Кронштадтский мятеж - Семанов Сергей Николаевич
К Кронштадту подошли в рассыпном строе, как вышли от Ораниенбаумского берега. В 1 ½ верстах от Кронштадта противник открыл артиллерийский, а затем и пулеметный огонь как по нашему полку, так и по 499-му. Шедшие впереди нас части ненашей бригады дрогнули, остановились и обратились назад в бегство. Шедший слева 499-й полк также остановился и частью начал бежать назад. 1-й батальон тоже остановился, и цепь легла. Врид комполка т. Фабрициус, помкомполка т. Коршунов и комиссар Шатилов, шедшие следом за цепью, стали ободрять красноармейцев как словами, так и личным примером, приказав двигаться дальше. В это время подъехал вестовой и сообщил, что наши части уже вошли в г. Кронштадт и просят нас поспешить им на помощь (это было около 7 час. утра). Комполка приказал по цепи взять вправо и быстрей двигаться на Кронштадт. Пройдя с полверсты, весь батальон с криком «ура» бегом двинулся в указанном направлении. В город вошли через Петроградскую пристань под пулеметным и орудийным огнем противника около 8 часов утра. Когда батальон находился в 2 верстах от г. Кронштадта, противник начал обстреливать наши части артиллерийским и пулеметным огнем, ранее того артиллерия противника обстреливала г. Ораниенбаум и наши батареи. Наша артиллерия начала обстреливать противника, как только батальон отошел от ораниенбаумского берега, что много содействовало бодрому настроению всего батальона. Когда батальон ворвался в Кронштадт, там уже были наши части, которые занимали улицу, идущую от Петроградской пристани, с прилегающими переулками. На некоторое время части батальона смешались с частями других полков и действовали совместно с последними. Вскоре была получена задача от комполка занимать определенный участок улицы и производить очистку этого участка от мятежников. Весь день предательские пули подстерегали нас то с чердака, то из подвала, где за несколько минут перед этим никого не было. Сильно укрепленным пунктом противника была машинная школа, откуда беспрерывно происходил обстрел наших частей пулеметным и ружейным огнем до самого вечера. Наши пулеметы не оставались в долгу и на каждый предательский выстрел с чердака или из окна отвечали усиленным огнем. Несмотря на то что кругом был фронт, пулеметчики работали храбро и самоотверженно, служа примером товарищам с винтовками. Пулеметы противника обнаруживались везде: в подвалах, в квартирах, на чердаках и на крышах; но, несмотря на это, потерь от них было немного, вероятно, вследствие растерянности противника. При наступлении на Кронштадт наши пулеметы двигались непосредственно за цепью, огонь из них был открыт на улицах Кронштадта. В целях охранения в г. Кронштадте от внезапного нападения противника были выставлены посты и заставы с вечера 17/ III до утра 18/ III –21. Связь поддерживалась посредством пеших вестовых. К вечеру 17/ III бой начал ослабевать, и противник начал прибегать к уловкам, предлагая сдаться, уверяя, что все наши части отбиты и ушли из Кронштадта, или говоря, что они не знают, за что на них напали, что они стоят за Советы и т. д. Но все подобные попытки прекращались комиссаром и командиром полка, разъяснявшими красноармейцам наше положение и положение противника. За все время наступления и боя наши потери выразились в 5 убитых, около 30 раненых. В числе убитых был комрот-2 т. Губин.
Резолюция А. Седякина: Заслуживает внимания. ЦГАВМФ, ф. р-52, on. 1, д. 88, лл. 53–54. Подлинник.
№ 10Донесение командира 8-й роты 443-го стрелкового полка с описанием боевых действий под Кронштадтом 16–17 марта 1921 г
31 мая 1921 г.
