Марк Блиев - Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений
Но поистине грандиозным и необычайно впечатляющим был праздник горских дружин, вместе с российскими войсками опрокинувших турецкие войска в Чолокской битве и в честь этой победы собравшихся в Тифлисе. Об этом празднике также писала газета «Кавказ». Приведем из нее еще один пассаж. «Одни кушанья следовали за другими. Пир делался шумнее и шумнее. Глиняные кувшины чаще и чаще принимали горизонтальное положение, обращаясь к жаждущим устам. Зурна и песни вошли в свои права. Через полчаса над всей этой пирующей толпой, каким-то густым, хаотическим и неумолкаемым аккордом стояли в воздухе слившиеся во что-то смутное, но не лишенное своей приятности звуки голосов и туземных инструментов. Влияние этих звуков опьяняло больше чем вино, наконец, в рядах дружины оказалось движение. Лихие и развеселившиеся плясуны выходили по одиночке на площадку перед палаткой и с особенным воодушевлением плясали – каждый свой национальный танец, при одобрениях и хлопанье в ладоши всех зрителей. Но вот в стороне осетинской сотни образовался какой-то хоровод. Осетинские плясуны, со своими красноверхими шапками, стали в кружок, схватились руками и начали медленно кружиться в такт собственной песни. Ко всеобщему изумлению, на плечах этих молодцов утвердился другой этаж хоровода. Зрелище (осетинский танец „нартовский симд“. – М. Б.) было поистине удивительное и редкое. Для такого осетинского хоровода нужна была акробатическая сила и ловкость, и, между тем, все это проделывали отнюдь не акробаты, а одаренные от природы изумительною ловкостью сыны Кавказских гор».
У нас нет прямых свидетельств, передающих политический аспект праздничной идеологии горцев, столь бурно проявлявших свои эмоции после битвы на берегу реки Чолока и своей миротворческой миссии, с которой горцы расположились в Алазанской долине. Но нет сомнения, что главным моментом их яростной отваги в боях под Ахалцихом, Чолоком и столь же искренней радости, которую испытывали горцы на пирах в Алазани и Тифлисе, было проявление высокой духовной нравственности, основанной на традиционных ценностях, без которых горцы не могли бы выжить в крайне суровых условиях Большого Кавказа. Горцы могли совершить набег, угнать скот, захватить земледельческие продукты, чтобы спасти свои семьи, но они никогда не позволяли себе войн с соседями. Ни один из малых народов Большого Кавказа не согласился бы обратиться к российскому командованию, просить у него войска, чтобы совершить карательную экспедицию с целью разрушений, пожаров, истребления урожая и имущества людей во имя деспотизма и феодального разбоя. По двум нами приведенным описаниям, горцы – истинные рыцари, беспощадные с врагом, великодушные к соседу, вечно домогающемуся со своим варварским феодализмом. На этих пиршествах есть грузины и с ними горцы, но не видно тавадов, явно вновь не знающих, к какой из воюющих сторон примкнуть – к России или к Турции, Франции или Англии. Впрочем, отдельным тавадам не пришлось долго размышлять – они оказались по ту сторону баррикад и с воодушевлением помогали Турции и ее союзникам.
