Егор Гайдар - Гибель империи
Во второй половине XX в. в политической риторике, аргументах тех, кто выступает за сохранение колоний, акцент все в большей степени делается не на то, в какой степени это выгодно метрополии, а на пользу сохранения империй для самих колоний, на то, что метрополия помогает им создать правовую систему, развитую инфраструктуру.
Меняется и финансовый контекст функционирования империй. До конца Первой мировой войны общепринятым было представление, что колонии должны себя финансово обеспечивать, оплачивать функционирование колониальной администрации. Под влиянием меняющейся в развитых странах интеллектуальной атмосферы в развитых странах уже в 20-х годах XX в. эта традиция уходит в прошлое. Возникает парадигма, в рамках которой метрополии должны выделять финансовые ресурсы на ускорение экономического развития колоний.[43] Власти, стремящиеся доказать, что империя полезна для подданных, вынуждены инвестировать все больше в инфраструктурные проекты и социальные программы на подконтрольных территориях.[44] Это приходится делать за счет средств налогоплательщиков метрополии. Последние относятся к подобной практике с сомнением. За империю приходится платить, и чем дольше – тем больше. В обществе растет убежденность в том, что есть немало нерешенных проблем, которые приходится откладывать из-за помощи колониям. Ко второй половине XX в. и элиты и общество империй убеждаются – империи слишком дороги, чтобы их можно было себе позволить.
С момента, когда политические элиты и метрополий, и колоний перестают верить в то, что сложившиеся установления – данность, судьба империй решена. Вопрос в том, в каких формах и в какие сроки они будут демонтированы.
После Второй мировой войны важным фактором демонтажа колониальной системы стало противостояние Советского Союза и его сателлитов, с одной стороны, и НАТО во главе с США – с другой. Советский Союз, сам будучи своеобразной империей, имел основания поддерживать финансовыми, политическими и военными способами национальные движения, направленные против традиционных империй европейских держав. США – лидер противостоящего Советскому Союзу военного альянса, нередко вели себя по отношению к странам Латинской Америки подобно тому, как европейские державы – к своим колониям, но никогда не провозглашали себя империей, не посылали своих представителей на постоянной основе управлять зависевшими государствами.
По разным причинам и США, и Советскому Союзу традиционные империи не нравились. По меньшей мере, они не были готовы их поддерживать. Нередко прямо способствовали их демонтажу. Одно это делало сохранение империй невозможным.[45] Во время Суэцкого кризиса 1956 г., английские и французские власти полагали, что смогут, вторгнувшись в Египет, восстановить контроль над каналом, сделать это собственными силами, не советуясь ни с американцами, ни с Советским Союзом. Они просчитались. Пришлось отступить, смириться с тем, что канал останется под контролем египетских властей.
В послевоенном мире идет процесс, подобный тому, который можно многократно наблюдать в истории: быстрое распространение военной техники богатых государств среди соседей и потенциальных противников. Во второй половине XX в. ключевую роль приобретает широкое овладение навыками ведения современной партизанской войны. От метрополии требуются огромные людские и финансовые ресурсы, чтобы противостоять этому вызову.
В XVI в. – при очевидном превосходстве Европы в военной технике – можно было послать несколько сотен конкистадоров, чтобы завоевать Америку. Во второй половине XX в. отправка 400 тыс. французских военнослужащих в Алжир оказалась недостаточной, чтобы подавить сопротивление 20 тыс. повстанцев., опиравшихся на поддержку мирного населения.
Оборонные расходы Португалии, к 1971 г. составлявшие 43% ассигнований бюджета, были непосильными для страны. В 1961–1974 гг. 110 тыс. молодых португальцев эмигрировали, чтобы избежать призыва. Декрет 1967 г. увеличил срок обязательной службы до 4 лет. Неспособность военных учебных заведений выпускать достаточное количество командиров заставила португальские власти в массовом масштабе призывать в армию младших офицеров, получивших погоны после окончания военных кафедр гражданских университетов. Именно они стали ядром движения, подготовившего свержение авторитарного режима и прекращение колониальной войны.[46]
Вьетнам никогда не был колонией США. Америка была втянута во вьетнамскую войну на фоне краха французской колониальной империи и «холодной войны». Ко времени начала активного участия США во Вьетнамской войне было ясно, что для эффективного обеспечения контроля над территорией в условиях противостояния с партизанами нужны силы, превосходящие их по численности примерно в 10 раз. Социально-экономическая и политическая цена сохранения колоний оказалась слишком высокой.
