Сергей Волков - Почему РФ - не Россия
мире). Понятно, что страна с такой численностью населения и границами, как РФ,
никогда не будет способна стать равной основным игрокам мировой политики даже
при самом идеальном руководстве, самой эффективной экономике и самом возвышенном
духе населения. Лишенная прибалтийских и черноморских портов, белорусского
«сборочного цеха», потенциала украинской и казахстанской металлургии,
туркменского газа, азербайджанской нефти, узбекского хлопка и т.д. и т.п. Россия
никогда не встанет в число великих держав.
Соблазн самоизоляции в пределах «русской резервации» психологически (вызванный
бессилием) был понятен как явление момента. Со временем он закономерно
превратился в принципиальное положение, когда «антиимперская» идея переносится и
в прошлое России, обосновывая мысль, что никакого возвращения и не требуется,
потому что и раньше этого не нужно было, и это было плохо. По-видимому,
бичевание имперского прошлого, будет чем дальше, тем больше подпитываться
сохраняющейся слабостью России и порождаемой ею безнадежностью. Найдутся,
наверное, люди, которые будут искать положительные стороны и в случае
раздробления на независимые владения и территории нынешней РФ, находя оправдание
таковому в каких-то «достоинствах» (например, «многообразие политических форм»)
периода раздельного существования русских княжеств. Но, во всяком случае
понятно, что в условиях столь полного разрушения самого территориального «тела»
Российской империи, её историческое наследие не имело шансов быть востребованным
в нынешней Российской Федерации. Хотя это, конечно, не было единственной
причиной.
Пришла ли к власти в России новая элита?
Быстрые перемены последних лет были, конечно, очень значительны и оказались
способны для большинства населения, привыкшего до того к десятилетиям почти
неизменного «застоя» совершенно затемнить представление о сущности нынешней
власти. Сама эта власть, в свою очередь, не жалеет усилий представить себя как
что-то действительно совершенно новое, и в этом ей немало способствует несколько
оттертая от привычной кормушки красная оппозиция, настойчиво пропагандируя тезис
о том, что к власти пришли какие-то «буржуи», «февралисты» и т.д. Трагедия,
между тем, заключается как раз в том, что никакие «буржуи», вообще никакие новые
люди к власти в России не пришли.
Говорить смене элиты как свершившемся факте нет никаких оснований. Во-первых,
потому, что прошло слишком мало времени, чтобы можно было говорить о сложении
действительно новой элиты со своими специфическими чертами и свойствами.
Во-вторых потому, что никуда не делась старая, никакой реальной смены не
произошло. Более того, пока незаметно даже, чтобы тенденция эта получила
сколько-нибудь серьезное развитие. Для уяснения этого обстоятельства достаточно
рассмотреть состав той части «постсоветской» элиты, которая всегда при смене
элит бывает подвержена перемене в первую очередь — политической элиты, причем в
её высшем звене (которое, в свою очередь, обычно меняется ещё быстрее и
радикальнее, чем вся политическая элита в целом).
В советский период высшим слоем элиты была так называемая номенклатура —
достаточно узкий слой лиц, облеченных абсолютным доверием партии и могущих в
силу этого назначаться на руководящие должности самого разного профиля, но
достаточно высокого ранга. Иногда говорят о «высшем», «среднем» слое, имея в
виду, допустим, членов Политбюро и секретарей обкомов, однако такая дефиниция
констатирует лишь служебное положение конкретного лица в конкретный момент.
Между тем никаких социальных различий между 1-м и 3-м (со временем становившимся
1-м) секретарем обкома, членом Политбюро, министром, председателем облисполкома
и т.д. (образующими единую общность) не существовало, и в плане социальной
структуры вся номенклатура была высшим слоем по отношению к другим элитным
(профессиональным) слоям (научно-технический, военный,
гуманитарно-идеологический и др.), избранные представители которых (активные
члены КПСС) имели возможность в неё попасть.