15 марта в 4 часа утра мною было получено приказание от начальника полковой школы тов. Химичева: «К 8 часам утра быть со взводом в сборе и в полной боевой готовности для выступления в район дер. Венки». Мною было немедленно отдано приказание командирам отделений собрать сразу же взвод, так как мне хотелось поговорить с тов. красноармейцами и передать им все то, что я чувствовал и переживал в это время. Собрав взвод, я призывал тов. красноармейцев быть стойкими, выдержанными бойцами и не поддаваться на удочку провокации, которая хотя и не была заметна, но работала здорово. Например: «Варяг» обошел Кронштадт кругом и ушел в открытое море» или еще: «на поверхности всего льда от Ораниенбаума до Кронштадта вода приблизительно до пояса», и носились слухи, что, мол, все равно вам погибать так или иначе. Вот это-то я и старался доказать товарищам, что это не что иное, как белогвардейская провокация и сущая ложь и что этого быть не может, и я действительно был уверен в этом, что этого быть не может. Многие тут же были согласны со мной и говорили: «Это выдумки белогвардейщины, но на это нас не поймаешь». Но в некоторых чувствовался какой-то страх и суеверие, но это были еще не нюхавшие пороху маменькины сынки из молодых красноармейцев. После чего я распустил взвод, все красноармейцы сготовили себе обед, и к 7 ½ часам все были в сборе. Я привел взвод на указанное начальником школы сборное место, где получил патроны, которые тут же и были розданы. Цифра патронов у всех была 150 штук. Так как вся школа была в сборе, то мы пошли на сборное место полка, где уже были некоторые роты и команды. Когда полк был весь в сборе, комполка тов. Зуевич обратился ко всему полку, призывая не посрамить красных знамен полка, которые облиты кровью наших братьев-бойцов. Затем мы всем полком двинулись и, сделав переход через Петергоф — Ораниенбаум, остановились в районе деревень Венки, Кабацкое. Постояв около 2 часов, было получено приказание двинуться в г. Ораниенбаум к штабу сводной дивизии, к которой были причислены и которой командовал тов. Дыбенко. Отсюда я был направлен командиром — полка тов. Зуевич для осмотра морских казарм на предмет размещения полка. Вернувшись обратно и доложив, какое имеется помещение, мы двинулись в казармы, где и разместились за время стоянки в морских казармах, много пришлось беседовать с тов. красноармейцами. У всех настроение приподнятое, все ждали необыкновенного события. Смотришь, здесь и там все кучки и обсуждают создавшееся положение, и строят, хотя и незрелые, планы — как бы скорее покончить с мятежным Кронштадтом. Некоторые доказывают невозможность взятия Кронштадта, другие — наоборот, что лишь только нужна стойкость, выдержка, ни шагу назад, и Кронштадт будет наш. Днём принесли листовку из Кронштадта, пересланную сюда к нам от рабочих, в которой рабочие призывали как можно скорее поспешить на помощь своим братьям, захваченным в руки хищников. Тут же были слышны крики: «Даешь Кронштадт!». День провели в казарме. Вечером перешли в дачи Сергиевка и, выставив собственное охранение, расположились на отдых. 16 марта в 12 часов было собрание комсостава и политработников, здесь же были несколько товарищей от X съезда партии. Обсудив положение, все как один были готовы ринуться в бой в любой момент. Когда я вышел с собранья, то на дворе увидел висящую веревку, снял ее и сделал своего рода спасательные веревки с палками на концах: в случае, если кто попадет в прорубь, то немедленно дать помощь. Затем мы все получили белые халаты, что очень казалось всем странным и довольно интересным, и все стали тут же одевать, говоря, что на снегу — это самое лучшее спасение. Наша учебная школа, пешая разведка и 1-я пулеметная команда были сведены в ударную группу, начальником которой, был назначен тов. Химичев. Хотя не было известно, что сегодня выступим на Кронштадт, но из всего было видно, что время подошло и что выступить должны были непременно сегодня, и все это оправдалось. В 