Социализм. История благих намерений - Александр Монович Станкевичюс
Задача, которая стоит перед нами, заключается не в детальном подсчете жертв, а прежде всего в том, чтобы на примере красного террора еще глубже раскрыть природу социализма, в которой политическое насилие является необходимой и неизбежной частью его реализации, его неотъемлемой чертой.
В нашем распоряжении для этой цели есть замечательный источник – шесть номеров еженедельника ВЧК, выходившего с 22 сентября по 27 октября 1918 г. Казалось бы, совсем немного, однако в нем мы найдем целый кладезь информации, проливающей свет на природу социалистического красного террора, благо там есть как высокопарная идеологическая часть, так и скрупулезные отчеты о расстрелянных и взятых в заложники людях.
В самом первом номере, в начале выпуска, мы находим наполненный эмоциями и верой в социалистическое будущее текст. «И в буре, и пламени мировых событий, в сознании трудящихся масс крепко внедрился новый социалистический лозунг: единение между всеми трудящимися во имя пролетарской революции, во имя переустройства всего мира, раскрепощения от всякой эксплуатации, всякого угнетения. Вот величайшая сила революции… и мы верим, что эта энергия так или иначе собирается и воплотится в одну мощную железную организацию. За это говорит то обстоятельство, что трудящиеся массы ныне с величайшим мужеством, перенося все выпавшие на их долю лишения, не поддаются ни на какие провокации наемных предателей и в молчаливо-скорбном спокойствии накапливают свой пламенный гнев величайшей грозы, которая неминуемо разразится над головами эксплуататоров и угнетателей всего мира. Это – гроза – историческая стихия, но она во что бы то ни стало должна быть превращена в стройное организационное целое, в величайшее движение, объединенное классовым сознанием и классовой дисциплиной… отбросим все те длинные, бесплодные и праздные речи о красном терроре, необходимость которого давно смутно чувствуется, угадывается рабочей массой. Пора, пока не поздно, не на словах, а на деле провести самый беспощадный, стройно организованный массовый террор. Принеся смерть тысячами праздных белоручек, непримиримых врагов социалистической России, мы спасем миллионы трудящихся, мы спасем социалистическую революцию… Мы подняли меч и не опустим его до тех пор, пока “над нами солнце станет сиять огнем своих лучей”. Мы завоюем солнце всему многомиллионному трудовому народу. И пусть гремят пушки, пусть несут смерть, смывают с лица земли всю ту черную саранчу, которая закрывает источник жизни и счастья, светлое солнце будущего – социализма! Дрожите, палачи рабоче-крестьянской Руси! Не дрогнет рука. Ждите. За вами очередь!» [96].
На что здесь я хотел бы обратить внимание. Текст – типичный представитель социалистического воззвания к массам. Почти то же самое легко представить в выступлениях Томаса Мюнцера, деятелей Мюнстерской коммуны или даже Жана Мелье. Предельная степень агрессии и ненависти, направленная на абстрактного («буржуазия», «эксплуататоры», «наемники-предатели»), но в то же время конкретного (все не рабочие и не крестьяне) врага. Абсолютная уверенность в собственной правоте, потому что она подкреплена объективным ходом истории. Раскрепощение от «всякого угнетения» – здесь ведь понимается не столько угнетение капиталом труда, сколько именно всякое, с социалистической точки зрения, угнетение – церковь, семья, частная собственность и т. д. Террор необходим (необходимость в нем давно чувствуется, осталось лишь начать). В сущности, это и есть настоящий социализм, избавленный от лицемерия социал-демократов и попыток усидеть на двух стульях каких-нибудь левых «консервативных революционеров». Каждое утверждение здесь имеет многосотлетнюю историю, которую мы даже ранее смогли немного проследить.
Далее, чуть ниже в первом выпуске, в разделе под названием «Красный террор» авторства некоего Граскина, читаем: «В “Известиях” появилась статья видного советского работника, в которой он указывает, что индивидуальный террор не достигает цели; нужно уничтожить буржуазию как класс, говорит он, лишив ее экономически тех богатств, которыми она еще обладает и до сего времени. Против такого положения никто спорить не будет и здесь дело совершенно не в том. Ведь каждому должно быть ясно, что уничтожение буржуазии как класса, это – работа не мгновенная, не желания, не порыва, которую можно проделать не в неделю, не в месяц и даже не в год, а что это работа колоссального, планомерного и методического процесса по переустройству всего экономически-правового государства в целом… Убийство товарища Урицкого, покушение на товарища Ленина, заговор правых эсеров с союзниками есть наглядный показатель того, что упомянутые выше группы лиц, составляющие олигархию своего класса, бьют прямо в цель, пытаясь расстроить, а в конечном счете и завладеть аппаратом государственной власти. Против этих лиц и даже групп безусловно должен быть направлен беспощадный красный террор, как временная исключительная мера; но только террор не на словах, как это было раньше, а на деле, ибо совершенно очевидно, что закоренелые идеологи враждебного пролетариату класса и их приспешники, как люди, не желающие добровольно подчиняться и примириться с своей приближающейся нормальной смертью, эти люди должны быть уничтожены силой пролетарского оружия и было бы наивно думать, что это произойдет иначе» [96]. К великому сожалению, абстрактной буржуазии не было предъявлено никакого конкретного обвинения, от которого они могли бы защитить себя доказательствами своей непричастности к преступлению. Всем скопом люди, не признавшие большевистский переворот (т. е. контрреволюционеры), а среди них были и другие социалисты, и крестьяне, и офицеры и т. д., были признаны теми, кого следовало беспощадно уничтожать. Никакой презумпции невиновности. Потому что в социализме для «буржуев» ее просто не существует. Люди были обречены заранее, просто потому что родились не в той семье, не были рабочими. Вот одна из причин, которая позволяет говорить нам о стратоциде, устроенном большевиками по отношению не к тысячам, как они утверждали сначала, а к миллионам. Да, пусть мера эта была временной и исключительной – ведь после того, как часть «буржуазии» будет уничтожена физически, а другая часть полностью лишена гражданских и экономических прав, всего имущества и положения, она уже не будет представлять опасности для «трудового народа» (право говорить за который присвоили себе большевики,
