Юрий Мухин - Власть над властью

Крестьянские сходки, особенно по запутанным вопро­сам, могли длиться много вечеров подряд и порой прини­мали весьма грубую (на грани драки) форму. Там не стес­нялись, обсуждая любые мелочи, даже если они затрагивали деликатные стороны чьей-либо жизни, которые в обычное время обсуждению не подлежали. Общинная проблема бу­квально выворачивалась наизнанку, рассматривалась абсо­лютно со всех сторон до тех пор, пока каждый член общи­ны не начинал понимать, что предлагаемое решение — един­ственное, пусть его лично оно и не устраивает. И решение принималось только тогда, когда успокаивался последний спорящий. (С этих позиций сегодняшние парламентские бде­ния выглядят крайне позорно. Депутаты собираются обсу­ждать тяжелейшие государственные вопросы, но начинают с того, что договариваются, когда закончить свое собрание. А кто сказал, что этого времени хватит? Ведь вопрос еще и не начинали обсуждать!).

А могло ли быть так, что, несмотря на длительность об­суждения, какой-либо член общины, преследуя личный ин­терес, все-таки не соглашался? Да, могло. В этом случае, ус­тав от споров, 200 или 300 человек могли уступить одному и принять решение, выгодное только этому человеку. Но община — не институт благородных девиц, ее члены — за­нятые тяжелой работой и достаточно решительные люди. Человеку, который пошел против мира, никто и ничего не прощал. Он обязательно расплачивался за свою дерзость и часто вынужден был из общины уходить. У него происхо­дили неприятности: тонула в болоте корова, сгорало сено, внезапно ломалось колесо подводы и так далее, пока чело­век не начинал понимать смысл поговорки: «Против мира не попрешь».

Кулаки-мироеды всегда строили свои дома в центре села, поблизости от других домов, чтобы при пожаре пламя от их горящего дома перебросилось на соседние дома, зная, что только в этом случае их не подожгут.

А что давало единогласие при принятии решений отдель­ному человеку? Гарантию того, что твоим голосом, твоим личным интересом никто не пренебрежет. Поскольку в ин­тересах общества учитывать интересы всех. Никто не пре­кратит прения, не выслушав твоего мнения. Можно много болтать об уважении к каждой отдельной личности, а мож­но уважение к ней ввести в закон. Можно утверждать, что раз в государстве свобода слова, значит это цивилизован­ное государство, забывая, что свобода слова без обязанно­сти слушать — забава для мудраков. Что толку говорить, если тебе никто не собирается внимать? Крестьянская об­щина России в отличие от подавляющей части российской интеллигенции, предпочитающей «мудрачествовать» на за­падный манер, это понимала.

Еще одно правило, общее для всех крестьянских об­щин,— соблюдение справедливости при распределении средства своего существования — земли. Способы распре­деления у общин были разные.

И, наконец, общей для всех общин была коллективная ответственность по внешним обязательствам, по обязатель­ствам уплаты налогов и поставок рекрутов в армию. Если, к примеру, в общине было 200 человек, обязанных платить подати царю, то ни один из них непосредственно свои по­ложенные 12 рублей в налоговое ведомство не носил, все 2400 рублей платила община, а затем уже раскладывала эти деньги на членов общины.

Так же и с набором рекрутов. Если, к примеру, полага­лось выставить в армию одного человека из 100, то воен­ное ведомство не искало этих людей по деревням и селам. Общины сами определяли, кому служить, причем часто стре­мились купить рекрута на стороне, то есть найти здорово­го холостого мужчину, чтобы он за огромные по тем вре­менам деньги, собранные миром, согласился пойти в сол­даты. Если такого найти не удавалось, мир решал, из какой семьи взять солдата. И деньги выплачивались ему. Решение общины, «приговор мира» в этом случае обжалованию не подлежал, выбранного новобранца могли доставить к при­зывному пункту без его согласия, связанного.

Община выполняла свои обязательства добросовестно и требовала к себе такого же отношения. Если помещики или чиновники, нарушая законы и обычаи, наносили общи­не обиды, а законным путем добиться справедливости не удавалось, то община решалась на крайние меры. Одной из таких мер был бунт. Между тем и цари понимали, что при­чины бунта часто кроются в действиях властей, понимали, что пролитая кровь может вызвать огромное количество ответной. Поэтому при вспышке бунта государство всегда старалось погасить его без крови, пока это еще было воз­можно. Характерно, что орденом Св. Владимира, четвертая степень которого давала право на потомственное дворянст­во, награждались те офицеры и чиновники, которые могли прекратить крестьянские волнения, не прибегая к оружию. Это требовало мужества, так как возмущенная община пе­реставала жалеть и свою, и чужую кровь.

