Мюррей Ротбард - Этика свободы
В-третьих, ни один теоретик доктрины laissez-faire никогда не предусматривал в теории размеры государства: если государство имеет принудительную монополию на силу на данной территории, насколько большой должна быть эта площадь? Эти теоретики не уделили должного внимания к факту, что мир всегда жил в «интернациональной анархии» без единого правительства или принудительной монополии на принятие решений между разными странами. И до сих пор интернациональные отношения между рядовыми гражданами различных стран в общем-то функционировали весьма благополучно, несмотря на отсутствие единого правительства. Таким образом, спор о договорных обязательствах или гражданском правонарушении между гражданином Северной Дакоты и Манитобы обычно обсуждаются довольно гладко, чаще всего истец подает в суд или предоставляет обвинения в своем суде, а суд другой страны признает результат. Войны и конфликты обычно чаще происходят между правительствами, нежели между рядовыми гражданами различных стран.
Но можно задать более серьезный вопрос: признает ли сторонник доктрины laissez-faire право региона страны отделиться от страны? Законно ли для Западной Руритании отделяться от Руритании? Если нет, то почему? А если да, то тогда каким может быть логическое завершение разделения стан? Не может ли отсоединиться маленький район, затем город и часть этого города, затем жилищный массив, наконец, определенный индивид? Признание какого-либо права на отделение при отсутствии его логического завершения, ограничивающего право на индивидуальное отделение, которое логически ограничивает анархизм, приведет к тому, что индивиды смогут отделяться от государства и нанимать свои собственные защитные агентства, а государство разрушится.
Наконец, есть внутреннее критическое противоречие в критерии laissez-faire: ограничение правительства только защитой человека и собственности. Если для правительства законно взимать налоги, почему бы не взимать их с подданных для предоставления других товаров и услуг, могущих быть полезными потребителю; почему, например, правительство не построит новые сталелитейные заводы, не обеспечит туфлями, дамбами, почтовыми услугами и т.д.? Каждый из этих товаров и услуг полезен для потребителей. Если сторонник подхода laissez-faire не одобряет того, что правительство строит сталелитейные заводы или обувные фабрики и предоставляет их потребителям (или бесплатно, или на продажу), из-за того, что при постройке этих заводов было задействовано принудительное налогообложение, тогда, конечно же, такое же отрицание может быть высказано правительственной полиции и судебным органам. Правительство будет с точки зрения приверженцев laissez-faire действовать не более аморально, чем обеспечивая жилищные условия или сталь вместе с защитой полиции.
Правительство ограниченное только защитой не может быть обосновано даже в рамках идеала laissez-faire, не говоря уж о других точках зрения. Справедливо, что идеал laissez-faire может быть задействован, чтобы предотвратить такую «второстепенную» принудительную деятельность правительства (т.е. насилия вне базового принуждения при налогообложении), как например, контроль за ценами или объявление порнографии вне закона. Сейчас «ограничения» правительства и вправду стали предельно растянутыми и растягиваются все дальше, что может завершиться полным коллективизмом, когда государство и только государство обеспечивает своих граждан товарами и услугами.
Глава 3. Моральный статус отношения к государству.
Итак, если государство – это громадный механизм узаконенных преступления и агрессии, «организация политических методов» для обогащения, тогда это означает, что государство является криминальное организацией, и, следовательно, его нравственный статус радикально отличается от статуса простых частных собственников, которых мы обсуждали в этой главе. Все это значит, что нравственный статус контрактов с государством, обещаний ему и посредством него, также радикально различаются. Например, это означает, что никто морально не обязан подчиняться государству (кроме случаев, когда государство защищает право частной собственности против агрессии). Как преступная организация с доходами и имуществом, полученными от преступного налогообложения, государство не может обладать никакой справедливой собственностью. Это значит, что неуплата налогов государству не может быть несправедливой или безнравственной, как и присвоение себе имущества государства (которое находится в руках агрессоров), как и отказ подчиняться приказам государства или расторгать контракты с государством (так как несоблюдение контракта с преступниками не аморально). Фактически, с точки зрения верной политической философии, например «красть» у государства - значит отобрать собственность из рук преступников, что значит, в смысле «поселенческой» собственности, что вместо поселения на неиспользованной земле, индивид устраняет собственность из криминальной ячейки общества, что, в свою очередь, является благим делом.
