Николай Байбаков. Последний сталинский нарком - Выжутович Валерий Викторович

Спустя несколько лет в личной беседе с секретарем ЦК Дмитрием Устиновым Байбаков напомнил, как Хрущев, указывая на него пальцем, бросил: «Вот кого телега переехала, но не задавила». На что Устинов заметил: «Э-э, да ты, видимо, не знаешь… Против вас было затеяно дело. Вроде ты вместе с Игнатовым заговор готовишь против Хрущева». «Не знаю, было ли впрямь такое дело, но меня никто никуда не вызывал, ни о чем не спрашивал, а вот Устинов, оказывается, знал. Он в то время был первым заместителем Председателя Совета министров СССР. Как потом выяснилось, не Игнатов и Шелепин были основными фигурами в устранении Хрущева, а Брежнев и Подгорный — люди ближайшего окружения, те, кто поддакивал “первому”, толкали его на непопулярные решения, оставаясь при этом в тени».

Хрущева сняли 14 октября 1964 года на Президиуме ЦК КПСС, выманив его из Пицунды, где он проводил отпуск, для «решения неотложных вопросов». С обоснованием отставки выступил Михаил Суслов. Огласив обвинения в нарушении норм партийного руководства, грубых политических и экономических ошибках, он предложил принять решение об освобождении Хрущева с занимаемых должностей. Хрущев совмещал должности первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета министров СССР. Совмещение этих постов признали нецелесообразным. Руководителем партии избрали Леонида Брежнева, председателем Совета министров СССР назначили Алексея Косыгина.

Пятнадцатого октября 1964 года Никита Сергеевич Хрущев проснулся пенсионером союзного значения.

Прощаясь с Хрущевым, прощаясь с эпохой

Хрущев пришел после Сталина, как полная тому противоположность. Столь очевидный контраст между ними кого-то в стране обрадовал, кого-то удручил. Байбаков был в числе последних. По его мнению, все, чем отличался Хрущев: авантюризм, самоуверенность, вздорность характера — было совершенно не свойственно Сталину. (Хрущев, — с огорчением отмечал Байбаков, — был полной противоположностью своего предшественника.; Сталин суховат, сдержан и немногословен, Хрущев общителен, многоречив, в сердцах мог выругаться, а в гневе даже разогнать, например, приглашенных на совещание. И чаще всего на него глядели как на человека обыкновенного, которого в отличие от Сталина можно и провести. Однажды в Воронежской области [местная власть перед приездом Никиты Сергеевича решила замаскировать неубранный урожай кукурузы: с помощью волочащихся за тракторами стальных рельсов кукурузные стебли прижали к земле. При этом никто даже не смутился».

Второй претензией Байбакова к Хрущеву (а скорее, даже первой) было то, как Хрущев обошелся со своим предшественником. Доклада на XX съезде Байбаков Хрущеву не простил. Отношением Хрущева к Сталину было сформировано отношение Байбакова к Хрущеву. Последний сталинский нарком просто рвал и метал: «Кляня и понося Сталина, и только его одного, кликушески разаблачая его культ, Хрущев <…> отводил обвинения прежде всего от себя. <…> Именно он известен массовыми “московскими процессами” над “врагами народа", разоблачениями и расстрелами, в которых он был одной из самых ответственных инициативных фигур. Это он — главный зачинщик массового террора на Украине, где был первым секретарем ЦК партии и требовал еще больших репрессий. Это он скрывал голод на Украине, унесший жизни многих тысяч людей: громче всех и яростней всех разоблачал, арестовывал и казнил людей как глава страшных и главных на Украине и потом в Москве “троек”…»;

Не в восторге был Байбаков и от «хрущевской оттепели». В десятитомных воспоминаниях-ни разу о том, как менялась атмосфера в стране, как, постепенно освобождаясь от веры в непогрешимостъ партии и правительства, превозмогая долголетнюю немоту, советский человек заговорил и начал задавать вопросы, которые общество задавало самому себе: что с нами? Почему мы такие? Во что верим? Куда идем? Любая стихийная дискуссия по такого рода вопросам до 1953 года модерировалась 58-й статьей;

УК РСФСР (контрреволюционная агитация и пропаганда), и Байбаков, судя по некоторым его высказываниям, считал, что так и надо. Лишь однажды встречаем в его мемуарах словосочетание «хрущевская оттепель». Но звучит оно как обвинение: «Таков человек и деятель — Никита Сергеевич Хрущев, предшественник и один из ранних разработчиков “перестройки” под псевдонимом “хрущевская оттепель”». Здесь заодно и Горбачеву достается.