Иногда община, не прибегая к бунту, могла сделать сле­дующее.

Несколько мужчин убивали ненавистного помещика с семьей, а его дом поджигали. Затем они шли и сдавались вла­стям. В России к смертной казни приговаривали в исключи­тельных случаях. Поэтому суд приговаривал крестьян к ка­кому-то сроку каторжных работ и ссылке в Сибирь. Брачные узы считались священными, тогда верили, что браки совершаются на небесах и не людям их разрывать. Поэтому со­гласно существовавшему закону семьи осужденных при же­лании отправлялись за казенный счет к месту каторги и ссылки, им также за счет казны назначалось содержание. Помимо этого, крестьяне регулярно собирали деньги и от­правляли их осужденным, поскольку в их глазах это были не преступники, а герои, пострадавшие за мир.

Итак, русские люди были объединены в самоуправляемые общины, хотя и имевшие обязательства перед государством, но по небольшому перечню вопросов. Община в ряде слу­чаев была способна эффективно защитить свой суверени­тет перед кем бы то ни было, как это может сделать толь­ко семья.

Приоритет таких духовных ценностей, как преданность обществу, готовность к самопожертвованию ради него, обо­стренное чувство справедливости и пренебрежительное от­ношение к догматам материальных ценностей типа непри­косновенности частной собственности, личной собствен­ности на землю определяли различия в поведении русских людей и людей западного мировоззрения.

Много веков подряд русские расселялись по всей земле, осваивая новые необжитые места. То же делали англича­не, французы, немцы. Они так же переселялись в Америку, Африку, Австралию. Но те и другие делали это по-разно­му. Скажем, европейские переселенцы заселяли североаме­риканские прерии. На выделенном им участке земли они строили дом и ферму, устанавливали дружеские связи с со­седями для совместных действий против общих напастей. Налог они платили в зависимости от количества находив­шейся в их владении земли; с течением времени часть из них разорялась, их землю скупали более удачливые сосе­ди, а менее удачливые становились городскими и сельски­ми пролетариями. Это соответствовало образу мыслей за­падного человека, в этом не было ничего, что беспокоило бы его совесть.

Русские поступали иначе. Крестьянская община, полу­чив выделенную ей землю (для всех), прежде всего, выби­рала удобное место для села или деревни. Каждой семье отводился участок под усадьбу. Участки нарезались рядом друг с другом, образуя улицу или улицы будущего села. Одновременно община учитывала, что семьи будут расти и делиться, в связи с чем оставляли резерв для будущего развития. Оставшаяся земля делилась на три части: луга, па­стбища и пахотная земля. Могла быть и четвертая часть — лес. Всей этой землей община пользовалась сообща.

На земле, выделенной под усадьбы, всем миром строи­лись дома для всех. Весь скот села единым стадом выпускал­ся на пастбища. С пахотной землей и лугами дело обстоя­ло сложнее. Пахотная земля, во-первых, делилась по каче­ству: пригорок или низина, в одной больше глины, в другой песка и т.д. В разных общинах землю подразделяли на раз­ное количество сортов, иногда до 15. Далее землю делили на участки — наделы, исходя из следующих соображений. Налогом (податью) среди крестьян облагались только лица мужского пола, но зато все: и стар, и млад. Перепись насе­ления производилась каждые семь лет. Зафиксированное в переписи число лиц мужского пола оставалось для налогов единым на весь этот период. То есть фактически податью облагались не отдельные люди, а вся община. Количество мужчин было просто численной оценкой налогоспособно­сти данной общины.

Если на момент переписи в общине было сто мальчи­ков, мужчин и стариков, а подать на одного составляла 12 рублей в год, то общую подать в сумме 1200 рублей нужно было платить в течение семи лет. Со сбором налогов внут­ри общины должен был разобраться сам мир.

В каждой общине это происходило по-разному, но прин­цип был один: мир не требовал от человека заплатить на­лог, если не предоставлял ему землю, чтобы этот налог за­работать. Чаще всего каждый сорт пахотной земли делился в соответствии с числом налогоплательщиков. Это был на­дел. Очевидно, что один надел мог состоять из полосок зем­ли разного сорта в количестве до 15. Кроме того, полоски располагались на трех полях: яровом, озимом и пару. (Над этим потешались мудраки сначала в Петербурге, а потом в Москве и Ленинграде, но надо понимать, что, прежде всего, неразумность такого деления понимали и сами кресть­яне, но справедливость была для них выше этой нецелесо­образности.)