Дж. Лэнггут - Скрытый террор
«Здесь пока все спокойно, — писал Митрионе Рею в феврале 1970 года. — Правда, сейчас лето, и все думают только о пляже. Но оно уже на исходе, поэтому, когда люди начнут думать о чем-то другом, обстановка может измениться к худшему. Надеюсь, этого не произойдет». Он добавил, что теперь может работать и дома. «У меня полностью оборудованная контора прямо на дому». В штаб-квартире полиции заметили, что в последнее время Митрионе стал меньше времени проводить в конторе Управления общественной безопасности.
Как-то Бенитес зашел в кабинет Мигрионе в американском посольстве и внимательно осмотрел его. На полу лежал толстый зеленый ковер. В комнате стояли два кресла и небольшой диван. На стене висела доска для заметок и объявлений, зашторенная белой нейлоновой занавеской. Кабинет был оборудован кондиционером. Особое восхищение у Бенитеса вызвали три репродукции с изображением водопадов — украшения, присланные американским Агентством международного развития. Бенитес заметил, что письменный стол Митрионе стоял у окна, и тот сидел за ним, повернувшись к окну спиной. Хотя кабинет и находился на верхнем этаже, Митрионе мог стать удобной мишенью. Когда Бенитес сказал ему об этом, Митрионе лишь отмахнулся: «Ерунда. Эти стекла не пробьет и пуля 45-го калибра». Тем не менее он не расставался теперь со своим «смит-вессоном» 38-го калибра. (В Белу-Оризонти и Рио он чувствовал себя в безопасности и без него.)
В марте 1970 года родственники Митрионе сообщили из Ричмонда, что состояние матери ухудшается. Тот, однако, ответил, что с момента его вылета из Уругвая и до прибытия в Ричмонд пройдет целых двое суток, и с этим следует считаться. Он также напомнил брату, что, хотя и занимает сейчас руководящую должность, в Управлении общественной безопасности он все еще числится унтер-офицером. «Поэтому было бы неплохо, если бы д-р Мейдер лично уведомил Вашингтон, что состояние матери требует моего присутствия дома».
Следующее свое письмо он закончил словами: «Береги себя, и, как всегда, да благословит тебя бог». В постскриптуме он добавил: «Ближайшие пара месяцев здесь могут оказаться „жаркими“». В этом предложении вместо слова «могут» раньше стояло «должны».
В конце марта из дому поступили совсем дурные вести, и Митрионе вынужден был вылететь в Ричмонд. Он еще не знал, что видится с матерью в последний раз. Несмотря на грустные обстоятельства, заставившие его приехать домой, время он там провел хорошо. Митрионе вновь оказался среди людей, которые его обожали. Впервые за восемь месяцев он не испытывал напряжения, связанного с работой. Самым близким своим друзьям-полицейским он рассказал кое-что об опасностях, с которыми приходится сталкиваться в Монтевидео. Со своими же братьями и сестрами (равно как и с женой и детьми) он был менее откровенен.
Сдержанность Митрионе с братом — человеком, любившим его больше всех, — видимо, тревожила того. Поэтому через месяц после своего возвращения в Уругвай Дэн написал Рею: «Ситуация здесь по-прежнему довольно… (ты сам знаешь какая). Жаль, что не рассказал тебе об этом подробнее, когда был дома. Я вовсе не хочу тебя пугать. Ведь ты и сам хорошо понимаешь, что творится сейчас в большинстве латиноамериканских стран».
13 апреля 1970 года группа «тупамарос» очередью из автомата убила инспектора Эктора Ромеро Морана Чарнеро, когда тот ехал в машине на службу. В отчете, ежемесячно посылавшемся Митрионе в Вашингтон, он писал, что Моран был выпускником Международной полицейской школы и командовал в Монтевидео специальным отрядом по борьбе с террористами. Он также отметил, что одна «крайне левая» уругвайская газета «в течение недели обрушивалась на Морана с обличительными статьями, называя его главным человеком в полиции, подвергавшим пыткам подозревавшихся в террористической деятельности». При этом он добавил, что правительство Пачеко тут же закрыло газету, «быстро отреагировав на развернутую на ее страницах кампанию клеветы».
В конце отчета, в специальном разделе, озаглавленном «Оценки и выводы», Митрионе писал: «Следует предположить, что полиция и впредь будет мишенью для нападок и что возможны новые попытки похитить и (или) убить полицейских чиновников».
