Андрей Паршев - Почему Россия не Америка. 2015
Никто, из требующих от нашей экономики конкурентоспособности, не говорит, а что будет, если достигнуть этой цели не удастся? Все, в общем, понимают, что, прыгнув из люка самолета, надо иметь исправный парашют. Но вот что будет, если парашют не раскроется? И можно ли прыгать, если уверенности в парашюте нет? Боюсь, в благодушии нашего общества сказалось отсутствие чувства опасности, отмершего за последние десятилетия спокойной жизни. А ведь были люди, которые предупреждали – Юрий Бондарев, например. Его осмеивали, и, боюсь, не от глупости только. Уже тогда эта самоубийственная храбрость нашего народа кому-то сулила выгоду, и для «наркоза» нашего общества не жалели средств.
Если мы окажемся неконкурентоспособны на внешнем рынке, то мы всего лишь не сможем ничего продавать. Если же будем неконкурентоспособны на внутреннем то, на первом этапе, умрет внутреннее производство, а затем исчезнет и платежеспособный спрос – ведь здесь живут не марсиане, и источником средств к жизни для наших людей служит только работа на производстве. Кто ничего не производит, тот ничего и не потребляет, это не только лозунг коммунистов, это для нас – непреложная истина, мы в массе своей не банкиры и не капиталисты.
5.1. Экспорт по Матроскину
Кот Матроскин Э. Успенского – величайший экономист всех времен и народов! Даже половина его знаменитой фразы – это квинтэссенция разумной внешнеторговой политики.
Итак, вот оно, это изречение кота Матроскина:
«Чтобы купить что-либо нужное, надо продать что-то ненужное…»
Конгениально! Итак, задача упрощается. Мы вспомнили, что внешняя торговля – это дорога с двусторонним движением. Мы покупаем (это импорт) и продаем (это экспорт).
Причем, прежде чем перечислять, что хочется нам, надо сначала вспомнить, что можем предложить мы. У нас любят говорить, что мы – неограниченный рынок сбыта. Извините, не надо путать свой аппетит со своей платежеспособностью. Никого не интересует, сколько мы хотели бы или могли бы потребить – и так ясно, что много. Вопрос в том, сколько мы можем оплатить. Классики марксизма (или их переводчики на русский) оказали всем нам медвежью услугу, внедрив в массовое сознание термин «рынки сбыта». До сих пор подсознательно многие считают, что частные предприниматели только тем и озабочены, как бы побольше произвести и сбыть с рук всем желающим (то есть нам), чтобы удовлетворить их все возрастающие потребности. Как кочегары, забрасывающие лопатами уголь в топку.
Вовсе не так. Частные предприниматели контролируют рынки сбыта, потому что на них получается прибыль. Если частные предприниматели могут вложить свои капиталы в какое-то дело без производства и сбыта товаров, но прибыльное, они это делают, не думая. Товары производят и продают (а не «сбывают»), только когда без этого не получишь прибыли. Это мы ходим на рынок, чтобы нам сбыли товар – продавцы ходят туда за зарплатой, а их хозяева – за прибылью.
Как говорил, наверно, Конфуций: «И страж у ворот не свободен от желаний, но его желания можно не принимать во внимание». Даже если он этого не говорил ограничим (пока) наши желания и посмотрим, что можем предложить мы.
Итак, первая группа: наши товары и услуги, экзотические для иностранцев. Много ли у нас этого добра? Уральские самоцветы – не уникум в современном мире, как некоторые ошибочно думают, и малахитовые шкатулки режет сейчас не Данила-мастер, а черный, как сапог, умелец из африканской глубинки. Заирский малахит гораздо лучше остатков уральского, да наш, увы, уже и порядком поистрачен. Не слишком дорогой, но интересный камень родонит, который был на колоннах исторической станции метро «Маяковская», в начале 90-х ободрали вандалы, при участии какой-то сволочи из администрации метрополитена. И что вы думаете? Сейчас его заменяют похожим, но вовсе не таким мрамором. Нет родонита, кончился он в стране! Янтарь еще есть в Калининградской области, но он есть и в Германии, и в Прибалтике.
То есть наш список экзотических товаров не очень велик, и он примерно соответствует экспортным возможностям России 17-го века, а кое в чем и сильно сократился. Нет у нас сейчас речного жемчуга, маловато кречетов и черных соболей. А если товар не экзотичен, то нам приходится при его экспорте конкурировать. Внутри страны мы можем избежать конкуренции просто пошлинами, тарифами, другими способами. А вне, если мы пытаемся продать то, что кроме нас продают и другие – можем только конкурировать, то есть предлагать свою продукцию того же качества по той же цене, сокращая издержки.
