Олег Матвейчев - Информационные войны XXI века. «Мягкая сила» против атомной бомбы

Есть модель правильного хорошего государства и у Канта, и у Гегеля. Кант говорит, при том, что у него также присутствуют три ветви власти, что чиновничество, исполнительная власть – это не источники каких-то социальных инноваций, какого-то движения вперед и развития государства. Чиновник – это консервативная часть, это тот жираф, до которого все доходит в последнюю очередь. Есть гражданское общество, – говорит Кант, – все мы являемся гражданами этого общества, все мы как люди обладаем пониманием целого, как устроено наше государство, как устроена планета, мир. Как частные лица мы являемся определенной частью: пекарь, сапожник, журналист, но как человек я могу рассуждать обо всем, не только о своем пекарском искусстве, но и о том, как войну нам вести с Францией или не вести, должны у нас быть мигранты на улицах или не должны и т. д. И дело может быть мне до многих разных вещей – и в этом качестве гражданина и человека я могу высказываться. Должна быть обязательная свобода слова – это обязательный принцип философии Канта. На открытой площадке для дискуссий рождается нечто, при этом я, как частное лицо, должен подчиняться законам, даже если они мне не нравятся. Принцип, который пишет Кант: «Говорите о чем угодно, только подчиняйтесь». То есть, можно отрицать и что угодно делать, но законы ты не имеешь права нарушать ни в коем случае. Как частное лицо, ты определен, если ты пекарь, ты можешь высказываться по общим правам человека, но как пекарь ты должен соблюдать стандарты печения булочек, принятые в законах, ценообразование, платить налоги и т. д. У другого человека другие обязанности, которые он должен выполнять, а говорить и дискутировать можно о чем угодно. И вот, когда в дискуссиях рождается некое общее мнение, которое законодательной властью превращается потом в закон, после его принятия ему опять все подчиняются. Но до тех пор, пока мнение не стало общим, не стало законом – оно только предмет для дискуссий. Чиновники в этой связи являются тупыми исполнителями законов, они не обязаны вести страну вперед, они не обязаны за нее отвечать, за нее отвечает парламент, не надо требовать с государства, с чиновников, чтобы оно что-то решало, они самые последние. Вы тут продискутировали, все обсудили, парламент законы принял, а мы берем и тупо все исполняем, и исполнять будем до тех пор, пока вы новый закон какой-нибудь не примете.

Исполнительная власть – самый консервативный инструмент, который есть, а монарх или президент за всем этим надзирает, смотрит, чтобы вся эта система не нарушалась.

Что говорит Гегель? Гегель говорит прямо противоположное, с Кантом у него масса разногласий. Он говорит, что человек в гражданском обществе преследует, прежде всего, свои частные интересы, кто-то хочет хорошо жить и бизнесом своим заниматься, кто-то посвятил себя духовному служению, наукой занимается, книжки пишет, кто-то военную карьеру себе избрал или еще что-то. Каждый человек живет по принципу «Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше». Каждый может, преследуя свои частные интересы, стремясь к своему собственному счастью, вступать либо в коалиции и объединять вокруг себя людей, причем может жестко объединять путем договоров внутренних, создавать корпорацию, политическое общественное движение, партию, бизнес-проект, либо он может конкурировать со всеми, или с кем-то дружить, а с кем-то конкурировать. Каждый раз это определятся выгодой тех людей, которые в этом участвуют. Если им выгодно – они в союзе, если не выгодно – они не в союзе. В любом случае частная выгода человека – она главная, и все люди к этому личному счастью и стремятся. Но есть как раз категория людей, которая целью своей жизни, миссией своей жизни делают не стремление к личному благу, счастью, не достижение выгоды эгоистической, а именно служение общему, вот именно они составляют государство. Потому что чиновник не работает на своем рабочем месте, а служит, он ходит на службу, то есть его задача как раз служить некому общему интересу. Государство по Гегелю – это то, что служит свободе всего в обществе. В прежнем государстве, восточной деспотии, служили свободе одного деспота, восточного фараона или китайского императора, государства греческие или римские служили свободе некоторых – аристократии и элите, а современные государства после Французской революции служат свободе всех. Задача государства поддерживать все граждан и следить за и