Виталий Павлов - Женское лицо разведки
Связником, который их встретил на явке в Копенгагене, как они его восприняли тогда, был «обаятельный молодой человек». Именно ему они вручили свои настоящие аргентинские документы при посадке на советский корабль, следовавший в Ленинград. Они и мысли не могли допустить, что именно из-за этой встречи через три года начнутся их тяжкие испытания.
По прибытии в СССР им пришлось на время расстаться с дочерью, которую отвезли в ГДР в немецкую семью, чтобы она научилась говорить по-немецки.
После возвращения из отпуска «Олеговы» стали форсированно готовить свое перебазирование в США, получив в Центре все необходимые указания на этот счет. Свою первую поездку «Олег» планировал совершить в конце 1970 года, но их судьба, продиктованная предательством О. Гордиевского, того «обаятельного» связного в Копенгагене, распорядилась иначе. Они попали в США, но летом 1971 года, и не как свободные разведчики-нелегалы, а как пленники ЦРУ.
Еще до этого «Олегова» после рождения второй дочери в декабре 1969 года получила разрешение на короткий выезд в Москву, в связи с болезнью матери. Она побывала в Центре в августе 1970 года, где ей сообщили о зачислении ее в кадровый состав внешней разведки, присвоения воинского звания «лейтенант» и вручили юбилейную медаль, «Вознаменование «100-летия со дня рождения В. И. Ленина».
Девятого октября 1970 года семья «Олеговых» была арестована аргентинской контрразведкой СИДЭ. С первых же допросов «Олег» и «Олегова» поняли, что аргентинцы не знают существа их дела и действуют по какой-то наводке, судя по всему, от американцев. Чем дальше шли допросы, тем они больше убеждались, что за спиной аргентинских следователей стояли американцы. Из этого «Олеговы» сделали вывод о возможной утечке информации из Центра или периферийной внешней разведки к американцам. Это их убеждение все время укреплялось. Тем более что их пристрастное рассмотрение собственных действий и поведения не смогло дать хоть каких-то поводов полагать, что провал мог быть следствием их ошибок.
Все было похоже на то, что в руках аргентинцев оказалась какая-то достоверная информация о принадлежности «Олеговых» к внешней разведке. Вот некоторые заявления следователей:
«Мы о вас знаем все! Вы напрасно запираетесь! У нас есть доказательства, что вы русский шпион…»
Далее, заявление «Олегу»:
«В наших руках ваша жена и дети. Они здесь… Если вы будете продолжать упорствовать, то мы пытать, конечно, будем, но сначала не вас. Нет, не вас! Пытать будем ваших детей на глазах у вас и вашей жены. А тогда посмотрим, что вы предпочтете: говорить или иметь психически и физически изувеченных детей и ненормальную жену. А ведь она у вас вон какая красавица. Вы же не допустите, чтобы ее отдали в казарму солдатам? И если я вас не убедил, это приведет лишь к тому, что мы вас всех, в конце концов, прикончим и сбросим в какую-нибудь яму на свалке за городом, с детьми вместе. Вы проиграли…».[63]
Несмотря на то что «Олеговых» долго держали отдельно друг от друга, делая им провокационные заявления, что один из них «признался» во всем, они действовали удивительно согласованно. «Олег» принял тактику признавать только то, что они временно задержаны в Аргентине, не вели в этой стране никакой разведывательной работы против нее и имели задачу по работе против США, куда должны были перебраться.
На более поздней стадии допросов со стороны СИДЭ «Олегова» убедилась в правильности избранной линии, когда сотрудники ЦРУ стали рекомендовать им не «раздражать» аргентинцев, иначе ЦРУ не сможет защитить их. Такую линию проводил в основном «Олег», а «Олегова» сводила свою роль к скромно «привлеченной», не знающей его дел и занимающейся всецело детьми.
Уже в самом начале ареста «Олегова» проявила завидное хладнокровие и при аресте смогла уничтожить почти на глазах арестовывавших офицеров пленку с записью последней принятой ими радиограммы Центра.
В дальнейшем можно только удивляться, как молодая мать, услышав циничные угрозы аргентинских контрразведчиков, не поддалась панике и усиливали подавить в себе самый сильный, материнский, инстинкт, не позволить своим чувствам взять верх над сознанием. Тем более что за шесть предыдущих лет проживания в Аргентине «Олегова» немало видела и слышала о правовом беспределе военной хунты и отдавала ясный отчет в том, что следователь говорил не пустые угрозы. Для аргентинской спецслужбы в тот период ничего не стоило уничтожить человека, не оставив никакого следа.