10 час. было получено приказание выступать. Тут же снабдили всех гранатами, ракетами, ножницами и еще добавили патронов, и сразу же двинулись. Около Ораниенбаума мы были остановлены комбригом-167, и, поднявшись на гору, мы расположились отдыхать. Сразу же была послана разведка — откуда лучше подход на взморье и на лед. Около 1 часа 17 марта мы двинулись на берег. Наша ударная группа была уже на льду, но тут вышла маленькая задержка, вызванная отдельными голосами: «Не пойдем тонуть». Но это быстро уладилось. Здесь же была выделена связь и высланы дозоры для осмотра льда. Когда все было готово, двинулись по направлению Кронштадта колоннами, сначала поротно, а затем повзводно, когда же прошли около 2 верст, то взводы пустили уступами. В это время со всех сторон загремела артиллерия, сразу сердце забилось радостнее — видно, что об нас не забыли наши красные артиллеристы: подготавливают атаку. Здесь мы пошли в развернутом строе, еще пройдя около версты, засвистели и зажужжали пули. Прожектора сверкали молниеносно, как бы чувствуя, что настает самый роковой час. Мы рассыпались в цепь на ходу и продолжали путь. Людей во взводе у меня было 37 человек. Пулеметов к моему взводу было придано два, которыми мною дано было прикрытие. Пулеметы были на своем месте. Пройдя около версты вперед, пули стали сыпаться градом, шрапнель рвалась над головой, снаряды, пущенные на удар, пробивали лед, и на том месте вылетал столб воды, картина была потрясающая. Но хотя и очень здорово противник засыпал нас с пулеметов и орудий, а пораженья было совсем мало, всего лишь было несколько раненых, убитых — ни одного. Движение вперед продолжалось, но так как цепи пришлось лечь, то двигались вперед перебежками. Много придает духу и бодрости красноармейцу голос начальника в цепи. Пули сыплются градом, стрелки залегли, некоторые попрятали свои головы за ложе винтовок, думаешь, трудно поднять — ведь смерть страшна из них многим, но как закричишь: «Товарищи! Вперед!», смотришь, вскакивают и перебегают сколько возможно. Здесь ранило начальника ударной группы тов. Химичева, его сразу же отправили в Ораниенбаум. Его заменил помощник его тов. Аксенов, а я заступил на место тов. Аксенова. Самое верное средство в бою к победе — увлекать товарищей личным примером. В этом деле много сделал тов. Химичев и Аксенов. Отмечаю геройство и абсолютное пренебрежение к смерти командующего в то время 449-м полком тов. Пацевича. Когда пулеметы противника трещали, что в портняжной мастерской сотни машин, от выстрелов орудий был слышен только общий сильный гул, перебежки задерживались, перебегали медленно. Но вот он впереди передней цепи с размахнутыми руками кричит: «Вперед! За мной!» И все время старался как бы быстрей подвести полк к крепости, вследствие чего им принимались разные меры. Огонь мы не открывали, так как боялись выдать себя и предполагали, что, может, впереди нас есть еще наши части. Мы были около версты от крепости, как вдруг какой-то малодушный и негодяй крикнул: «Отступают», вследствие чего получилась порядочная заминка и остановка, и уже полку не пришлось действовать целиком, а группами. Наша группа, человек около 30, направилась к крепости, огонь уже стал в этом направлении стихать, но все же нас обстреливали. Когда мы добрались до берега крепости, то здесь были орудия и пулеметы, прислуга которых вся разбежалась. Около училища нас собралось около 100 человек, из которых мне был дан взвод с 2 пулеметами. Мы заняли на одной из улиц 2 угловых дома, откуда и обстреливали всех засевших по чердакам с пулеметами; часа через два район был очищен и по улицам вперед пошли цепочки красноармейцев. Здесь был убит комроты 501-го полка. Около 10 часов выстрелы с «Севастополя» и «Петропавловска» затихли, и мы услышали, что корабли сдались, после чего мы, выставив охранение, дали людям отдых, но в 12 часов ночи загорелся дом, и нам полную ночь пришлось быть в сторожевом охранении. Выбывших из взвода — 14 человек.