Но вернемся к продолжавшейся до 1856 года русско-турецкой войне, в которой до ее окончания участвовала юго-осетинская дружина. Любопытные данные: ведомость, составленная начальником осетинской дружины, зафиксировала сражения, в которых участвовали воины из Южной Осетии. Сведения относятся к 1853 году. 25 октября 1853 года бой с турками на Джагисманском участке; сражение продолжалось 28, 29 октября. В нем участвовало на передовой 348 осетинских воинов, 30 октября в этом же числе они провели сражение у Ахалциха. Начальник осетинской дружины вел точный учет патронов. Всего в указанных боях было произведено осетинскими стрелками 14 680 выстрелов. Командир объяснял: «Значительный расход патронов оттого: а) что последние три сотни, – т. 2, 3 и 4 осетинской конной милиции имели сильную продолжительную перестрелку с турками 30 октября прошлого 1853 года у моста при г. Ахалцихе, каковой мост неприятель домогался отнять; и б) что в числе выпущенных патронов показаны и пропавшие патроны с убитыми». Стоит сказать о погибших осетинах. Несмотря на тяжелые бои и на большие потери турецкой армии, из рядов осетинской дружины погибло всего 10 воинов. Николай I отдельным указом выделил денежные пособия семьям осетин, погибших на турецком фронте в 1853 году. Размер пособия зависел от численности и состава семьи погибшего, сумма пособия составляла от 30 до 60 рублей серебром. Это была серьезная материальная помощь. Вскоре появились и высокие награды Петербурга. Одними из первых золотую медаль «За храбрость» получили шестеро осетинских героев: Мириман Джиоев, Бега Кокоев, Гача Санакоев (золотая медаль с надписью «За храбрость» для ношения в петлице), Михаил Шавлохов, Худа Абаев, Иван Беридиев; первые четверо из них были удостоены звания юнкера. Военный орден был вручен также Чочиеву Батразу; серебряные медали Парсо Кукиеву и Бидару Тедееву и троим – Иораму, Малхазу, Ако из фамилии Хетагуровых. Особенно много награжденных осетин было в 1855 году. Парса Санакоев удостоился золотой медали «За храбрость», 24 воина получили серебряные медали «За храбрость» и воинские звания. Награды поступали и позднее. При главнокомандующем Н.Н. Муравьеве-Карском были сформированы новые воинские силы из Осетии. По ходатайству старейшин из фамилии Хетагуровых и с согласия главнокомандующего вместо новой «собранной с Осетинского округа – для войск противу турок конной сотни сформировать эту сотню в настоящем году из одной только фамилии Хетагуровых» «без всякого со стороны кого-либо». Эта конная сотня к 20 мая 1856 года прибыла в Ардаган.
После Крымской войны воинский престиж осетин стал настолько высок, что спрос на их участие в военных операциях был необычайным. Появились военные чиновники, жаждавшие боевой славы и воинских званий и использовавшие осетин в своих узкоэгоистических целях. Наиболее откровенно этим занимались грузинские генералы, настойчиво пополнявшие осетинскими всадниками «грузинскую дружину». По Южной Осетии разъезжали «агенты», составлявшие списки молодых людей, а затем их забирали в «грузинскую дружину». Приведем лишь один образец предписания о мобилизации осетин, поступивший осетинскому участковому заседателю от горийского уездного начальника: «Вследствие сего прошу Ваше благородие, – предписывалось участковому, – непременно в день получения сего, собрав из вверенного Вам участка тридцать человек милиционеров, доставить ко мне в г. Гори в 24 часа при именном списке вместе с раскладкою, учиненною Вами на этом предмете, в противном случае виновный не в своевременном исполнении сего поручения будет подвергнут строгому по закону наказанию, при этом вменяю Вам в обязанность, чтобы милиционеры были хорошего поведения, здорового телосложения, имели приличную одежду и исправное оружие». Подобные предписания, от которых отдавало грузинским господством, были постоянны. Во многом они объяснялись еще и тем, что так называемая Грузинская дружина только по названию была грузинской, на самом деле в гораздо большей степени она была горской, состоявшей из представителей горских народов. Чтобы скрыть это от российского командования, фамилии всех осетин, поступавших на военную службу, записывались на грузинский лад. Ежемесячные призывы новобранцев объяснялись также высоким процентом дезертирства – из грузинской дружины убегали и грузины, и осетины, и другие горцы, не желавшие служить в новом формировании, где грузинское командное засилье вызывало у горцев адекватную реакцию.
Административные перемены в Осетии
Петербургские чиновники, занимавшиеся Кавказом, неплохо разбирались не только в географии Кавказского края, но и недурно представляли себе его этническую карту. В этом была немалая заслуга Николая I, до деталей (нередко до пешеходных тропинок) интересовавшегося отдельными районами обширного края. Немалое внимание уделялось административному устройству региона. В его основе лежал единый территориальный принцип административного размещения народов. Впервые на Кавказе, где каждый народ имел свои собственные традиции и духовную культуру, усилиями российского правительства этническая карта была подвергнута коренной административной перекройке. При этом концепция такой перекройки заключалась в жесткой подчиненности всей схемы управления двум важным элементам: а) централизации административной власти; б) реализация самодержавности управления. Эти два важных для Петербурга элемента решительно отметали целостность этносов, их языков и культур, не считаясь и с таким важным условием, как целостность территории, являвшейся важнейшим фактором жизнеобеспечения народа. В те времена, естественно, не задумывались о том, к каким тяжелым последствиям приведет территориальный принцип административного устройства, столь мало подходивший для слишком уникального края, каким, несомненно, является Кавказ.