Национальные чувства – один из сильнейших инструментов политической мобилизации в обществах, не имеющих традиции демократических установлений. К. Леонтьев хорошо понимал, что чувство национальной солидарности является угрозой для империи: «Идея национальностей […] в том виде, в каком она является в XIX в., есть идея, […] имеющая в себе много разрушительной силы и ничего созидающего».[47]
Апелляция к противостоянию белых господ-эксплуататоров и коренных жителей колоний – угнетенных и обиженных – эффективное политическое оружие. Когда миф о непобедимости европейцев был развеян, насильственные формы борьбы против колониальных порядков получили широкое распространение. Те, кто участвовал в них, могли рассчитывать на финансовую и военную поддержку советского блока. Возникшие независимые государства предоставляли надежный тыл партизанам стран, которые еще оставались колониями европейских держав.
После Второй мировой войны неизбежность роспуска колониальных империй стала очевидной. Вопрос стоял лишь о том, какая из метрополий быстрее осознает это, сумеет сделать процесс деколонизации наиболее мягким и безболезненным.
Английская элита, в отличие от французской, не пережила капитуляции 1940 г. Страна, вышедшая из Второй мировой войны одной из держав-победительниц, была неплохо подготовлена к кризису, связанному с роспуском империи. В 1945 г. Англия – одна из трех мировых держав с армией в 4,5 млн человек, владевшая заморскими территориями, разбросанными по многим континентам. Над ними никогда не заходило солнце. К концу 1961 г. от этой империи не осталось почти ничего. Тем не менее английское руководство, в отличие от российского, не рассматривает этот процесс как геополитическую катастрофу. В большинстве работ, посвященных роспуску колониальных империй, пример Англии, сумевшей понять то, как устроен мир второй половины XX в., считается образцом для подражания.[48]
Принятый английским парламентом Акт о Совете по делам Индии 1909 г., не внесший радикальных изменений в организацию управления империей, был важным шагом на пути к индийской независимой государственности.[49] Решение о независимости Индии было принято во время Второй мировой войны. Собственно, с этого времени, история Британской империи завершилась. Дальнейшее развитие событий – затянувшийся постскриптум. Однако еще в начале 1950-х годов эксплуатация ностальгии по империи была сильным политическим ходом, по меньшей мере среди сторонников консервативной партии, отождествлявших себя с имперским величием. Рассуждения о традициях прошлого, значении империи для Англии, о невозможности от нее отказаться, о «предательской политике» лейбористов, готовых встать на путь ее роспуска, – важная составляющая политической пропаганды консерваторов в это время. Идеологическая база этой политики – заявление Черчилля от 10 ноября 1942 г.: «Мы намерены удержать то, что является нашей собственностью… Я стал премьер-министром его величества не для того, чтобы председательствовать при ликвидации Британской империи».[50] Схожие мысли он неоднократно высказывал и после возвращения в правительство в 1951 г.
Темы, связанные с необходимостью сохранения империи, вредоносности действий тех, кто готов пойти по пути ее демонтажа, апелляция к постимперской ностальгии, антиамериканизму – важнейшие в публичной политике Консервативной партии в начале – середине 1950-х годов.[51] Многие английские политики этого времени рассматривают Соединенные Штаты – а не Советский Союз – в качестве главного врага своей страны. В 1951 г. объяснить большинству актива только что выигравшей выборы Консервативной партии, что дни империи сочтены, было невозможно.[52]
Время все расставляет на свои места. Крах Суэцкой кампании в 1956 г., усилия, оказавшиеся необходимыми для обеспечения контроля над ситуацией на Кипре в 1958 г., наглядно демонстрируют английскому обществу, что мечты о сохранении империи романтичны, но не реализуемы.
