Сергей Кара-Мурза - Хроника пикирующей России. 1992-1994
Еще вчера, объясняя свое решение идти на выборы после расстрела Верховного Совета, КПРФ заявляла, что отдает себе полный отчет в бутафорском характере Думы. А сегодня депутаты полны «иллюзии власти», строят планы «созидания». Может, думают, что успех ЛДПР отрезвил Гайдара? С какой стати? Демократы удручены тем, что на выборах что-то вышло из-под их контроля, механизм надо срочно ремонтировать. А насчет настроений народа никаких сомнений у них нет. Надежные исследования четко показывают уже в течение четырех лет: подавляющее большинство либеральную реформу отвергает, какую бы антикоммунистическую чушь люди не повторяли вслед за телевидением. Реформу проводят вопреки воле людей, этого никто из идеологов и не скрывает. А если удалось создать «оппозиционный» парламент, готовый прикрывать эту реформу своим авторитетом и принимать на себя все шишки за неудачи («опять помешали!») — о чем же еще мечтать режиму!
Понимаю, как легко приклеить мне ярлык «экстремиста». Но мне, как и почти всем, хочется жить, опекать семью, копаться на грядке. Я нормально работал и создал себе такую скромную возможность — и пропади бы она пропадом, эта раковая опухоль московской политики. Поэтому я трачу много усилий, чтобы найти хоть малейшие свидетельства того, что реформа Гайдара не приведет Россию к гибели — тогда совесть позволила бы мне не писать эти статьи, а заняться огородом и научным трудом. Но как я ни ищу такого оправдания, не нахожу. Курс реформ надо менять принципиально, он губителен для самого корня России.
Понимаю также, что очень скользкое это дело — критиковать оппозицию, которая работает в таких тяжелых условиях. На чью мельницу лью я воду? Вспоминаю, как около Дома Советов, накануне блокады, высказал я вслух сомнения в призывах, которые неслись из динамика. И женщина, с которой я только что очень дружески беседовал, вся напряглась: «Что-то вы странное говорите. Не провокатор ли вы?». Я ответил: «Что же вам кажется неправильным в моих словах? Разве не бездумная вера в Ельцина привела к этому ужасу? А чем лучше бездумная вера в другого вождя?». Но женщине было нестерпимо меня слушать, и она отошла, бросив мне: «Вы подрываете веру в руководителей». Думал я тогда об этом и понял: права была именно эта женщина, а не я, хотя мои сомнения через 5 дней подтвердились. А права она была потому, что уже переключила свою душу на состояние бойца. Она уже была в пока неявном бою, и всем существом чуяла, что скоро по ней ударят пулеметы. И вредна ей была моя рассудочность мирного времени. Если она жива и читает эту газету, я склоняю голову — она осознавала суть глубже, чем я, и видела дальше.
Но сегодня — другое время. Нам дана передышка. Может быть, недолгая. И мы должны, как вышедшие из боя летчики, тут же, по горячим следам, без обид провести «разбор полетов».
Второе, что сбивает с толку, это выбор тех кратких понятий, которыми наши лидеры обозначают и объясняют реальность. После 4 октября нужна непогрешимость слов. Это не то, что неверным словом обидеть живого друга. Вот, один за другим лидеры оппозиции называют расстрел Дома Советов «трагедией». Но ведь это все равно, что навязываться с братанием к противнику, который упивается победой. Какая трагедия? Что, Гайдар и Ерин рвут на себе волосы и плачут над могилами погибших? Нет, они делят награды и премии, выпускают на экраны, как героев дня, карателей и палачей, которые говорят о своем деле без тени сожаления и сомнения. Для них смешна мысль о трагедии, они счастливы. А их старательно обеляют, представляют равноправными участниками «национальной трагедии», хотя они об этом и не просят. Как это понимать?
А по отношению к павшим мученикам это слово вообще странно звучит. Разве произошел несчастный случай? Или их обманом заманили к Дому Советов? (Т.Корягина даже употребила термин «пушечное мясо», что вообще из ряда вон). Нет, мы были свидетелями сознательной акции самопожертвования. Акции колоссального значения для всей истории России — мы сегодня еще не в состоянии даже приблизительно оценить это значение. Акции тем более великой, что ни Верховный Совет, ни вице-президент сами не были на высоте этой акции. Люди пошли на смерть именно ради высших, почти абстрактных ценностей. В трагедию этот подвиг превратится, если будет не понят, а то и опошлен именно оппозицией. Если довольные депутаты от оппозиции примут навязываемый режимом уговор молчания.
