Внутренний СССР - Дело было в Педженте
Сбив огромной бочкой двух бандитов за борт и бросив им вслед: «Помойтесь, ребята!», он продолжал перестрелку с остальными…»
Оценивая складывающуюся к концу ХХ столетия в Русской цивилизации ситуацию, можно сказать, что впервые в глобальном историческом процессе не люди, стоящие у власти, а представители общественной инициативы уверенно входят в управление начиная с низкочастотных процессов, то есть осваивают прежде всего информацию мировоззренческого, методологического и исторического характера, охватывающую жизнь многих поколений, что позволит в дальнейшем избежать многих ошибок при управлении высокочастотными процессами. «Таможня» же, не обращая внимания на неоднократные предупреждения общественной инициативы, не может остановиться и подумать, в каком направлении движется процесс самоуправления в обществе, а нагнетает эмоции и продолжает “катить бочку” на тех, от кого и сама не слишком сильно отличается в вопросах понимания характера информационной войны. И хотя ей, как и раньше, доступны все средства массовой информации (с подачи хозяев которых она и дерётся сама с собой, растрачивая попусту свою энергию на обсуждение межклановых разборок), она не в состоянии дать обществу альтернативу библейской концепции управления, поскольку по-прежнему мечется между идеалистическим и материалистическим атеизмом. Естественно, что в ходе информационной войны общественной инициативы с библейской концепцией управления представители идеалистического атеизма (иерархи церквей имени Христа, незаконно присвоившие себе титул — православных) стремятся во что бы то ни стало сохранить своё влияние на «таможню», что и отразилось символически в следующей сцене.
«Настасья выбралась из дома через окно. Плача навзрыд и ругая сквозь слёзы мужа, она побежала к берегу на выстрелы».
В шуме боя (по существу “белого шума” для тех, кто лишен из-за атеизма Различения), «Таможня» не способна выделить полезный сигнал — сигнал опасности. Поэтому Верещагин и не слышит Сухова.
«Вокруг бака лежали убитые. Заслон из пяти бандитов не давал Сухову соскочить с бака на землю. Остальные бандиты во главе с Абдуллой решили отступить к баркасу. Абдулла первым заметил, что баркас относит в море. Он уже болтался метрах в двадцати [131] от берега.
— Пусти их… Да пусти ты их на борт!… — кричал ему Сухов. — А сам уходи!… Уходи!…
Но в шуме боя Верещагин так и не услышал его».
Картина 21. Опасный маневр
«Сухов задумал опасный маневр. Он подполз с пулеметом к краю бака и, выждав момент, вскочил на ноги — тут же раздались выстрелы.
Сухов дернулся, выронил пулемет и, взмахнув руками, повалился с пятиметровой высоты на песок.
Бандиты бросились к нему. Сухов лежал ничком, широко разбросав руки. Пулемет лежал в полуметре от него.
Подпустив бандитов поближе, Сухов схватил пулемет. С обеих сторон загремели выстрелы. Бандиты упали, срезанные очередью, — на доли секунды Сухов опередил их».
Этот эпизод в фильме претерпел значительные изменения: Сухов спрыгнул с бака не открыто, а незаметно, оставив при этом пулемёт (оружие второго приоритета) на крыше бака. Это конечно тоже маневр, но совершенно иной, в результате чего в матрице Ежова и Ибрагимбекова произошли качественные изменения, существенно отразившиеся на уровне второго смыслового ряда киноповести. Так, если в киноповести большевизм вызывает огонь на себя и имитирует временное поражение, то в фильме он действует под давлением складывающихся обстоятельств. Но более того, лишившись пулемёта, Сухов с этого момента в подсознании зрителя невольно стал отождествляться с «таможней».
