Елена Клепикова - Дональд Трамп. Сражение за Белый Дом

Я испытываю величайшее уважение к людям, потерпевшим неудачу, но нашедшим в себе силы снова вернуться в игру.

Браки заключаются на небесах, а расторгаются в суде.

Мир ничего вам не должен – все нужно зарабатывать самому.

Да, надо быть позитивным, но не следует бросить все и ловить ворон в ожидании того, что с неба упадет пирог – возможно, его никто там и не собирался печь.

Пожать человеку руку – то же что подписать контракт. Ты дал слово. Если после этого ты дашь задний ход, люди никогда не будут тебе доверять.

Если хочешь достичь чего-то грандиозного, ты должен заставить себя выйти за пределы. Нужно раскачать себя до состояния гиперактивности. И ты должен сделать это сам. Никто за тебя это не сделает.

Какой смысл в знаниях, если держишь их при себе?

Уолл-стрит – это единственное место, куда приезжают на «роллс-ройсе» выслушать советы тех, кто ездит на метро.

Решать проблемы становится значительно проще, если рассматривать их как вызов, брошенный вам жизнью.

Лидеры – это люди, которые борются со страхом посредством своей способности предвидеть неминуемые события.

Самое худшее для личности и для нации – это позиция стороннего наблюдателя, постепенно погрязающего в своей комфортной зоне.

Давайте попытаемся мыслить масштабно и нестандартно, не обращая внимания на то, где мы живем и чем занимаемся.

Одно из главных качеств лидера – это умение видеть общую картину.

Терроризм – это не война одних народов против других. Это война идей.

Старая притча гласит: если хочешь накормить человека, дай ему рыбу. Если хочешь, чтобы он никогда не голодал, научи его ловить рыбу.

Когда Соединенные Штаты чихают, весь мир начинает болеть гриппом.

Если ты думаешь, что ты уже король, то ты всего лишь шут.

Предел для нас – только небо.

О чем вы мечтаете, то и делайте. Если вы даже мечтать не можете о великих делах, то никогда не совершите в жизни ничего значительного. Мечтать – денег не стоит. Так что если уж мечтать, то о великом.

В США самый высокий уровень жизни в мире. Мы достигли этого уровня за счет того, что стали самым крупным мировым должником. Американский доллар служит резервной мировой валютой, и поэтому зарубежные страны позволяют нам печатать столько долларов, сколько мы захотим. Как по-вашему, это волшебная сказка или ночной кошмар?

Наша страна катится к чертям собачьим.

Разница между победителем и неудачником в том, как человек реагирует на каждый новый поворот судьбы.

Неудача или временная остановка – это не поражение. Поражение – всегда состояние ума и души.

Лучшее, что я когда-либо сделал? Ну я произвел на свет четверых красивых детей. Вы имеете в виду что-то помимо этого?

Уверенность – это магнит. Он будет притягивать к вам людей.

Я очень осторожный человек, но это не означает, что я пессимист. Называйте это позитивным мышлением с оглядкой на реальность.

Пусть позитивное отношение к жизни преобладает: будьте настойчивы в своем оптимизме.

Рисковый человек – это тот, кто играет в игровые автоматы. Я предпочитаю покупать игровые автоматы.

Самый большой успех приходит тогда, когда плывешь против течения.

Парадоксы Владимира Соловьева. Жизнь по московскому времени: спасибо Дональду Трампу!

When most I wink, then do mine eyes best see…

Жизнь моя все короче, короче,Смерть моя все ближе и ближе.Или стал я поэтому зорче,Или свет нынче солнечный ярче…

Эх, Дональд, Дональд, это из-за тебя я потерял покой и погрузился в бессонницу! Сплю теперь, как ты, 3 часа, правда, потом добираю днем, когда меня смаривает. А как у тебя с послеполуденным сном фавна? Хотя нет, ты здесь ни при чем. Дональд Трамп – конец этой истории, да и видел я его только дважды – на митинге его сторонников и на проходах: на новоселье издательства, куда он явился с разодетой в пух и прах обнаженкой Меланьей: было на что посмотреть. А Дональда прям распирало от гордости за молодую жену. Меланья была у этого коплексанта в роли павлиньего хвоста – за неимением своего собственного. Тусовка была по-нью-йоркски демократичной, Трампы выглядели на ней слишком гламурно, инородно, ну, как Trump Tower на Пятой авеню, и быстро свалили. А началась эта моя история на пороге этого столетия, до которого я и дожить не чаял и не собирался, с того злополучного телефонного звонка. Он ворвался в мой сон и благодаря этому среди ночи звонку я этот сон запомнил. Он уже исчезал из моей памяти, когда я снял трубку и сквозь дремоту вслушивался в женский, скорее даже девичий голос:

– Вы Владимир Соловьев?

