Лев Безыменский - Гитлер и Сталин перед схваткой
Когда Гитлер впервые заговорил о плане вооруженного нападения на Советский Союз?
Конечно, можно начать поиски ответа на этот далеко не риторический вопрос с тех времен, когда Гитлер еще не был Гитлером. С тех времен, когда он начинал свою политическую карьеру безвестным оратором на малочисленных сходках праворадикальных немецких организаций в 20-е годы. Тогда знаменитые пассажи из написанной в Ландсбергской тюрьме в 1924—25 годах книги «Майн кампф» могли казаться безответственными заявлениями безответственного политика — ведь Гитлер тогда не занимал никакого государственного поста, да и его партию мало кто знал, даже в самой Германии. Правда, эти заявления были замечены в той стране, против которой были направлены программные декларации г-на Адольфа Гитлера — в Советском Союзе. На XVII съезде Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) Николай Иванович Бухарин — тогда еще член Центрального Комитета — говорил 31 января 1934 года:
«…В настоящее время существует два плацдарма контрреволюционного нападения, направленных против нас: фашистская Германия и императорская Япония. Я позволю себе здесь, товарищи, процитировать несколько мест из очень „солидных“ источников для того, чтобы стала совершенно ясна та ориентация, которая характерна для наших противников. В своей вербовочной книжке „Майн кампф“ („Моя борьба“) Гитлер писал:
1. «Мы заканчиваем вечное движение германцев на юг и на запад Европы и обращаем взор к землям на востоке. Мы кончаем колониальную торговую политику и переходим к политике завоевания новых земель. И когда мы сегодня говорим о новой земле в Европе, то мы можем думать только о России и подвластных ей окраинах. Сама судьба как бы указала этот путь. Передав Россию власти большевизма, она отняла у русского народа интеллигенцию, которая до этого времени создавала и гарантировала его государственное состояние. Ибо организация русского государства не была результатом государственной деятельности славянства в России, а только блестящим примером государственно-творческой деятельности германского элемента среди нижестоящей расы».
2. Миссия Германии — «в прилежной работе немецкого плуга, которому меч должен дать землю».
3. «Политическое евангелие германского народа» в области его внешней политики должно «раз и навсегда» заключаться в следующем:
Если образуется рядом с Германией новое государство, то «рассматривайте не только как ваше право, но как ваш долг препятствовать возникновению такого государства всеми средствами вплоть до применения вооруженной силы или, если оно уже возникло, „разбейте такое государство!“
4. «Будущей целью нашей внешней политики должна быть не западная и не восточная ориентация, а восточная политика в смысле приобретения необходимой для нашего германского народа территории».
Гитлер открыто призывает, таким образом, разить наше государство, Гитлер открыто говорит о приобретении мечом необходимой якобы для германского народа территории из тех земель, которыми обладает наш Советский Союз.
Вот этот звериный лик классового врага! Вот кто стоит перед нами, и вот с кем мы должны будем, товарищи, иметь дело во всех громаднейших исторических битвах, которые история возложила на наши плечи»…
Антисоветских высказываний в речах и статьях Гитлера в 20-е и начале 30-х годов содержалось немало. Он их разъяснял тем немецким политикам, кто уже находился у власти. Например, влиятельному редактору газеты «Лейпцигер нейесте нахрихтен» Рихарду Брейтингу, тесно связанному с «немецкой национальной народной» и «немецкой народной» партиями, одним словом — с тогдашним ведущим консервативным политиком Альфредом Гугенбергом. Вот слова Гитлера:
«В тот день, когда борьбу с Советским Союзом мы поставим в нашу программу, на нашей стороне будут и изоляционистские силы Америки… Мы не должны оставаться равнодушными к тому, что происходит в России, как это происходит на нашем континенте. Русачество, это славянство в соединении с диктатурой пролетариата, есть опаснейшая сила на свете. Что будет, если осуществится этот симбиоз? Подумайте лишь о том человеческом потенциале и сырьевом богатстве, которым располагает Сталин! Уже сейчас наши публицисты должны бить тревогу. Никогда не была так велика угроза западной цивилизации. Еще до того, как мы придем к власти, мы должны разъяснить англичанам, французам, даже американцам и Ватикану, что мы будем рано или поздно вынуждены начать крестовый поход против большевизма. Мы должны безжалостно колонизировать Восток».
