Юркй Емельянов - Сталин перед судом пигмеев
Обещания Горбачева добиться разрядки международной напряженности также не увенчались успехом. Американцы размещали в Западной Европе крылатые ракеты, нацеленные на СССР. Попытка же Горбачева добиться от президента США Рейгана в октябре 1986 года в Рейкьявике отказа от осуществления программы «звездных войн» ни к чему не привела и лишь показала слабость Генерального секретаря ЦК КПСС как международного политика.
По мере нарастания проблем во внутренней и внешней политике страны и по мере того, как Горбачев запутывался в осуществлении своих непродуманных программ, он и его союзники требовали новых радикальных реорганизаций в системе управления. Это вызвало большие разногласия в Политбюро, о которых уже открыто говорили в средствах массовой информации Запада. Эти заявления распространялись и на СССР. Стараясь высмеять эти заявления, Горбачев говорил на заседании Политбюро 4 июня 1987 года: «На Западе нас уже разделили, а здесь у нас подхватили: Горбачев за вестернизацию, это новый Петр I. Лигачев — за русификацию. Яковлев — это масонская группа. Рыжков — технократ, противник всякой идеологии. Сейчас большое желание у них — это перессорить, расколоть».
Однако в заявлениях средств массовой информации были зерна истины, и разногласия внутри руководства вызывались отнюдь не этими сообщениями. Тогдашний председатель Совета Министров СССР Рыжков вспоминал: «Ультрарадикалы требовали вообще отказаться от идеиплана, утверждали, что производители сами быстро во всем разберутся и наладят взаимовыгодные отношения друг с другом… На Политбюро эту точку зрения отстаивали Яковлев, Медведев, Шеварднадзе, которых поддерживал Горбачев… Моя позиция, с которой я никогда не сходил, состояла в том, что, как бы ни были привлекательны новации в экономике, их надо проводить в жизнь, тщательно обдумав и всесторонне взвесив. Ведь дело-то имеем с огромной, разбросанной от Карпат до Сахалина страной».
Испортились и отношения Горбачева с Громыко. В отличие от Андропова и Черненко, которые вскоре после своих избраний на посты Генеральных секретарей стали председателями Президиума Верховного Совета, Горбачев не смог сразу добиться совмещения двух постов. На пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР был избран A.A. Громыко, Несмотря на то что именно Громыко был инициатором избрания Горбачева на пост Генерального секретаря, по словам В.А. Крючкова, «вскоре Громыко стал высказывать сожаление по поводу сделанного им выбора… Со временем же отношения между Горбачевым и Громыко… становились все более натянутыми, и вскоре наступил момент, когда Горбачев всем своим видом стал показывать, что не может дальше с ним работать».
Разногласия внутри Политбюро принимали все более широкий и острый характер. Помимо споров Горбачева с Рыжковым и Громыко, которые занимали ведущие посты в иерархии исполнительной и законодательной власти, обострялись и отношения Горбачева и его союзников с Лигачевым, занимавшим второй по значению пост в Секретариате ЦК КПСС. В своей книге воспоминаний «Предостережение» Е.К. Лигачев замечал, что «примерно со второй половины 1987 года начали вырисовываться мои разногласия с некоторыми членами высшего политического руководства».
Особенно обострились отношения Лигачева с союзником Горбачева Яковлевым, По мнению Лигачева, «из-за явно недостаточного внимания к реальным процессам, протекающим в конкретной экономике, его суждения нередко страдали кабинетной умозрительностью и радикализмом». Таким образом, вместо того, чтобы обрести поддержку лиц, занимавших три из четырех ведущих постов в руководстве страны, Горбачев столкнулся с их активным противостоянием ему и его политике. Учитывая, что у каждого из троих были союзники в Политбюро, было ясно, что достаточно им было объединиться, и карьера Горбачева была бы завершена уже в 1987 году.
Будучи опытным политиком, Горбачев прекрасно понимал неустойчивость своего положения. Наблюдая Горбачева «на многих ответственных совещаниях», В.А. Крючков замечал: «Горбачев начал раздражаться, нервничать, и было видно, что проявляет нервозность от бессилия, стремительного роста настроения против его политики, от того, что сам не знает, что, собственно говоря, ждет страну в самом ближайшем будущем, не говоря уже о более отдаленной перспективе. Но, главное, что вызывало у него тревогу, — это ослабление его личной власти, прочности его положения». Как отмечал Е.К. Лигачев, «в сознание Генерального секретаря стали внедрять так называемый «синдром Хрущева», который, как известно, был смещен на октябрьском Пленуме ЦК КПСС 1964 года». Особые усилия к раздуванию страхов Горбачева прилагала, по словам Лигачева, зарубежная «антисоветская пресса», которая «поднимала шум о каком-то «заговоре» со стороны Лигачева чуть ли не каждый раз, когда Михаил Сергеевич отлучался из страны».
