Дмитрий Волкогонов - Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2.
Когда Пятницкий стал разбираться с денежными делами Коминтерна, загадочный Томас не смог отчитаться за многие миллионы марок. Сотрудница Коминтерна, работавшая в аппарате Томаса, позже рассказывала: "Деньги хранились, как правило, на квартире товарища Томаса. Они лежали в чемоданах, сумках, шкафах, иногда в толстых папках на книжных полках или за книгами. Передача денег производилась на наших квартирах поздно вечером, в нескольких картонных коробках весом по 10—15 кг каждая…"
Комиссия Политбюро, созданная распоряжением Сталина, под руководством советского уполномоченного представителя в Германии Крестинского, не смогла найти подтверждения-отчета на очень крупные суммы. Было решено „впредь воздержаться от поручения товарищу Томасу дел, связанных с денежными операциями". Позже оказалось, что „товарищ Томас" не был даже членом партии, представляя собой совершенно случайного человека в финансовом механизме подготовки „мировой революции"!
В конце этого же года комиссия Политбюро в составе Зиновьева, Троцкого, Куйбышева, Пятницкого, Сокольникова запросила дополнительно 2 100 500 золотых рублей на так называемые непредвиденные „субсидии партиям"… Деклассированные элементы, пришедшие в результате переворота к управлению великой страной, были не только авантюристами, но и людьми, неспособными рационально воспользоваться награбленным. Ленин, поминутно требовавший расстрелов за саботаж, спекуляцию, мешочничество, в своем аппарате, созданном для утверждения коммунистической идеи, не мог навести самого элементарного порядка в расходовании валютных средств. Он просто бездумно швырял деньги за рубежи несчастного отечества в наивной надежде, что они оросят всходы его идей… А ведь в своей статье „О значении золота", написанной в ноябре 1921 года, говорил как хозяин: „Беречь надо в РСФСР золото, продавать его подороже, покупать на него товары подешевле". Однако Ленин очень часто говорил одно, а делал другое. Как он любил рассуждать о правде, честности! Но это не мешало, допустим, рекомендовать Дзержинскому и Склянскому организовать операцию по уничтожению кулаков, попов, помещиков. „Премия — 100 000 руб. за повешенного". Но главное, эти преступления „свалить на „зеленых"…". Политика, „зеленые", золото — все было для Ленина лишь средством достижения своих глобальных целей.
Ленин лишь один раз взорвался, когда ему доложили об очередной пропаже крупной суммы коминтерновасих денег. Он собственноручно набросал „проект секретного письма ЦК РКП", где, в частности, говорится: „Нет сомнения, что денежные пособия от КИ компартиям буржуазных стран, будучи, разумеется, вполне законны и необходимы, ведут иногда к безобразиям и отвратительным злоупотреблениям". Далее перечисляются партийные кары за воровство, сокрытие, присвоение коминтерновских денег, требования пунктуального отчета „за каждую копейку расхода".
Увы, растранжиривая бесчисленные народные миллионы фактически на ветер, вождь наивно полагал, что можно добиться при этом отчета за каждую копейку…
Когда стало очевидным, что „с ходу" мировую революцию зажечь не удастся, в Москве стали подумывать и о новых союзниках в этом деле. Неожиданно возникла заманчивая ситуация. В январе 1922 года руководство центристского „второго с половиной" (II 2) Интернационала предложило провести международную конференцию трех Интернационалов с вопросом организации совместной борьбы рабочего класса против международной реакции.
В Кремле долго заседали Ленин, Троцкий, Зиновьев, Радек, Бухарин. Решили предложить совещанию трех Интернационалов образовать „единый фронт" борьбы. Ленин надеялся, что удастся– организовать решающее влияние на II и II '/2 Интернационалы. Но руководители II Интернационала хорошо понимали, к каким последствиям это приведет.
Ленин не скрывал своих целей: „Если на заседании расширенного Исполкома есть еще люди, которые не поняли, что тактика единства фронта поможет нам свергнуть вождей II и II '/2 Интернационалов, то для этих людей надо прочесть добавочное количество популярных лекций и бесед".
На совместной конференции лидеры небольшевистских Интернационалов требовали легализации партии меньшевиков в России, не допускать расстрелов эсеров и т.д. Создали Комиссию по созыву всемирного конгресса рабочих организаций, которая, правда, собралась лишь один раз.
Ленин резко критиковал „потачки", которые сделала делегация Коминтерна во главе с Радеком, называл эти соглашения „политическими уступками международной буржуазии". Социал-демократы на Западе убедились, что для Ленина термин „сотрудничество" есть не что иное, как „подчинение" Коминтерну. Затея с объединением тихо умерла.