Однако, в киноповести прямо сказано, что “Сухов задумал опасный маневр”, а это означает: решил вырваться из западни, в которую попал сам под давлением складывающихся для него неблагоприятных обстоятельств. Другими словами, он сделал попытку перевести процесс противостояния с Абдуллой в другой, более безопасный для себя режим и, видимо, мысленно просчитывал возможные варианты развития событий. Но для воплощения в жизнь любого из этих вариантов ему необходимо было (см. раздел “Наш мировоззренческий стандарт”) иметь определённый вектор цели управления и оценить возможный вектор ошибки управления. Оценка качества управления по любому из возможных вариантов развития событий всегда субъективна, поскольку вектор целей управления и вектор ошибки — тоже субъективны, то есть в данном случае определялись субъектом управления — Суховым. Объективная оценка качества управления может быть получена только с более высокого уровня иерархии по отношению к субъекту управления, каковыми в данном случае являются авторы сюжетов киноповести и фильма. Так, придерживаясь сюжета киноповести, становится очевидно, что оценка качества управления получается достаточно высокой, поскольку “опасный маневр” удался: Сухов вырвался из окружения без ущерба для себя и своих подопечных, а кроме того уничтожил ещё и часть бандитов, блокировавших цистерну-«танк».
Также очевидно, что если следовать сюжету фильма, то оценка качества управления будет низкой: маневр завершился, но вектор ошибки вышел за допустимые пределы, в результате чего Сухов получил ранение в левое плечо. На уровне “надводной части информационного айсберга”, в котором действуют определённо заявленные персонажи, все эти разночтения сюжетов фильма и киноповести не так уж и важны: художник творит “свободно”, но… в русле присущих ему мировоззрения и нравственности, выявить которые возможно только после того, как проявится “подводная часть информационного айсберга” — второй смысловой ряд. А там, как не раз уже было показано, действуют социальные процессы и явления, символы которых зритель и видит в “надводной части информационного айсберга”. Но выявить объективные, а не декларируемые нравственные мерила Ежова, Ибрагимбекова, а также и Мотыля, Кончаловского возможно, если уметь пользоваться “Достаточно общей теорией управления”, в которой говорится, что вектор целей управления и вектор ошибки — взаимно обратимы. По существу это означает: то, что для одного — вектор целей, для другого — вектор ошибки (или, как говорится в детской сказке: “кошке — смех, мышонку — горе”).
Так, например, при оценке фактов истории Русской цивилизации последнего десятилетия ХХ века, выясняется, что подавляющее большинство граждан России объясняет катастрофический характер реформ следствием ошибок управления высшего политического руководства. Но как только те же самые граждане начинают анализировать основные положения упоминавшейся выше Директивы СНБ США №20/1 от 18 августа 1948 года [132]:
« Наши основные цели в отношении России, в сущности, сводятся всего к двум:
а) Свести до минимума мощь Москвы;
б) Провести коренные изменения в теории и практике внешней политики, которых придерживается правительство, стоящее у власти в России.
…Мы не связаны определенным сроком для достижения своих целей в мирное время.
…Мы обоснованно не должны испытывать решительно никакого чувства вины, добиваясь уничтожения концепций, несовместимых с международным миром и стабильностью, и замены их концепциями терпимости и международного сотрудничества. Не наше дело раздумывать над внутренними последствиями, к каким может привести принятие такого рода концепций в другой стране, равным образом мы не должны думать, что несем хоть какую-нибудь ответственность за эти события… Если советские лидеры сочтут, что растущее значение более просвещенных концепций международных отношений несовместимо с сохранением их власти в России, то это их, а не наше дело. Наше дело работать и добиться того, чтобы там свершились внутренние события… Как правительство, мы не несем ответственности за внутренние условия в России…
…Нашей целью во время мира не является свержение Советского правительства. Разумеется, мы стремимся к созданию таких обстоятельств и обстановки, с которыми нынешние советские лидеры не смогут смириться и которые не прийдутся им по вкусу. Возможно, что оказавшись в такой обстановке, они не смогут сохранить свою власть в России. Однако следует со всей силой подчеркнуть — это их, а не наше дело…
…Речь идет прежде всего о том, чтобы сделать и держать Советский Союз слабым в политическом, военном и психологическом отношениях по сравнению с внешними силами, находящимися вне пределов его контроля.
…Не следует надеяться достичь полного осуществления нашей воли на русской территории, как мы пытались сделать это в Германии и Японии. Мы должны понять, что конечное урегулирование должно быть политическим.
…Если взять худший случай, то есть сохранение Советской власти над всей или почти всей нынешней советской территорией, то мы должны потребовать:
