Сергей Кара-Мурза - Крах СССР
В сентябрьском опросе 1990 г. был использован другой вариант того же вопроса: «Каким курсом должен следовать СССР в будущем?» За «отказ от социализма и переход к капитализму» здесь высказались 8%, за «социал-демократию североевропейского типа, сочетающую черты социализма и капитализма» — 30%».
Общий вывод заключается в том, что значительная часть советских людей считает избранный нашим обществом исторический путь ошибочным… Есть основания ожидать, что по мере развития рынка и формирования слоя предпринимателей социальный конфликт между ними и основной массой трудящихся будет обостряться» [63].
Какая лукавая логика! Половина явно поддерживает не просто социализм конца 80-х годов XX в., а и большевиков, а за «отказ от социализма и переход к капитализму» — всего 8%. И это академик называет «значительная часть советских людей считает избранный нашим обществом исторический путь ошибочным». Нет предела демагогии у архитекторов перестройки.
В десятую годовщину начала перестройки, в конце 1995 г., на международном форуме «Россия в поисках будущего» Т.И. Заславская опять делает главный, программный доклад. Она, в частности, сказала о оценке респондентов: «На прямой вопрос о том, как, по их мнению, в целом идут дела в России, только 10% выбирают ответ, что «дела идут в правильном направлении», в то время как по мнению 2/3, «события ведут нас в тупик». Именно те же 2/3 россиян при возможности выбора предпочли бы вернуться в доперестроечное время, в то время как жить, как сейчас, предпочел бы один из шести» [62].
Вот интегральная оценка — 2/3 россиян при возможности выбора предпочли бы вернуться в доперестроечное время. И это при том, что выросло новое поколение, уже адаптированное к условиям, заданным перестройкой.
Истинный проект реформы во время перестройки был населению неведом, а задуматься не было времени — им «не давали опомниться» непрерывным потоком сообщений о скандалах, катастрофах и небывалых преступлениях. Умолчание было принципиальной позицией. Оно сочеталось с прямым обманом.
Важной стороной представления доктрины было «принижение» всех проблем и явлений. С самого начала перестройки все будущие изменения подавались людям как «улучшения», не меняющие основ жизненного уклада. Лишь из специальных работ можно было понять масштаб начинавшейся ломки. Обман и умолчание, поначалу облегчая политикам задачу «дезактивации» общества при проведении антисоциальных реформ, затем повели к утрате легитимности власти и ее действий, массовой аномии («безнормности») и преступности — к культурному кризису 90-х годов XX в., который стал хроническим.
В 1988-1990 гг. правительство готовило законы, сломавшие плановую экономику. Заместитель премьер-министра Л.И. Абалкин, излагая эти планы на Западе, сказал, что в результате этого в СССР, по оценкам специалистов, возникнет безработица в размере 30-40 млн. человек. А внутри страны М. Горбачев успокаивал: «На страницах печати были и предложения, выходящие за пределы нашей системы, в частности, высказывалось мнение, что вообще надо бы отказаться от плановой экономики, санкционировать безработицу. Но мы не можем допустить этого, так как собираемся социализм укреплять, а не заменять его другим строем. То, что подбрасывается нам с Запада, из другой экономики, для нас неприемлемо» [40, с. 38].
В 1995 г. ВЦИОМ (руководство, да и коллектив которого, в общем, стояли на антисоветских позициях) опубликовал обзор результатов социологических опросов в рамках проекта «Мониторинг перемен: основные тенденции». Вот выдержки из обзора, говорящие об отношении людей к советскому строю и антисоветским альтернативам:
— «И старая, и новая идеологическая мода побуждает добрую половину респондентов склоняться к признанию несовместимости отечественного образа общественной жизни с «западной Демократией». Сравнение двух замеров, разделенных полутора годами, — да еще какими! — показывает, что перед нами не просто показатель настроения, а установка, что-то вроде канона общественного сознания россиян. Это не усредненная, а по-истине универсальная установка, разделяемая в неодинаковых, впрочем, пропорциях относительным и абсолютным большинством практически во всех наблюдаемых категориях респондентов». (Замеры делались в июне 1993 г. и в октябре 1994 г.)
Поскольку весь антисоветский проект строился на идее замены советского государственного строя демократией западного типа, вывод красноречив. В 1994 г. 33% посчитали, что «многопартийные выборы» принесли больше вреда, и 29% — что больше пользы. О «праве на забастовку» 36% сказали «больше вреда» и 23% — «больше пользы».