правами, следить за законностью, и члены корпорации как раз имеют миссию служить общему интересу. И как раз коррупция – это отказ от общего интереса ради служения частному, то есть на своем месте, которому он принадлежит, не оно ему, а он ему, занимая место какого-нибудь чиновника, он вдруг начинает думать о себе лично, своем животе, или каком-то интересе и начинает вместо общего заботиться о себе. Именно в этот момент происходит измена общему интересу, и государство становится плохим. Полная зеркальная противоположность Канту. У того именно гражданское общество является источником инноваций и движения, а чиновник просто тупой исполнитель, который последним что-то узнает. У Гегеля – гражданское общество – это частные люди, заботящиеся о себе, а корпорация государства – это как раз те, кто служат общему и единственные, кто думают о его стратегических целях, о его задачах, выживании, борьбе с соседними государствами. Потому что частный человек не будет думать о том, как на 20 лет вперед создать авианосец, или атомную бомбу для защиты, это не лежит в горизонте его потребностей или счастья, а президент и прочие лица этой корпорации обязаны об этом думать и поддерживать весь этот организм в целостности. Две параллельные модели. И в этом смысле Маркс, он был гегельянец, во время рисования своей теории общества усилил этот момент. В Советском Союзе была правящая партия КПСС, которая мутировала через какое-то время и прошла путь из кантовской модели в модель гегелевскую. В кантовской модели предполагалось, что партия – это часть, которая воплощает или преследует интересы определенного класса в обществе. Условно говоря, коммунистическая партия зародилась где-то и агитирует людей, чтобы их побольше намотать на себя, подвергнуть их своей идеологии, чтобы они голосовали, победить на выборах, получить власть и представлять интерес пролетариата, который придет к власти, а интересы пролетариата по их теории объективно совпадали с интересами всего общества. По этой модели партия приходит из гражданского общества, издает некий закон, а аппарат чиновников его будет тупо выполнять. Через некоторое время Сталин сказал, что партия – это орден меченосцев, элита нашего общества, то есть это не некая часть, которая представляет частные интересы, а это лучшие люди из всех сфер общества: из рабочих, крестьян, интеллигенции, те самые, у которых есть не только низкое стремление к собственному счастью и заботе о своих делах, но есть и высокие помышления о всей родине, о мировой революции, о справедливом устройстве жизни на земле, то есть сознательные люди, которым только и место в партии, которая становится элитой общества, в нее рекрутируются лучшие люди общества и она осуществляет руководящую роль. То есть она становится над политическим аппаратом, но она часть, ее неправильно даже партией называть в парламентском смысле кантовской модели, она становится над всем и негласно всем управляет, всем указывает. Члены партии рекрутируются из этого общества, принимаются по принципу некого клуба: несколько рекомендаций членов партии, проходит кандидатский стаж, потом становится членом партии, партия нагружает его какими-то обязанностями, при хорошем выполнении поднимается по службе. Это модель общества, в котором правит эта элита, и она может быть только идеологически мотивирована. Это было не только у нас при Советском Союзе, при коммунизме, как принято говорить, но можно и в древних странах найти подобные вещи, провести параллели. Например, Китай эпохи своего самого великого рассвета VII–XII век в это время менялось две династии, но они были одного типа. В конфуцианском мировоззрении была создана некая табель о рангах, некоторая система рекрутирования элит, нормальная абсолютно вертикальная мобильность. То есть человек, даже если он крестьянский сын или непонятно кто, если он головастый, его смотрели мужи, принадлежащие к корпорации: ученые, юристы-конфуцианцы, по-китайски они так и назывались «блестящий талант», «непревзойденный гений», «учитель все учителей» – цветастые названия, целая иерархия, после чего он обучался и проходил очень много экзаменов. Человек, чтобы стать даже маленьким чиновником, должен был сдавать экзамены по письму, по литературе, уметь сочинять стихи. Последним они занимались между собой, соревнуясь в искусстве импровизации: собирался салон небольшой, внутри которого все общаются между собой стихами, и в течение минуты ты должен остроумный ответ придумать стихотворный или целую поэму сочинить или