Частично исключение можно сделать, когда государство абсолютно очевидно украло собственность определенного человека. Предположим, например, что государство конфискует драгоценности, принадлежащие Брауну. Если Грин затем украдет драгоценности у государства, он, с точки зрения либертарианской теории, не совершит преступления. Тем не менее, драгоценности не будут ему принадлежать и Браун будет оправдан в случае использования силы для изъятия драгоценностей у Грина. В большинстве случаев, конфискации государства, проходящие в форме налогообложения, смешаны в единый котел и невозможно указать для собственности определенного владельца. Кто, например, действительно обладает дамбой TVA или зданием почты? Во всех этих случаях воровство Грина или его поселение на государственных землях будет законным и не преступным, и пожалует титул поселенческой собственности Грину.
В таком случае и лгать государству становится моральным. Так как никто морально не обязан честно отвечать грабителю, когда он спрашивает, есть ли в чьем-то доме ценные вещи, то никто не обязан честно отвечать и на подобные вопросы, задаваемые государством, когда, например, оно увеличивает налоги.
Все это, разумеется, не значит, что мы должны рекомендовать или требовать гражданского неповиновения, неуплаты налогов, лжи или воровства у государства, так как это наверняка будет неблагоразумно, учитывая репрессивный аппарат государства. Но те действия, о которых мы говорим, - справедливы и морально допустимы. Отношения с государством, в таком случае, становятся совершенно благоразумными и прагматическими суждениями индивидов, которые должны относиться к государству, как к врагу с преобладающей в настоящее время властью.
Многие либертарианцы приходят в замешательство от такого отношения к государству, даже когда они признают общую аморальность или преступность государственных действий и вторжений. Таким образом, появляется вопрос о дефолте, или, в более широком смысле, отказе от государственного долга. Многие либертарианцы утверждают, что правительство, по сути, обязано оплачивать свои долги, и, следовательно, дефолта и отказов можно избежать. Здесь проблема в том, что эти либертарианцы проводят аналогию с самым правильным тезисом о том, что частные индивиды или учреждения должны сохранять контракты и платить их долги. Но правительство само денег не имеет, и оплата его долга означает, что налогоплательщики и дальше будут принуждены выплачивать доход владельцам долговых бумаг. Такое принуждение никогда не будет законным с точки зрения либертарианской теории. Не только повышенное налогообложение означает повышенное принуждение и агрессию против частной собственности, но кажущийся вначале невинным держатель государственных облигаций предстает в невыгодном свете, когда мы полагаем, что покупка правительственной облигации попросту делает инвестицию в будущую добычу от награбленных налогов. Как инвестор в будущее воровство, держатель государственных облигаций предстает совсем не в том свете, в котором обычно воспринимался.
Другой вопрос, который будет представлен с иной точки зрения, - проблема расторжения контрактов с государством. Выше мы объяснили нашу точку зрения на то, что контракты на применение силы, являются контрактами о передаче титулов, а не обещаний, то, следовательно, в свободном обществе было бы законным уйти из армии несмотря на подписание добровольного контракта на длительный срок службы. Но независимо от того, какой теории о контракте мы придерживаемся, на свободном рынке такие суждения подходят только для частных армий. Так как союзники государства являются преступными агрессорами – как по их действиями, так и по способам получения дохода – было бы вполне законно покинуть государственную армию в любое время, несмотря на сроки службы. Совершить это - абсолютное индивидуальное право, хотя опять же, является ли такое действие благоразумным или нет – совсем другой случай.