«…Мы хотим от Северной Норвегии до Черного моря протянуть защитный вал против русачества, против славянства. Нельзя забывать, что коммунизм Сталина представляет собой новую форму русачества… Сталин — не что иное, как великоросс, наследник Ивана Грозного».
Гитлер — и это была его сильная сторона — не смущался говорить о своих планах открыто. Не скрывал и своего явного оппортунизма: готовность принять любого союзника для достижения своих целей. То клеймил Англию как мирового жандарма, то преклонялся перед умением владеть колониями. То предлагал Польше союз против России, то клялся в вечной вражде к владелице Данцига и Гдыни. Но всегда оставалась одна константа: непримиримая вражда к СССР, к «русачеству» и «еврейско-большевистской диктатуре». Как он скажет позже: «Все, что я предпринимаю, направлено против России». Жонглируя то одним, то другим определением (в зависимости от адресата), он готовился к будущим военным операциям, которые позже, в 1940 году, получат кодовое название «Барбаросса», придуманное самим Гитлером.
Не фигурировало это название и 3 февраля 1933 года, когда Гитлер — уже рейхсканцлер и фактический верховный главнокомандующий — обратился с речью к высшим чинам рейхсвера (будущего вермахта) с откровенной речью о своих планах. Эту речь сохранил для истории один из участников встречи — генерал Либман. Практически это был первый набросок будущей операции «Барбаросса»:
«1933. 3 февраля. Берлин.
Выступление рейхсканцлера Гитлера перед командованием армии и флота во время посещения генерала пехоты барона Гаммерштейна-Экворда.
Единственная цель политики: завоевание политической власти. На это должно быть направлено все государственное руководство (все его отрасли!).
1. Внутренняя политика. Полное изменение нынешней внутриполитической ситуации. Не будут терпеться никакие настроения, противоречащие цели (пацифизм!). Кто не подчинится, будет сломлен. Истребление марксизма огнем и мечом. Приучить молодежь и весь народ к тому, что нас может спасти только борьба; этой мысли должно уступить все остальное (она воплощена в миллионном нацистском движении, которое будет расти). Воспитание молодежи, усиление военной готовности всеми средствами. Смертная казнь за измену. Строжайшее авторитарное государственное управление. Ликвидация раковой болезни демократии.
2. Внешняя политика. Борьба против Версаля. Равноправие в Женеве. Однако это бесполезно, пока народ не преисполнится военной готовности. Забота о союзниках.
3. Экономика! Спасти крестьянина! Колонизационная политика. Увеличивать экспорт бесцельно. Потребительная способность мира ограничена, всюду перепроизводство. Поселения — единственная возможность частично занять армию безработных. Однако это требует времени, радикальных изменений не ждать, ибо жизненное пространство немецкого народа слишком мало.
4. Создание вермахта — важнейшая предпосылка для достижения цели: восстановления политической власти. Надо снова ввести всеобщую воинскую повинность. Но до этого государственная власть должна позаботиться о том, чтобы военнообязанные до призыва или после службы не были отравлены ядом пацифизма, марксизма, большевизма.
Как обращаться с политической властью после ее завоевания? Еще сказать нельзя. Возможно, завоевание нового экспортного пространства; возможно — это куда лучше — завоевание нового жизненного пространства на Востоке и его безжалостная германизация. Конечно, сначала надо изменить нынешнюю экономическую ситуацию путем политической борьбы. Все, что происходит сейчас (поселения), — временные средства.
Вермахт — важнейший и наисоциалистичнейший институт государства. Он должен остаться аполитичным и беспартийным. Внутренняя борьба — не его дело, а дело национал-социалистических организаций. В отличие от Италии не предусматривается никакого переплетения армии и СА. Самое опасное время — время создания вермахта. События покажут, есть ли у Франции государственные деятели. Если да, то она не даст нам времени, а нападет на нас (наверно, вместе со своими восточными сателлитами)».
Достаточно ясно? Тем не менее должно было пройти шесть лет, пока Гитлер решил начать осуществление своего плана.
Послеверсальская Европа справедливо считалась обреченной на взрыв — внутренний и внешний. Во-первых, потому, что никто — даже творцы Версальского мира — не обманывались в последствиях разделения древнего континента на «победителей» и «побежденных». Они едва ли могли надеяться на то, что побежденная Германия примирится со своим положением державы второго сорта. Об этом говорила и история — опыт былых войн и реальная европейская ситуация, в которой Германия оставалась мощной экономической силой.