Что за бред!

– Ну, я. Что случилось? Вы хоть знаете, который час?

А сам судорожно вписывал в клочок бумаги, как в папирус, драгоценные обрывки тающего в моей памяти сна, который казался мне чрезвычайно важным, потому что содержал ответ на мучивший меня всю жизнь вопрос о воображаемой измене любимой женщины, скорее даже предизмене, мы и женаты тогда не были, отвечала ты уклончиво, могла я распоряжаться своим телом? – а когда я ловил тебя на слове, оправдывалась, что это в теоретическом аспекте, так оскорбляют тебя мои собственнические претензии – сейчас-то что? а дальше и вовсе морок, дальнейшее – молчание, какой из меня допытчик – как и добытчик, а теперь пытай не пытай, но не найдет отзЫва тот глагол, что страстное земное перешел. А что если это ворвалась в мой сон возлюбленная тень, как ты была перед разлукой, чтобы сказать правду, только правду и ничего, кроме правды, каковую я от тебя допытывался, а ты ни в какую, и так и ушла из жизни, унеся в могилу свою тайну, которой, может статься, у тебя и не было? Какая там, к черту, тайна – нет загадочных женщин, а только недогадливые, вроде меня, мужи – и мужья, которые узнают последними, если узнают, а я в упор не видел, меня обманывать не надо, я сам обманываться рад. Возможна ли женщине мертвой хвала? Почему нет? Бо я сам теперь вслед за тобой спускаюсь в кромешную тьму, так ничего не прознав, а узнаем ли мы там друг друга, если даже встретимся – вот в чем вопрос.

– А что, у вас там часов нет? – вопрос на вопрос, а голос – или это со сна, с того сна? – неуловимо схож с голосом покойницы. – Без пяти двенадцать. Никак вы еще дрыхнете?

Нет, дрыхнете не из твоего словаря. Да и голос другой, это мне спросонья померещилось. Вот когда я окончательно проснулся, глядя на собственные каракули, которые еще вопрос, разберу ли: «У тебя не плохой почерк, – говорила ты. – У тебя нет почерка». Как отличить сон от яви? Как отделить друг от друга? На 90 процентов человек состоит из воды и на 97 процентов из бессознательного и подсознательного. Вот почему отгадчики снов в таком фаворе – от Иосифа до Зигмунда.

– Откуда вы звоните?

– Как откуда? Из редакции.

– Да, нет! Из какого города?

– С вами говорят из столицы нашей родины.

Без тени иронии. Скорее вызывающе, чем торжественно.

Хотел было возразить, что у меня теперь другая родина и другая столица, но этимологически она, пожалуй, права: родина у человека одна – там, где он родился. Человек без носа, человек без слуха, человек без тени, человек без почерка, а теперь вот и без родины.

– А куда вы звоните из столицы нашей родины? – путем наводящих вопросов, когда понял, что говорить с ней о часовых поясах – в деревянное ухо.

– В Нью-Йорк. А что, у вас там время другое, чем у нас!

Без никакой вопросительной интонации. Наоборот, с полной уверенностью, что весь мир живет по московскому времени. Живо представил эту московскую девицу, которая и о смерти знает, наверное, понаслышке, но не верит в свою собственную. Странно еще, что мы говорим на одном языке. На одном? Язык там круто и неотвратимо менялся, слова явились о третьем годе их гласности после долгой зимней спячки либо летаргического сна, mixed metaphor, и я осваивал новоречь как иностранный. Мой новый стиль – сочетание классики со сленгом – был признан повсеместно, за исключением одной нью-йоркской редакции – «Извините, Володя, но в стремлении поспеть за блогерами вы терпите неудачу. Это все равно как профессору, попавшему на вечеринку студентов, подражать их устной речи» – проехали, фиолетово, на каждый чих не наздравствуешься, тем более в той редакции решили, что «Соловьев забил на все», с чем я согласился и признал за высшую хвалу. Зато мой далекий друг с тихоокеанского побережья Зоя Межирова, с ее приверженностью к классическому – канону? уставу? – признала мою новоречь, но она еще та тонкачка с каким-то звериным чутьем на лад и склад русской речи: «В книге, – писала она о моей последней, – сразу бросилось в глаза, а точнее прильнуло к слуху естественное сочетание, и сосуществование жаргона и интеллигентной живой классичности, сочетание достаточно трудное для этих двух разных стихий».