Виктор Илюхин - Красный прокурор (сборник)
В целом на моей памяти не было ни одного жителя Смоленщины, которые сомневались бы, что в Катыни захоронены польские офицеры, ставшие жертвами фашистского нашествия. И нет, на мой взгляд, никаких оснований ставить под сомнение объективность выводов, сделанных членами советской правительственной комиссии в 1944 году.
Что касается архивных документов Политбюро ЦК КПСС, то мне в бытность заместителем заведующего, а затем заведующим Общим отделом и Секретарем ЦК КПСС представляется, что какое бы то ни было использование документации особой важности без ведома руководства Центрального Комитета партии было вообще исключено. Хотя вполне возможно, что в последующие годы, особенно в период рассмотрения так называемого «дела КПСС» в Конституционном суде РФ в эти документы могли быть внесены изменения и поправки, доступные нынешним средствам множительной, ксероксной и фотографической техники.
Особенно это касается документов, хранившихся в бронированных сейфах Общего отдела ЦК КПСС, и прежде всего документов «Сталинского архива», с которыми мне довелось знакомиться. Мои беседы с бывшим многолетним секретарем И. В. Сталина А. Н. Поскребышевым, который после смерти Сталина состоял на партийном учете в парторганизации Президиума Верховного Совета СССР, подтверждают, что ни один документ, рассматривавшийся Сталиным, не проходил мимо рук Поскребышева. Он не только подчеркивал синим либо красным карандашом наиболее важные места в документах, представлявшихся Сталину, но и после получения резолюции Сталина запечатывал и учитывал каждый конверт «Особой папки», побывавшей в руках вождя.
Строжайший порядок соблюдался в аппарате ЦК КПСС в определении дат принятия решений высших органов партии, установления номеров документов и визирования их соответствующими партийными и советскими работниками с точным указанием их должностей и дат рассмотрения документов.
В этой связи вызывает, в частности, сомнение так называемое письмо А. Н. Шелепина, направленное в 1962 году Н. С. Хрущеву, в котором содержится предложение уничтожить дела жертв катынских расстрелов, тем более что решение Политбюро ЦК по этому письму никак не обозначено и никому не известно. Если же предложение Шелепина было поддержано, то откуда появилось 67 томов этих дел, переданных недавно польской стороне?
Не менее важна судьба документов, связанных с советскими военнослужащими, попавшими в 1920 году в плен, замученными и погибшими на территории Польши.
Наконец, мы просто не имеем права не вернуться к сохранившимся и бывшим в поле зрения Нюрнбергского трибунала подлинникам – дневникам Геббельса, замыслившего катынскую провокацию, а также документам Гитлера, Геринга, Франка и других военных преступников.
Почему я об этом говорю? Дело в том, что как только началось обсуждение вопросов катынской трагедии, и особенно в связи с катастрофой самолета и гибелью президента Польской Республики и других высших деятелей польского руководства, в российско-польских отношениях вновь разгорается полемика. В частности, ко мне обратились по этим вопросам ветераны Смоленской области, которые считают, что это еще раз вынуждает нас вернуться к тщательному и объективному расследованию всех сторон не только катынской трагедии, но и всех обстоятельств, связанных с мучениями и гибелью воинов Красной Армии в двадцатых годах прошлого столетия на территории Польши.
Для этого нужны открытый и честный судебный процесс, экспертиза всех имеющихся документов, а, главное, беспристрастная историческая правда, достойная чести наших соседних народов.
Зимонин В. П., доктор исторических наук, профессор:
– Для чего нужна Катынь? Это видно по той лавине фальсификаций в целом по Второй мировой войне, по Великой Отечественной войне. Во-первых, для того, чтобы показать совиновность Советского Союза в развязывании Второй мировой войны, ну и полякам это нужно для того, чтобы показать, какие они белые и пушистые были и как пострадали от коммунистического советского режима.
17 сентября 1939 г. Советский Союз ввел войска в Западную Украину и Западную Белоруссию, не собираясь это делать. Когда подписывался пакт о ненападении, там абсолютно не было речи о наступлении наших войск на Польшу. Был разговор, речь идет и в договоре о ненападении, и в секретном протоколе о разграничении сфер интересов. У Германии были интересы (и мы об этом знали) войти в Польшу до определенного рубежа. У нас были интересы не допустить, чтобы Гитлер пошел дальше. И, естественно, те территории, которые оставались, были сферой наших интересов как наследника Российской империи. Вот все, что было в пакте о ненападении.
