не опасаться посягательств на свои свободы»31. Поскольку верховенство закона предполагает угрозу наказания, оно не устраняет страх вовсе. Но когда страх наказания жестко привязан к конечному набору запретов, число его объектов ограничено, его эмоциональное воздействие менее остро, он не обладает парализующим эффектом. Более того, поддерживая верховенство закона, этот страх наказания сводит к минимуму сковывающий нас ужас, порожденный беззаконием или деспотическим характером власти32. Правление, ограниченное сводом правил, может стать причиной несправедливости, если оно налагает на всех одинаковые обязательства, как это было в случае расовой сегрегации «а-ля Джим Кроу», невзирая на то, причиняет человек вред каким-либо сообществам или отдельным гражданам, но оно не порождает общество, управляемое страхом.