Ну и конечно, Байбаков предъявлял Хрущеву счет за совнархозы: «Они тянули “одеяло” экономики каждый на себя. Это и было то самое “местничество” — порождение децентрализации, ведущей к хаосу, а позднее, в ельцинское время — и к распаду». Вот и Ельцин недобрым словом помянут.

Разве мог не однажды пониженный в должности, не раз подвергнутый публичному разносу, обидно сосланный в провинцию человек относиться к Хрущеву иначе, чем с глубокой неприязнью и нежеланием признавать хоть что-то хорошее из того, что тот сделал? Оказалось, мог: «Несмотря на то, что он меня “шарахнул”, я по-прежнему отношусь к нему уважительно, все-таки первые пять лет его государственной деятельности были очень активными и плодотворными». Далее перечисляются целина, мелиорация Голодной степи Узбекистана… «А вопросы строительной индустрии? А коренная реконструкция железнодорожного транспорта? Это же нешуточное дело! Страну, в которой 95 процентов перевозок осуществлялось на паровой тяге, перевели на тепловозно-электровозную тягу в течение 15 лет. Только за один 1970 год на этом было сэкономлено около 130 миллионов тонн угля».

Не сказать, что очень щедро, но должное Хрущеву Байбаков все же отдал.

Итоговый же баланс хрущевских достижений и провалов, побед и неудач получился у главного плановика СССР глубоко отрицательным: «Подлинное его лицо, которое он тщательно прятал от всех, мы узнаем только сейчас. <…> Исторический грим смыт с лица этого человека, миф о его добрячестве развеялся, остались одни его дела, порой нужные, но и жуткие, и отвратительные по своей сути и лжи».

Признавал ли Байбаков, что возможность в таком тоне отзываться о главе Советского государства, пусть даже ушедшем, ему обеспечили Хрущев и хрущевская оттепель?

Часть III.

«Леонид Ильич, я на этой должности уже работал»

Не зовут на разговор, ничего не предлагают

Зимой 1964 года Комитет нефтяной промышленности при Госплане СССР (его главой, напомним, был Байбаков) принял решение начать добычу нефти на Мегионском месторождении. Оно было открыто 21 марта 1961 года. В этот день забил нефтяной фонтан из первой скважины на территории Югры. Открытие сделала геологоразведочная экспедиция под руководством Фармана Салманова. Свой успех он без ложной скромности сравнивал с полетом Юрия Гагарина.

Летом 1964-го Байбаков отправился в те края: «До сих пор помню атаки комаров и гнуса, от которых не спасали ни накомарники, ни дымокуры. Целые тучи насекомых не давали работать буровикам, буквально терроризируя их. <…> Между прочим, укусы комаров не миновали и наших гостей — председателей Госпланов стран — членов Совета экономической взаимопомощи во время их поездки в Западную Сибирь. Через несколько месяцев после этой поездки председатель Госплана Чехословакии Гула Вацлав прислал мне большой ящик специального препарата в аэрозольной упаковке для борьбы с комарами, который он назвал “Антитюмень”».

Доктор геологоминералогических наук, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии, главный геолог «Главтюменъгеологии» Фарман Курбан оглы (Курбанович) Салманов. 1 января 1987. [РИА Новости]

Побывал Байбаков на буровой, где работали вахтовым способом. Посмотрел, как живут буровики.

Жили они в домиках на колесах. В одном из таких домиков находилась столовая. Он обратил внимание на меню. Удивился, что преобладают мясные блюда. «Что же это, товарищи, Сибирь так богата рыбой, столько озер, рек вокруг, рыбалка отличная, а вы едите одно мясо. Ели бы рыбу почаще, она содержит фосфор, полезный для организма». — «А нам светиться некогда, работать надо…»