О какой национальной трагедии можно говорить, когда признанные кумиры демократической интеллигенции совершенно хладнокровно заявили перед всем миром, что они рады расстрелу, что его надо было осуществить раньше или в больших масштабах? Подверглись ли эти деятели культуры (достаточно упомянуть Солженицына, Окуджаву и Рязанова, а мелких — пруд пруди) гласному осуждению какой-то представительной группы демократов? Ни в коем случае. Значит, нет трагедии, а декларирован раскол нации такой глубины, что становится не зазорно делать вчера еще немыслимые заявления. Ведь когда Окуджава говорит, что он рад расстрелу «этих людей», он прекрасно знает, что «эти люди» выражают чувства огромной массы людей, «оставшихся дома». Не менее половины народа России. Значит, в принципе Окуджава принял бы, если бы это было технически возможно, и расстрел всех единомышленников «этих людей».
Конечно, признание этих духовных лидеров страшно. Окуджава уже в зрелом возрасте, когда ничего нового о советской власти узнать не мог, прославлял «ту единственную, гражданскую», пел нам о «комсомольской богине». Когда в его мозгу сменили пластинку? Ведь сегодня он рад расстрелу людей, которые сопротивлялись слому всего их строя жизни, сопротивлялись умерщвлению нации. И как сопротивлялись — всего-навсего подставляя грудь под пули! Что за «комиссары в пыльных шлемах» опять стоят над Россией? Что за звезда на их шлемах? И что за мышление? Ведь их ненависть фанатична, иррациональна.
Но слово сказано, воздух стал чист и прозрачен, и с моей души снят огромный груз неопределенности. Окуджава выписал режиму духовный ордер на уничтожение меня и близких мне по духу людей — и я обрел свободу.
Так давайте исходить из этой реальности и не затуманивать воздух. Задача — избежать катастрофического столкновения в этой, реальной ситуации. Задача трудная, ибо противник сильно возбужден. Он сам, как хулиган в истерике, лезет в драку. Но я уверен, что выполнить эту поистине историческую миссию оппозиция сможет лишь в том случае, если будет глядеть на вещи совершенно трезво. А если напустит розового туману, то станет хоть и не так страшно, но заведомо безнадежно.
1994
Хитрость каракатицы (Если бы Гайдаром был я…)
Допущенный к политическому зрелищу телезритель волнуется: в отставку подал сам «отец российских реформ» Егор Гайдар. Почему он это сделал? А как же мы? На бирже паника, скупка долларов, инфляционные ожидания. И впрямь как в Европе какой — правительственные кризисы, реакция деловых кругов, пожелавший остаться неизвестным высокопоставленный чиновник «дает понять». Освоили достижения цивилизации — превратили терпящую бедствие страну в ристалище паяцев.
Не стоило бы и тратить на эту мышиную возню драгоценных строк газеты, да сильны опасения, что введет эта возня в соблазн оппозицию, и так на соблазны нестойкую. Поэтому полезно все же порассуждать: в какие новые ловушки ее заманивают этой «сменой декораций»? И для начала напомнить: девять лет показали с полной достоверностью, что любые декларации всех этих политиков антисоветского помета никакой связи с их истинными намерениями не имеют. Разумная трактовка их планов может основываться лишь на анализе дел. Второе банальное утверждение: говорить о поведении отдельных членов команды высшего эшелона как об изолированном явлении не имеет смысла. Гайдар решил… Гайдар не вытерпел… Чушь! В этой команде посторонних нет. Кандидат экономических или юридических наук случайно на этот уровень не всплывет, никакая волна демократической революции его туда не забросит. Это все равно что скромному научному сотруднику вроде Борового вдруг превратиться в миллиардера. Взял и заработал.
Значит ли это, что все в команде примерно одинаковы? Ни в коем случае — потому-то она и команда. Когда два умелых убийцы волокут упирающегося человека к обрыву, они и должны действовать как «оппоненты» — один рычит и толкает, другой ведет под ручку, гладит по щеке, а то и плачет. И ругает того — противного, грубого. В политике бывает наоборот: толкает в яму вежливый и пухленький, а свой, грубый мужик вздыхает, требует не разрушать промышленность, не губить Россию. Он к яме готов хоть на руках тебя отнести. Оппозиция от такого патриотизма просто тает. Этот старый уголовный принцип, доведенный до совершенства охранкой (в виде пары следователей — грубого и душевного), в политическом театре перестройки дал великолепные результаты. А так как перестройка людей ничему не научила, то использовать его можно еще долго.