— «Как лучший период в истории XX в. общественное мнение выделяет времена правления Брежнева и Хрущева, перестройка же оказывается наихудшим временем по соотношению негативных и позитивных оценок… «Правильной кажется перестройка имеющим высшее образование (23%), москвичам (22%), избирателям «Выбора России» (29%)».
Таким образом, даже в группах, где антисоветская идеология считалась господствующей, слом советского строя положительно оценивает лишь около четверти респондентов.
— «За пять лет реформ (1990-1994 гг.) число приверженцев частной собственности сократилось, а доля ее противников — возросла. Можно утверждать: население укрепилось в своем представлении о том, что основой частной собственности должен быть малый бизнес. Крупное производство, по мнению большинства населения, должно оставаться вне частной собственности… В массовом сознании богатство нынешних «новых русских» не является легитимным, поскольку, по мнению населения, получено в результате либо «прихватизации» бывшей госсобственности, либо финансовых махинаций и спекуляций… К участию иностранного капитала в российской экономике большинство россиян по-прежнему относится отрицательно, причем заметна тенденция усиления негативного отношения. Особое неприятие вызывает возможность распространения собственности иностранных граждан на крупные фабрики и заводы. Против собственности иностранцев на крупные участки российской земли по-прежнему высказываются более 80% россиян, на мелкие — более 60%» [197].
Надо отметить, что советский тип трудовых отношений стал даже более привлекательным в ходе реформы. В 1989 г. из всех вариантов 45% респондентов выбрали такой, типично советский: «Небольшой, но твердый заработок и уверенность в завтрашнем дне». В 1994 г. этот вариант выбрали уже 54%. Типично «антисоветский» вариант («Иметь собственное дело, вести его на свой страх и риск») выбрали 9% в 1989 г. и 6% в 1994 г. В среднем 84% опрошенных считали в 1989 г., что обязанностью правительства является обеспечение всех людей работой, а в ноябре 1991 г. более 90% выразили это убеждение, которое в антисоветской пропаганде было одним из главных объектов атаки.
Первые же шаги реформы оживили и резко усилили коммунистические «архетипы». Уже в предчувствии реформы общественное мнение стало жестко уравнительным. В октябре 1989 г. на вопрос: «Считаете ли вы справедливым нынешнее распределение доходов в нашем обществе?» 52,8% ответили «несправедливо», а 44,7% — «не совсем справедливо». Что же считали несправедливым 98% жителей СССР — невыносимую уравниловку? Совсем наоборот — люди считали распределение недостаточно уравнительным.
Среди опрошенных 84,5% считали, что «государство должно предоставлять больше льгот людям с низкими доходами», и 84,2% считали, что «государство должно гарантировать каждому доход не ниже прожиточного минимума». В 1996 г. ВЦИОМ повторил этот опрос, и выяснилось, что уравнительные настроения усилились: 93% опрошенных считали, что государство должно обеспечивать всех желающих работой, 91% — что оно должно гарантировать доход не ниже прожиточного минимума. Это — уравнительная программа коммунизма, а не социальной защиты социал-демократии и тем более не рыночного либерализма.
Самым крупным международным исследованием установок и мнений граждан бывших социалистических стран — СССР и Восточной Европы — была в 90-е годы XX в. программа «Барометры новых демократий». В России с 1993 г. в рамках совместного исследовательского проекта «Новый Российский Барометр» работала большая группа зарубежных социологов.
В докладе руководителей этого проекта Р. Роуза и Кр. Харпфера в 1996 г. было сказано: «В бывших советских республиках практически все опрошенные положительно оценивают прошлое и никто не дает положительных оценок нынешней экономической системе» [157]. Если точнее, то положительные оценки советской экономической системе дали в России 72%, в Белоруссии — 88% и на Украине — 90%. Оценки новой политической системы были еще хуже.
Те же оценки получены исследователями, которые в своих опросах (1995 и 2004 гг.) строили выборки по культурным и религиозным признакам. Выводы их таковы: «Во всех мировоззренческих и конфессиональных группах опрошенные склонны связывать свое тяжелое положение, прежде всего, с конкретными политическими деятелями, находившимися у власти в течение двух последних десятилетий — М.С. Горбачевым (37%) и Б.Н. Ельциным (39%) либо обвиняют самих себя (28%). Это вполне согласуется с результатами предыдущих социологических опросов, в частности, проведенных нашим институтом в 1995 г., в которых М.С. Горбачев и Б.Н. Ельцин получили самые низкие оценки своей общественно-политической деятельности среди отечественных политиков XX в. у представителей всех мировоззренческих и конфессиональных групп» [117].