Одно время получило широкое распространение мнение о событиях начала 90-х годов
как о «революции младших научных сотрудников» и представление о том, что состав
властвующей элиты «демократической власти» обновился за счет этой категории (то
есть произошла, по крайней мере, хотя бы смена того рода, о котором шла речь
выше). Посмотрим, насколько это верно, проанализировав состав правящей верхушки
к моменту высшего пика «демократического правления» — на весну 1993 года (до
первых выборов глав администраций и до уступок Ельцина оппозиции в отношении
состава правительства). Власть ведь всегда конкретна, в реальности у власти
всегда стоят не марксистские абстракции («буржуазия», «рабоче-крестьянская
власть» и т.д.) а совершенно конкретные люди, каждый из которых имеет не только
имя, но и совершенно определенный багаж опыта, знаний, представлений и взглядов,
которые и определяют их сущность. И поэтому в какой бы форме ни осуществляли они
свою власть — это всегда будут те же самые люди, люди «одной породы», связанные
между собой тысячью нитей, отчетливо осознающие свою общность и испытывающие
естественное тяготение к себе подобным.
Если рассмотреть состав четырех основных властных структур: аппарат президента
(руководящий состав аппарата и советники президента), Президентский Совет,
правительство (Совет министров) и корпус глав местной власти (губернаторы краев
и областей и высшие руководители — президенты и главы правительств республик) по
двум основным показателям: членство в КПСС (т.е. обладание потенциальной
возможностью войти в номенклатуру для представителей других элитных слоев) и
принадлежность к партийно-советской номенклатуре (то есть занятие ответственных
должностей в партийных, советских, государственных органах, требующих
утверждения партийными инстанциями) до августа 1991 года, то обнаруживается
следующее. Из 23 человек верхушки президентского аппарата коммунистов — 23
человека (100%), а к номенклатуре принадлежали 15 (65,2%), среди 24 членов
Президентского Совета членов КПСС 15 человек (65,2%), номенклатуры 9 (37,5%), из
35 членов правительства коммунистов 33 человека (94,3%), членов номенклатуры —
23 (65,7%). Наиболее впечатляюще выглядит состав местных властей (президенты и
главы правительств республик, и главы областных администраций): здесь из 112
человек коммунистов 103 (92%), причем представителей номенклатуры 93 (87,5%).
В общей сложности, таким образом, среди двух сотен человек, управлявших страной
на момент «расцвета демократии», три четверти (75%) были представителями, старой
коммунистической номенклатуры, а коммунистами были 9 из 10 (90%). Доля тех, кого
принято относить к «младшим научным сотрудникам» (в действительности это, как
правило, заведующие отделами и лабораториями), как видим, всего лишь четверть,
да и из них большинство было членами партии (лишь 10% не состояли в КПСС).
Впоследствии «номенклатурность» местной власти ещё усилилась (вплоть до того,
что до десятка областей возглавляли не просто представители номенклатуры, а даже
именно первые секретари тех же самых обкомов КПСС, то есть бывшие «хозяева» этих
областей), эволюционировал в ту же сторону и состав правительства (любопытно,
что и Верховный Совет с его более чем половинным номенклатурным составом при
трех четвертях коммунистов выглядел ещё более «советским», чем в «классические»
советские времена, когда туда по разнарядке подбирали статистов «из народа»).
Если же посмотреть на состав руководства «силовых структур», дипломатического
корпуса, прокуратуры и других государственных органов, то тут никаких изменений
вообще не произошло: никаких новых людей, не принадлежавших к кадрам этих
структур и раньше, там практически не появилось (за единичными исключениями).
Неизменным остался состав научной и культурной элит. Характерно, что прежняя
элита доминировала даже в составе самого «нового» из элитных слоев —
экономического. Так что говорить о появлении какой-то новой «постсоветской»
элиты нет оснований. Это пока что та же самая советская. Страной как правил, так
и правит порожденный советской властью специфический слой «кухарок, управляющих
государством», вполне сложившийся к концу 30-х годов из «выдвиженцев» и
«образованцев» и представленный к настоящему времени уже вторым-третьим