На Западе и Востоке давно стало ясно, что собою представляет Коминтерн. Об этом там много писали и говорили. Тогда по инициативе Сталина провели решение Политбюро от 26 апреля 1928 года, где, в частности, говорилось: нужно всячески избегать видимости прямой зависимости коминтерновских организаций от советских государственных органов. Предписывалось Бухарину и Пятницкому для маскировки разработать вопрос о выдаче денег секциям КИ не из Москвы и не через русских, а из Берлина (Запбюро) и Иркутска (Востбюро), „обязательно через иностранных товарищей". Скоро эту функцию прочно возьмет в свои руки НКВД. Но это едва ли кого– либо ввело в заблуждение. В результате НКВД еще более „органично" вплелось в ткань коминтерновской деятельности.
Сделаю одно отступление. Даже людей, искренне уверовавших в коммунистические идеи, ЦК ВКП(б), НКВД теперь рассматривали главным образом через призму: как их использовать более эффективно. В этом отношении весьма примечательна судьба одного чрезвычайно известного человека — Рихарда Зорге.
С начала 1925 года Зорге работал в информационном отделе Коминтерна, был знаком с Бухариным, Мануильским, Пятницким. Проявил себя как талантливый журналист. Заслуживает быть отмеченной его рецензия „Ленин как политик и человек" на одноименную книгу норвежского социалиста О.Шефло. В 1929 году Зорге переводят в военную разведку СССР. Он выезжает в Германию, затем Китай, Японию. Его донесения В Москву, особенно из Токио, носят исключительно глубокий и важный характер. Но кремлевское руководство, захваченное бесовством поиска врагов, уже не верит никому. На одном из агентурных сообщений, направленных в 1936 году Зорге в Москву, Сталин наложил резолюцию: „Прошу мне больше немецкой дезинформации не присылать".
Зорге продолжает направлять исключительно ценную информацию в Москву. Однако там уже решили, что талантливый советский разведчик — двойной шпион, и в январе 1939 года на него заводится дело-формуляр для „разработки" как предателя. Не случайно его донесения, особенно в 1941 году, остались без внимания. Зорге в январе, марте, мае предупреждает Москву о готовящемся нападении на СССР со стороны Германии. А 15 июня он точно указывает дату нападения — 22 июня… Если бы Сталиным были приняты необходимые меры, война была бы совсем другой, и для Советского Союза не было бы катастрофического начала.
Тем временем жена Зорге Максимова Екатерина Александровна попадает в застенки НКВД как шпион, ссылается в Сибирь и здесь 28 мая 1943 года загадочно умирает „от кровоизлияния в мозг". А женщине было всего 38 лет.
НКВД просто расправилось с женой „немецкого шпиона".
Лишь после войны и смерти Сталина в Кремле вспомнили о Зорге и его сверхважной информации.
На примере Рихарда Зорге мы лишь хотели показать, что Коминтерн был придатком спецслужб НКВД, где никогда в прежние времена не ценили эти кадры. „Бдительность" и подозрение — прежде всего.
В сталинские времена расходы на нужды Коминтерна были поставлены под более жесткий контроль. „Великий вождь" практиковал выделять финансовые средства не только „массовидным" порядком, но и весьма целенаправленно. Допустим, приехал Анри Барбюс и заявил, что хочет написать книгу „Сталин", естественно, нужно поощрить писателя. Специальным решением Политбюро французскому биографу отпускается „аванс" в 40 тыс. франков. Немного. Более крупно поощрить писателя следует по выходе книги в 1936 году…
А о бюджете теперь нужно было Г.Димитрову лично просить Сталина. Диктатор, разочаровавшийся в организации, давал лишь на содержание аппарата, а компартиям выделял почти исключительно через НКВД, минуя Коминтерн. Так, например, в 1937 году Сталину доложили смету ИККИ в сумме 12 048 028 в инвалюте и 18 658 762 рубля советскими денежными знаками. Расходы НКВД на Коминтерн шли особыми статьями, ибо речь здесь шла о деятельности далеко не партийной, а шпионской и террористической.
Димитров был вынужден по каждому случаю дополнительных расходов лично обращаться к Сталину. Это раздражало вождя. Теперь Коминтерн был больше нужен для НКВД как „человеческая база" подрывной работы в капиталистических странах, чем коммунистическому движению. Правда, иногда Коминтерн как-то „подыгрывал" Москве в ее внешнеполитических делах. Ф.И.Дан писал по этому поводу, что международный коммунизм — один из рычагов советской внешней политики. Но рычаг был слабый, ибо никто уже не сомневался относительно того, что кроется за вывеской Третьего Коммунистического Интернационала. Сталин все больше охладевал к этой организации, оказавшейся в конце концов сектой на содержании Москвы. В 1943 году Сталин без особого сожаления, без чьего-либо давления пошел на ликвидацию этого ленинского детища, хотя союзники не раз намекали ему о „неуместности" Коминтерна в условиях войны с Германией.
