Сергей Глазьев - Экономика будущего. Есть ли у России шанс?

Катастрофические результаты проведения монетаристской политики в постсоциалистических странах находятся в диссонансе с настойчивостью ее последовательного продолжения в России в течение двух десятилетий. Авторы величайшей в мировой истории экономической катастрофы как ни в чем не бывало, блистают на всевозможных форумах, получают награды и звания лучших в мире министров и руководителей центральных банков и продолжают определять макроэкономическую политику с неизменно разрушительным для научно-производственного потенциала страны результатом.

Макроэкономическая политика, следствием которой является устойчивый вывоз за рубеж капитала более чем на 100 млрд. долл. в год и большей части добываемых в стране природных ресурсов при деградации обрабатывающей промышленности, сокращении численности ученых и инженеров и разрушении научно-производственного потенциала, неизменно объявляется единственно правильной и успешной. Вопреки здравому смыслу провальные результаты преподносятся как успехи, а экономические убийцы продолжают играть роли лекарей, учителей и даже руководителей денежных властей[7]. Это, по-видимому, не случайно. На фоне деградации национальной экономики благосостояние проводников этой политики и ее бенефициаров – придворных банкиров и финансовых спекулянтов – растет, вывоз капитала из страны монетизируется на их офшорных счетах.

По своей сути монетаризм представляет собой откровенную апологетику интересов держателей монет, которые заинтересованы в повышении их покупательной стоимости. Эта доктрина всего лишь обслуживает их интересы, навязывая государству самоограничения в управлении денежной эмиссией. Она использует наукообразную терминологию, но по своему методу сродни квазирелигиозной догматике, поскольку не приемлет сомнений, игнорирует факты и не признает эксперимент. Поэтому многие мыслители считают монетаризм современной версией ветхозаветного культа Золотого тельца, религией обожествления денег. Исходя из этого, наверное, следует и оценивать практические результаты монетаристской политики, проводившейся с 1992 года: хотя российская экономика за этот период в основном примитивизировалась и сжалась в нефтегазовую трубу, для монетаристов и бенефициаров их политики она стала уникальной «дойной коровой», из которой им удалось выжать и вывезти за рубеж около двух триллионов долларов капитала.

За это время Китай и другие страны бывшей мировой системы социализма, выбравшие путь прагматичной политики экономического роста, не обремененной теорией монетаризма, многократно увеличили свой экономический потенциал. Россия же, равно как и другие постсоциалистические государства, руководствующиеся монетаристскими представлениями, опустилась в число отсталых стран как по уровню экономического развития, так и по структуре экономики и внешней торговли. Это, однако, не помешало ей занять лидирующие позиции по приросту числа миллиардеров и инвестициям в приобретение элитной недвижимости в Лондоне, считающимся мировым центром транснациональной олигархии. Судя по объемам утечки капитала за рубеж, Россия является крупнейшим донором глобальной американоцентричной финансовой системы, поддерживая пирамиду американских обязательств за счет доходов населения и износа основных фондов.

Эти противоречия взаимосвязаны. Как заметил в свое время классик, «нет ничего практичней хорошей теории». Но, по-видимому, нет также ничего разрушительнее плохой теории, если она принимается в качестве руководства к действию. Впрочем, как говорил другой классик, если звезды зажигают – значит это кому-нибудь нужно[8]. Тем более с настоящим монетным блеском не только в глазах монетаристов, но и в карманах бенефициаров их политики. Ведь, в отличие от физики, экономическая наука волей-неволей является служанкой интересов властвующей элиты, заинтересованной в проведении соответствующей им экономической политики.

Далее обосновывается альтернативная макроэкономическая политика, основанная на научных знаниях о закономерностях развития экономики и ориентированная на общенациональные интересы устойчивого развития страны и повышение народного благосостояния.