Добившись благодаря такой тактике встречи они смогли подтвердить друг другу правильность взятой линии — действовать по согласованной еще в Центре отступной легенде, признавать то, что противник уже знал, и скрывать все остальное. Стремиться, чтобы ЦРУ взяло полностью их под свою опеку и увезло в США. А там искать путь домой.
Сейчас, читая их отчет-воспоминание, едва ли кто-нибудь может оспорить правильность их плана. И не только потому, что они преуспели с бегством от ЦРУ.
Даже если бы их оставили у себя американцы и, как они обещали, предоставили бы им политическое убежище — поселили бы где-то под другими именами, у них все равно оставалась возможность возвращения домой. Тем более что они доказали свои недюжинные разведывательные способности, обведя вокруг пальца две специальные службы.
Вот посмотрите, как ведет допрос «Олеговой» аргентинский следователь:
«Вы — русские шпионы, которые приехали в нашу страну заниматься подрывной деятельностью… Вам лучше сказать всю правду. Ваш муж нам уже все рассказал. Он во всем признался, и будет лучше, если вы тоже все по-хорошему расскажите…»
«Олегова», проигнорировав намеренную ложь о признании мужа:
«Что значит по-хорошему? Что, может быть еще и по-хорошему?
— Да! Может! Для начала мы у вас на глазах будем пытать ваших детей. А затем и за вас примемся…»
В ответ твердое заявление «Олеговой»:
«Ничего говорить не буду, пока не увижу мужа».[64]
Вот эпизод о том, как «Олегова» встретила американцев.
«Мы с вашего разрешения, мадам, хотели бы с вами переговорить, — сказал вновь пришедший на английском языке с заметным американским выговором.
— Вы американцы? — спросила я
— Да, мы американцы, — признал Густаво, — но это не имеет никакого значения.
— Как это не имеет? Нас арестовали аргентинцы, требовали во всем признаться, угрожали расправой над детьми, надо мной, и вдруг появляетесь вы, американцы, и хотите о чем-то со мной говорить.
— Видите ли, ваш муж да и вы тоже собирались работать против моей страны и, возможно, уже и начали эту работу здесь, в Аргентине. Вот почему мы здесь. И я прошу вас рассказать нам все, что вы знаете о работе мужа, о его связях, контактах…
— Еще что?! С какой это стати я буду вам что-то рассказывать?! Мы что, пришли к вам с поднятыми руками? Мы что — перебежали? Или мы просим у вас политического убежища? Арестовали. Назвали русскими шпионами. А доказательств — никаких. Только что и рассчитывали на психологическое давление. Вы что ли сказали им, что мы русские шпионы?…»
Думаю, что комментариев не требуется, виден боевой дух «Олеговой», которая действует как опытный профессионал-разведчик, а ведь она еще была начинающей разведчицей да к тому же матерью двоих детей, попавших вместе с родителями в тюрьму!
На все потуги сотрудницы ЦРУ Доры, посетившей «Олегову» вместе с Густаво, та заявила, что до тех пор, пока не увидится с мужем, ничего говорить не будет. Это привело к успеху и после более чем месячной разлуки им позволили увидеться.
С этой встречи они стали еще более согласовано действовать в направлении намеченной цели — США.
В процессе общения с аргентинскими охранниками Олегова расположила к себе некоторых из них, националистов, ненавидевших американцев, и те ей говорили:
«Мы, собственно, о тебе ничего не знаем, кроме того, что ты русский шпион. Это нам американцы сказали».[65]
На основании этих высказываний, по тому, как вели допросы аргентинцы, постоянно консультируясь с представителями ЦРУ, «Олегова» пришла к выводу, что информация о них к аргентинцам пришла из ЦРУ. То есть могла быть утечка из Центра внешней разведки в эту американскую службу.
Не случайно, сотрудник ЦРУ Густаво допытывался у «Олега», почему Олегова считала, что «вас кто-то предал?». Явно ЦРУ беспокоилось о безопасности вероятного предателя — «крота» во внешней разведке. Американцы, получив согласие «Олеговых» говорить с ними откровенно (в пределах отработанной в основном легенды), стали ориентировать их на осторожность во взаимоотношениях с аргентинцами. Густаво говорил им:
«Будьте осторожны с аргентинцами. Пока мы контролируем ситуацию, но ведь все может в любой момент выйти из-под нашего контроля. Не провоцируйте их».[66]