Что касается Бенитеса, то тот вскоре понял, что все предсказания Лукаса относительно Митрионе оказались верными. В работу местной полиции американец внес нечто новое — добросовестность и компетентность. Даже в такой стране, как Бразилия, где все работали с ленцой, он никогда не оставлял на завтра то, что можно было сделать сегодня.
Эти свойства были присущи Митрионе и 10 лет назад, по сейчас, в 1969 году, в его характере появились и новые черты. Он был теперь суровее и жестче, чем в Белу-Оризонти, хорошо знал методы работы американской разведки за границей и был бесконечно предан работе в полиции, хорошо понимая все тяготы и невзгоды рядового полицейского (а ведь тот, получая такое скудное жалованье, должен был постоянно бороться с подрывными элементами).
За эти годы Митрионе заметно вырос в профессиональном отношении. Сравнивая себя с другими полицейскими советниками, он видел свое превосходство, и это вселяло в него уверенность. Еще в Бразилии он научился сотрудничать с теми должностными лицами из ЦРУ, которые, на его взгляд, действительно руководили борьбой с коммунизмом. Он знал, что еще в Рио добился уважения этих людей. И это было столь же очевидно, как и то, что здесь, в Монтевидео, Адольф Саенс этого не добился.
Кто знает, может, после ухода Эдгара Гувера место шефа ФБР займет бывший начальник полиции со Среднего Запада с опытом работы за границей? Как ни маловероятно это звучало, любящие родственники Митрионе не считали это чем-то совершенно невозможным. Конечно, такая головокружительная карьера в значительной мере будет зависеть от того, насколько успешно Митрионе удастся справиться с задачей подавления движения «тупамарос». Сейчас ему было 49, так что это может оказаться самым лучшим и последним шансом в его жизни.
Через девять месяцев после того, как Митрионе занял пост старшего полицейского советника в Уругвае, весьма солидный еженедельник «Марча» напечатал целую подборку материалов, вынеся на обложку одно слово: «Пытки». Журнал сообщал о результатах расследования, проведенного несколькими либеральными членами уругвайского сената, которые пришли к заключению, что лица, находящиеся в тюрьме по подозрению в причастности к движению «тупамарос», подвергаются систематическим пыткам. При этом использовались методы, которые вряд ли удивили бы уже привыкших к этому бразильцев: заключенным под ногти вводили иглы и пропускали через них электрический ток; ток подводился также и к другим участкам тела, особенно к самым чувствительным (таким, как половые органы).
Митрионе отправил в Управление общественной безопасности в Вашингтоне копию доклада сенатской комиссии Уругвая без каких-либо объяснений или комментариев. Однако в разделе «Оценки и выводы» он написал: «Одной из важных проблем, на мой взгляд, является то, что общественность рассматривает все это как борьбу между полицией и экстремистами и особого беспокойства в этой связи не проявляет. До тех пор пока она не поймет, что деятельность экстремистов может сорвать усилия по улучшению социального, политического и экономического положения народа, не станет помогать полиции путем предоставления нужной ей информации и не будет предаваться самообману, в обозримом будущем положение не улучшится».
В разделе «Рекомендации» Митрионе написал: «Никаких».
В полицейском управлении однажды рассказали о случае, подтверждавшем жестокость и суровость Митрионе. (От внимания Бенитеса эта история тоже не ускользнула.) Как-то во время забастовки в управление был доставлен один профсоюзный деятель (он возглавлял профсоюз банковских служащих), которому задали несколько вопросов. Митрионе молча следил за ходом допроса, а потом, когда того человека увели, рассказал, как бы он сам попытался заставить его заговорить.
Митрионе всегда подчеркивал необходимость сначала как можно больше узнать о заключенном, а потом уже начинать его допрашивать. Определите заранее, поучал он офицеров, проводивших допрос, когда именно арестованный может начать «раскалываться», и доведите его до такого состояния как можно быстрее. Ни вы, ни я, говорил он, не садисты. Мы лишь хотим, чтобы допрос закончился как можно скорее.
Что же касается этого профсоюзного лидера, продолжал Митрионе, то его следовало бы для начала раздеть догола и поставить лицом к стенке. Затем один из самых молодых полицейских должен был бы пригрозить ему кое-чем, сунув тому палец в задний проход. После этого арестованного следовало бы бросить в чулан и продержать там дня три, не давая ему пить, а на четвертый день дать кружку воды с мочой.
В далеком Ричмонде вряд ли кто поверил бы, что Дэн Митрионе может толкать людей на такие поступки, да еще с намеком на половое извращение. По ведь большую часть последнего десятилетия Митрионе находился за пределами Соединенных Штатов…