Как известно, монетаризм оказался востребованным полстолетия назад в результате критики кейнсианства, которое не смогло ни предвидеть кризис мировой капиталистической экономики в 70-е годы прошлого века, ни объяснить причины его возникновения. Последние приписали самой неокейнсианской доктрине, обвинив государство в избыточном регулировании экономики. Распад мировой системы социализма стал триумфом для монетаристов, которые увидели в этом практическое подтверждение своих взглядов о вредности государственного вмешательства в экономику. Монетаристская теория была взята на вооружение МВФ и стала основой для проведения экономической политики в большинстве стран с переходной экономикой. Ее влияние стало доминирующим в российских правящих кругах, увлеченных приватизацией государственной собственности и монетизацией присвоенного национального богатства с последующим вывозом капитала за рубеж.

Однако как кейнсианская доктрина оказалась бессильной перед кризисом 70-х, так и монетаристская теория не могла объяснить ни катастрофические результаты ее применения в России и других постсоветских республиках, ни азиатский кризис 1998 года, ни мировой финансовый кризис 2008 года. Ведущие капиталистические страны-эмитенты мировых резервных валют быстро отказались от монетаристской доктрины, принявшись вытаскивать свои экономики из кризиса прямо противоположным способом – при помощи безудержной денежной эмиссии. Вопреки монетаристской теории это не повлекло всплеска инфляции, но и вопреки кейнсианской доктрине, не обеспечило подъема экономики. Этот кризис для западной экономической науки вновь оказался аномальным. Неоклассический мэйнстрим во всех своих разновидностях, включая монетаризм и кейнсианство, не смог предвидеть ни один из мировых кризисов ни в прошлом, ни в нынешнем столетии.

Чтобы понять, почему в рамках «мэйнстрима» экономической мысли не удается разглядеть контуры даже ближайшего будущего, следует обратиться к фундаментальным предпосылкам лежащей в его основе неоклассической парадигмы. Она, как известно, основывается на нескольких аксиомах: представление всего разнообразия хозяйствующих субъектов в качестве экономических агентов, мотивация которых сводится к максимизации текущей прибыли; предположение, что эти экономические агенты действуют абсолютно рационально, обладают абсолютным знанием обо всех имеющихся технологических возможностях, свободно конкурируют друг с другом в институциональном вакууме. Неизменным результатом любых неоклассических интерпретаций экономического поведения хозяйствующих субъектов остается установление ситуации рыночного равновесия, которое характеризуется наиболее эффективным использованием ресурсов.

Ни одна из этих аксиом не соответствует экономической реальности, на что многократно обращали внимание многие известные ученые. Еще в 1971 году об этом говорил в своем официальном ежегодном обращении президент Американской экономической ассоциации нобелевский лауреат В.Леонтьев. В 1972-м об этом же заявил его преемник на этом посту, другой нобелевский лауреат Д.Тобин. В 1980 году о кризисе в неоклассической экономической науке заявил в таком же официальном обращении классик теории экономического роста Р.Солоу[9]. С тех пор написаны горы книг о неспособности неоклассической теории объяснять многие экономические явления в силу неадекватности ее аксиоматики реальности.

Эмпирические исследования поведения фирм на реальных рынках позволили установить, что мотивация хозяйствующих субъектов отнюдь не ограничивается стремлением к максимизации прибыли или какого-либо другого показателя экономической результативности. Был доказан факт неполной информации о рыночной конъюнктуре и технологических возможностях, доступной реальному хозяйствующему субъекту, а также раскрыто значение трансакционных издержек и других затрат, связанных с ее получением. Сомнению была подвергнута также сама возможность достижения экономического равновесия в результате решений, принимаемых реальными хозяйствующими субъектами. Но, пожалуй, главный удар пришелся на постулат о рациональности поведения хозяйствующего субъекта на рынке. В многочисленных исследованиях реального поведения фирм была установлена ограниченная способность хозяйствующих субъектов к проведению расчетов, необходимых для осуществления оптимального выбора. В разработанной еще полвека назад концепции ограниченной рациональности фирмы ориентируются не на оптимальный, а на приемлемый выбор варианта своего поведения[10].