У нас есть туристические возможности. Хотят молодые японцы (и, наверно, японские разведчики) участвовать в ралли по таежным дорогам Дальнего Востока – почему не торговать этими путевками? Но даже англичане, например, предпочитают больше принимать туристов, чем ездить сами. Во всех развитых странах введен такой порядок: турфирма имеет право отправить своего гражданина за рубеж, только если обеспечила приезд иностранца. Поэтому по туризму мы сколько получим, столько и потратим. Да и мода на Россию прошла, и вернется не скоро. Ни гор у нас, ни парковых лесов – болота, да осины, да елки.
В Шотландии можно токующего глухаря сфотографировать с десяти метров (есть такой вид туризма), на Аляске как медведь лососей из водопада ловит. А у нас? У нас богатая история, но маловато памятников, слишком часто пылали наши деревянные города (если кто не знает, то в пределах Садового кольца Москва до сих пор наполовину деревянная). Судя по московскому метро, иностранных туристов сейчас здорово поубавилось. Помню, еще до Олимпиады по «Комсомольской-кольцевой» всегда одновременно гуляло по две-три группы американских сушеных старушек, щелкая фотокамерами мозаики на потолке, а сейчас это редкость.
Хотя, конечно, кое-что в России есть. Одна панорама ледохода на наших реках – настолько сильная эмоция, что многие не пожалели бы денег, чтобы на это посмотреть, жаль, что наши турфирмы до этого еще не догадались.
Но это все по государственным масштабам мелочи. Многое у нас недоиспользуется, но все это в пределах сотен миллионов долларов. А экспортируем мы ныне на 50 млрд. долл.
На самом же деле только то, что не понадобится ни нам, ни нашим детям и внукам, или хотя бы то, что в обозримом будущем будет для них доступно, можно рассматривать в качестве экспортного товара.
«Купил – нашел, продал – потерял». Ведь что такое что-то «продать»? Это значит отдать чужому дяде или свои ресурсы, или свой труд. А зачем нам это нужно? Только если рассчитываешь получить взамен что-то такое, что тебе нужно больше, чем отдаваемое.
Так давайте и посмотрим, ориентируясь на сложившуюся структуру экспорта, сколько можно продавать, отняв от нынешнего экспорта то, что нельзя продавать ни в коем случае.
Перед тем, как решить, что мы можем продавать. проще сказать, что мы ни при каких обстоятельствах не можем экспортировать. Попробуем оценить, что мы не можем, при разумной политике, вывозить, и выбросим эти виды экспортных товаров из списка. Посмотрим, что же останется «в сухом остатке».
5.2. Энергоресурсы
Основа нашего экспорта – энергоресурсы: нефть, нефтепродукты, газ. В последние годы мы продаем их примерно на двадцать-тридцать млрд. долларов в год – от половины до трети экспорта.
Мы – самая холодная страна мира. Для одинакового с другими странами уровня комфорта нашим согражданам приходится расходовать в 4–8 раз больше энергии, чем в других странах. Потребность в энергоресурсах у нас самая большая.
Поэтому экспорт невозобновляемых энергоресурсов (электричество, нефть, газ, уран) должен у нас расцениваться не просто как государственное преступление. Государство – это еще не все. Это преступление перед еще не рожденными поколениями нашего народа! По опасности оно сравнимо с геноцидом, и в чем-то даже страшнее. В нашем уголовном законодательстве должно быть предусмотрено наказание за такие преступления. Слова «геноцид» и «экология» слишком затерты неточным употреблением, но исчерпание энергоносителей на нашей территории приведет именно к экологической катастрофе – не только к гибели нынешнего населения и его потомков, но и к невозможности проживания здесь любого народа, уже не только русских и татар. Даже если на территории Восточной Европы когда-нибудь будут жить другие этнические группы, тепло и свет им будут нужны. Конечно, быт у них может быть иной, в конце концов можно жить и в чуме, но и в чуме лучше иметь телевизор. Мы что собираемся существовать как народ всего сто лет? А почему хотя бы не тысячу? Очевидно, нельзя ожидать, что за сто ближайших лет «ученые что-нибудь придумают». Ведь и Ясин – «ученый», а что он может придумать, представляете?
Наши современные сырьевые ресурсы недолговечны, и они невозобновляемы. Мы могли бы экспортировать энергию возобновляемых источников – гидро– и ветростанций, если бы ее нам хватало. Увы, это лишь 17 % от потребляемой, остальное мы дожигаем газом и нефтью, не думая о последствиях.
