Александр Панарин - Глобальное политическое прогнозирование

Отличие первых кочевников от вторых в том, что первые были интегрированы в систему продуктивной землепашеской культуры, причем решающая роль в такой интеграции принадлежит России. Об этом писал А. Тойнби { Тойнби А. Постижение истории. М.: Правда. 1990. } . И, надо сказать, эта интеграция кочевнической степи произошла в рамках творческого культурного симбиоза, на основе особой диалектики превращенных форм. Кочевническая удаль, специфическое чувство большого пространства, особая мобильность передались евразийскому землепашцу, наделив его чертами континентального пионера. Без этих привитых или сублимированных свойств не было бы ни знаменитого российского первопроходчества, открывшего и освоившего великие океанические кромки евразийского хартленда — северно-ледовитую и тихоокеанскую; ни особой воли собирателей и организаторов больших пространств.

Если взглянуть на замыслы западного культуртрегерства в отношении "евразийского традиционализма" с этих позиций, станет ясно, что "культурная революция" либералов грозит Континенту нешуточными духовными и политическими потрясениями. Попытки расщепления евразийского архетипа грозят, во-первых, десублимацией кочевнической энергии, способной стать ферментом нового варварства.

В первую очередь это касается тюрко-мусульманского элемента. Сегодня политические технологии однополярного мира пытаются, со ссылкой на "конфликт цивилизаций", разрушить славяно-тюркский синтез. В этом некоторые могут усмотреть шансы утвердить первородство степи на Континенте, доминанту мусульманства над православием. Однако надо отдавать себе полный отчет в том, что на самом деле речь идет о соблазне пиратства. Морские пираты, задумавшие раздробить великий Континент, не прочь эксплуатировать "кочевнические" воспоминания тюрок и превратить их во временных подручных своей разрушительной работы.

Но тюркам, как и другим мусульманам, следует знать, что по большому счету океанический архетип, оформленный модерном, совершенно несовместим с архетипами степной воли. Того симбиоза, который создала российская цивилизация, на западной основе повторить не удастся, да это и никогда не входило в планы атлантистов. Если бы последним в самом деле удалась их вселенская авантюра — раздробить великий Континент, то первыми жертвами стали бы именно тюрки, превращенные в перемещенных лиц, уготовляемых для жизни в каком-то неслыханном еще гетто.

Русским и тюркам, православным и мусульманам, как и другим народам, являющимся автохтонами евразийского Континента, предстоит осознать особую континентальную идентичность. Выстроить эту идентичность в прежних границах и с помощью прежнего символизма уже вряд ли удастся: новое вино в старые мехи не наливают. Прежний континентальный синтез, организуемый на базе русского миссионерства в Евразии, осуществлялся вдоль великой горизонтали, что соответствует этапам российской истории как череды стоянок, оставляемых российскими первопроходцами на пути из Европы к Тихому океану. Эта концепция российского "фронтира", в чем-то напоминающего "фронтир" американских колонистов, сегодня уже неспособна эффективно работать. Евразийская горизонталь активно перехватывается западными гегемонистами потому, что в делах вестернизации, модернизации и секуляризации — а именно они символизируются "горизонталью" — русские заведомо уступают своим западным учителям и сегодня выглядят незадачливыми учениками и плагиаторами модерна.

Сегодня консолидация великого Континента и обретение им ясной, вербализуемой в языке политики и идеологии идентичности возможна только по логике северо-южной вертикали, в поле могучего притяжения полюсов России и Индии. Здесь предстоит колоссальная творческая работа, сопряженная с диалогом трех великих культур — православной, мусульманской и индусской. Она имеет прецедент в древнем индоевропейском синтезе, который сегодня выглядит как нечто провиденциально завещанное нам, свидетелям неслыханных тектонических сдвигов, связанных с новым конфликтом Суши и Моря.

В процессе этой работы сформируется новая интеллектуальная элита, творческое внимание которой будет занято не перепевами западной мысли и комментаторством заемных учений, а реальным континентальным делом — выстраиванием универсалий индоевропейской культуры на основе четкого размежевания с океаническими псевдоновациями. Характерно, что странам-лидерам этого процесса, России и Индии, предстоит в чем-то одинаковая забота: отвлечь мусульманство от западнической ереси и вдохновленного ею самоубийственного пиратства и заново интегрировать его в систему великого континентального синтеза. Сегодня и в России и в Индии, и в постсоветском и в "постиндийском" пространстве (имеется в виду пространство, некогда организуемое большой Индией, включающей Пакистан, Афганистан и др.) мусульмане нередко выступают диссидентами великого континента, падкими на соблазны Запада.

Речь идет не о том, чтобы усмирить этих диссидентов силой или заставить их замолчать. Мусульмане — полноправные наследники евразийского единства, их специфический дар, потенциал их религии и культуры необходимы для восстановления величия Континента и выстраивания его идентичности. Требуется иное — реконструкция трех великих континентальных традиций в новом энергетическом поле, образуемом взаимным притяжением Севера и Юга Евразии.

Выше уже отмечалось, что основой этого притяжения является тираноборческий порыв, морально-религиозная страсть, завещанная великими восточными религиями и связанная с чувствами солидарности к угнетенным и эксплуатируемым, гонимым князем мира сего. В борьбе с язычеством нового социал-дарвинизма, поклоняющегося богатому Северу и презирающему бедный Юг, великий монотеистический триумвират Континента — православие, мусульманство и индуизм — получает новые основания своего нравственно-религиозного воспламенения, новые мироустроительные задачи. Еще недавно многим казалось, что темные языческие силы навсегда усмирены в мире, а процесс секуляризации, инициированный модерном, просто заменяет религиозный гуманизм и монотеистические универсалии культуры и морали просвещенческими.

Но сегодня всем, кажется, стало ясно, что секуляризация и вестернизация — это не полноценное замещение монотеистических восхождений человеческого духа, не рационализированный эквивалент религиозной морали, а реставрация темного языческого пантеона, символизируемого новыми именами, но поощряющего те же инстинкты и требующего тех же человеческих жертв. Отбивающий атаки демонов Моря и выстраивающий свою коллективную идентичность Континент решает не только земные задачи защиты Дома от хищников, но и задачи "небесные", связанные с возрождением монотеистических опор человеческого духа и нравственности.

Монотеистический пантеон нельзя выстроить на зыбких основаниях морской хляби. Эти хляби формируют постмодернистскую психологию и мораль, где все условно и переменчиво, все готово для перевертывания с ног на голову. Там, где нет твердой почвы, нет и твердой веры — вот что следует помнить Континенту, которому предстоит отстоять свое первородство и достоинство перед менторами либерализма, отказывающими ему в этом.

Глава 6. КОНТИНЕНТ В ЧЕТВЕРТОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ

Разве не является осевым регионом мировой политики этот обширный район Евро-Азии, недоступной судам?

6.1. Угроза цивилизации на Континенте

Нынешнее наступление всеразмывающего Моря на Континент по масштабам и замыслу превышает все до сих пор известное в истории. Речь идет уже не о том, чтобы совершить очередной набег на Континент или колонизовать отдельные его части. Речь идет о попытке в корне изменить саму биполушарную структуру мира, состоящую из суши и моря, и объявить сами основы континентального существования незаконными и устаревшими. По всей видимости, устойчивость человечества как вида строится на отношениях взаимодополняемости разных начал — Востока и Запада, Суши и Моря. О смысле дихотомии "Восток — Запад" я уже писал { См.: Философия истории. Учебник. // Под ред. А. С. Панарина. Раздел 1. М.: Гардарика. 1999. } . Эта дихотомия носит преимущественно культуроцентричный характер и касается противопоставления материи и духа, светского и сакрального, прагматики и патетики.

Дихотомия Суши и Моря больше относится к соотношению номинализма и реализма, принципу атомизированного и рискованного существования и принципу связанного (законами исторической памяти, традиции и законами коллективности) существования. "Связанность" относится к этосу Континента, привязывающего людей к месту и внушающего им ответственность за это место как "дом бытия".