«Синдром Хрущева» способствовал тому, что Горбачев постепенно взял на вооружение методы Хрущева в его борьбе против своих оппонентов. Как и Никита Сергеевич, Михаил Сергеевич не сразу решил воспользоваться пугалом «сталинизма» для того, чтобы подавить возможное выступление против него со стороны его коллег. Но зато, встав под знамя антисталинизма, он действовал решительнее и последовательнее, чем Хрущев. Использованию Горбачевым антисталинизма в значительной степени способствовало его постоянное общение с теми представителями столичной интеллигенции, которые с 70-х годов активно участвовали в процессе формирования политики страны. В своих воспоминаниях член Политбюро ЦК КПСС В.В.Гришин утверждал, что «к концу своей жизни фактически не он (Брежнев) стал руководить делами, а им руководили его приближенные. Во многом влияли на выработку внутренней и внешней политики такие люди в аппарате ЦК иливнештатные консультанты, как Арбатов, Иноземцев, Бовин, Черняев, Шахназаров, Загладим и другие. Это, конечно, было плохо». Судя же по воспоминаниям Черняева, влияние Арбатова, Бовина и других усилилось при последующих Генеральных секретарях ЦК КПСС.
Одним из влиятельных советников Кремля был и В.М. Фалин. В своих воспоминаниях «Без скидок на обстоятельства» он утверждает, что летом 1986 года в беседе с Горбачевым, в которой принимали участие также Лигачев, Яковлев, ряд главных редакторов газет и журналов, писателей и политологов, он призвал «сказать всю правду о сталинизме». По сути, повторяя обвинения троцкистов, Фалин утверждал: «На рубеже 20–30-х гг. Сталин совершил или, правильнее, завершил контрреволюционный переворот в стране. Одновременно он покончил с партией, которая делала Октябрьскую революцию». Он выносил свой безапелляционный приговор: «Сталин и социализм несовместимы; нет ничего более противоестественного, чем понятие «сталинская модель социализма». Сталин выступал как абсолютное отрицание социализма и в теории, и на практике».
Исходя из чисто теоретических представлений о социализме, рожденных в Западной Европе, Фалин объявлял все созданное в СССР несоответствующим книжному идеалу. На деле такой подход означал уничтожение всего созданного в СССР в угоду социалистической утопии. Выдвигая, как это советовали сделать американские советологи, «социалистическую» альтернативу «сталинизму», Фалин фактически предлагал обменять советскую реальность на теоретическую схему, или шарлатанскую пустышку. Он решительно призывал к отказу от «преемственности… тогда как перестройка должна была быть разрывом».
Однако в своей книге «Шесть лет с Горбачевым» помощник Генерального секретаря A.C. Черняев претендовал на свой приоритет в развертывании антисталинской кампании. Черняев уверял, что он был единственным на собрании, посвященном 40-летию Победы, который не стал аплодировать при упоминании имени Сталина. Черняев подготовил для Горбачева специальную записку, в которой были изложены антисталинские идеи. Черняев способствовал знакомству Горбачева с трудами американских советологов, пропагандировавших «альтернативы» сталинскому пути развития. Черняев писал: «Помню, известный американский историк-советолог Стивен Коэн прислал Горбачеву книгу «Н.И. Бухарин». Мы, некоторые из его окружения, тоже получили эту книгу, изданную в «тамиздате», обратили на нее внимание Михаила Сергеевича. Он взял ее с собой в отпуск. Изучал тщательно, то и дело зачитывал мне цитаты из нее. Восхищался интеллектуальной силой этого человека, И уже тогда решил, что должен быть снят запрет с Бухарина».
Черняев не упускал ни одного случая, чтобы не выступить с дискредитацией Сталина. Так, оказавшись участником узкого совещания по подготовке доклада для пленума ЦК по вопросам экономического развития, Черняев внес свой «ценный» вклад в его работу, выступив с предложением решительно осудить хозяйственные методы, сохранившиеся с 30-х годов. Заявления некоторых участников заседания о том, что тогдашние методы были неплохи для своего времени, Черняев отверг, заявив, что «это оправдание сталинизма». Он записал в своем дневнике, что его «Яковлев поддержал».