Все мы знаем, что такое Мюнхенский сговор. Это не умиротворение, отнюдь, это поощрение к агрессии против Советского Союза. И Польша в этом принимала самое активное участие. Ее вполне одним из архитекторов Мюнхенского сговора надо назвать. Почему? Потому что Польша самым непосредственным образом участвовала вместе с Венгрией и Германией в разделе Чехословакии. И тут все шито белыми нитками. И пакт о ненападении первая Польша с Гитлером подписала еще в январе 1934 года. Еще только-только Гитлер пришел к власти, никакого намерения нападать на Польшу в то время не было. Для чего нужно было заключать этот пакт о ненападении? Чтобы подтолкнуть Гитлера к походу на советскую Россию, на Советский Союз. И в январе подписано соглашение, а спустя месяц Польша подписала с Германией соглашение о гарантии в сторону коридора Советского Союза. Это 1934 и 1935 годы.
1938 год – раздел Чехословакии, где Польша активно участвовала. Для чего? Для того, чтобы опять приблизиться к нашим границам.
В марте 1939 года Гитлер захватывает район Клайпеды. Польша претендует на остальную часть Литвы. Ну и так далее и тому подобное.
И вот настало 1 сентября 1939 года, все привязывают эту дату к началу Второй мировой войны. Принятая общепризнанная дата. Нужно ее отвергать, не нужно отвергать, но в принципе все началось гораздо раньше, на Дальнем Востоке, когда Манчжурию отдали в 1937 году Японии, проглотили тотальную войну против Китая.
И в этой ситуации, когда Советский Союз воюет (военные действия на Халхин-Голе, в Монголии), другого варианта у нас, как ограничить продвижение Гитлера и создать себе условия для передышки, для паузы, для развертывания и военного производства и для подготовки Вооруженных Сил, у нас не было. Были абсолютно неизбежные, объективные условия для того, чтобы Советский Союз пошел на подписание с Германией этого пакта о ненападении. Ни о какой Польше, о вторжении в Польшу ни в этом пакте, ни в протоколе речи не было. Только разграничение интересов.
Более того, Риббентроп начал нам навязывать вступление на территорию Польши уже после 3 сентября, когда Англия, Франция объявили войну Германии. Мы не вступали до 17 сентября, Советский Союз не вводил войска. Связано это был и с тем, что до 16 сентября у нас еще не разрешен был вопрос с Японией на Халхин-Голе. С тем, что Гитлер вдруг решил бы пойти дальше оговоренной сферы интересов, захватив там лишние территории. Третья причина. Польша рухнула. Правительство с 16 на 17 сентября покинуло территорию Польши. И чтобы остановить хаос в восточных районах Польши и защитить наше украинское, белорусское однокровное население, и были введены войска.
Конечно, было сопротивление со стороны каких-то сил, и, естественно, были пленные. Я допускаю, что какая-то часть из-за своего антисоветского поведения была расстреляна. Но приписывать Советскому Союзу и совиновность в войне, и разделение Польши, уверен, несправедливо. И спасти от этих обвинений может только тщательное, глубокое и объективное судебное расследование в привязке, может быть, с теми событиями, которые произошли в 1919–1921 годах в Польше, я имею в виду гибель там наших пленных. Вот там уже точно руки замараны были польской стороной. Нужно разобраться, четко все определить и сказать об этом народу.Кириллин А. В., начальник управления Министерства обороны по увековечиванию памяти погибших при защите Отечества:
– Я не являюсь, конечно, крупным специалистом по катынскому вопросу, но я внимательно знакомился и продолжаю знакомиться со всеми доступными материалами, с публикациями Мухина, Шведа, Жукова. И разделяю их точку зрения полностью.
Я бы хотел вернуться к тому, с чего вы начали. Существует безусловная проблема увековечивания памяти погибших красноармейцев и командиров Красной Армии в польском плену и даже, более того, до того, как они попали в концентрационные лагеря. И, разумеется, есть проблема изучения этого вопроса с точки зрения совершения военных преступлений со стороны польского руководства и военного руководства.
К сожалению, расследование гибели наших красноармейцев шло и идет ни шатко ни валко.
По нашим подсчетам, в 1920 году было пленено приблизительно 216 тысяч, из которых в лагеря попало чуть больше 160 тысяч. То есть еще до того, как красноармейцы попали в лагеря, они уже по дороге умерщвлялись. Может быть, кто-то бежал, я согласен. Но вы сами понимаете, что это будет меньшая часть от тех, кто погиб уже при транспортировке в лагеря.