еще что – это было такое воспитание. Естественно, все они знали законы юридические. Есть такая ироническая книжка Александра Секацкого «Два Ларца», на самом деле это фейк, но очень похожий на то, что там творилось, – это как бы сборник задач для студентов китайских конфуцианских школ, в котором дается задача и несколько правильных и неправильных решений, которые дают разные учителя и гуру. После прочтения становится понятно, над чем размышляли китайские студенты, как они решали задачи на справедливость, что правильно, а что нет. Они жили в этом мире, занимались каллиграфией, живописью, хорошим тоном у этих людей считалось умение медитировать, размышлять над волей неба и они презирали того, кто каким-то образом замешан на материальном. Подобно кастовой индийской системе, по которой, если человек касается рабочих инструментов, денег или еще чего-то – для них это считалось неприемлемым и такого человека они исключали из общения, это было чем-то низшим. Такие люди, проходя все эти ступени, одновременно назначались чиновниками в своем государстве. При этом им давалась вся власть – он судья, он творит непосредственную власть, ему предан отряд стражников, который будет заставлять исполнять те решения, которые он примет. Он сидит, наблюдает за жизнью, если все всех устраивает – все нормально, если же вдруг кто-то пожаловался, он должен вникнуть и в соответствии с волей неба и справедливостью это разобрать абсолютно независимо. Но, в принципе, он может злоупотребить этой властью очень легко, потому что у него эта власть полная: может из друга сделать олигарха, а непонравившегося олигарха – нищим, или заточить его куда-нибудь, только убить его не может. Поскольку со смертью связана необратимость определенная, поэтому смертный приговор, который он может вынести, утверждается императором в Пекине. Когда приговор утвержден, и комиссия по смертным приговорам разобралась, тогда человек может быть казнен, а все остальное в его руках. Его даже никто не контролирует, нет никаких инструкций, нет никакой бюрократии, никаких противостояний властей, разделений парламентов, общественных организаций, журналистов. Время от времени из Пекина приезжает инспектор, приезжает поговорить о философских вопросах, о даосизме, полюбоваться красотой цветка, порисовать иероглифы, и если он в состоянии поддерживать этот высокий разговор, значит, человек не испортился в соответствии с правилами неба, высшей справедливостью судит и т. д. Инспектор не разбирает работу, он смотрит за самим человеком, и если у него целый гарем девушек, появились прекрасные хоромы, каждый день жареные кабаны, и он уже плохо различает концепцию Дао у Лао-цзы и Чжуан-цзы, значит, явно уже давно человек не читает трактатов… Не дай бог, он неправильно исполнил ритуал, значит, он давно не читал Конфуция: не так руку подал, не так зонтик поставил, не вовремя свет зажег, значит, человек пренебрегает духовным, следовательно, погрузился в материальное. А если погрузился в материальное – такого человека надо снимать. Так инспектор инспектирует. Такая пирамида до самого верха идет. Ни в коем случае ни как заявляют чиновники в нашей пирамиде: «Как наверху решат, так и сделаем». За такое уволят сразу, потому что ты не имеешь права занимать высшего губернатора, а тем более императора решениями, ты должен все максимально решать на месте то, для чего тебя сюда посадили. Поэтому максимально все решения принимаются на месте, если только они не требуют имперского подхода, армия, война, казнь, в этом случае пишутся заявления наверх. Это пример максимального идеологического мотивирования, в такой стране невозможны ни коррупция, ни злоупотребление. Тогда Китай достиг верха своего могущества, изобрел порох, фарфор, бумагу и книгопечатание за 500 лет до европейцев. Модель китайского корабля того времени, специально для сравнения рядом поставлены каравеллы Колумба, в сравнении они выглядят как стол и стакан, то есть китайцы обладали такими навыками инженерными в сравнении с европейцами, что вполне могли себе позволить открыть Индию, Африку, Европу и сделать там колонии. Некоторые пишут, что китайцы изобрели порох, но не догадались использовать его в военных целях, только для фейерверков использовали, это, конечно не так, у них были даже крылатые ракеты, которые соответствовали всем законам аэродинамики, более того – ракеты с отделяющимися ступенями, что появилось у нас только в ХХ веке и многое другое. Операции на сердце делали… Работала система коммуникаций, почта и сама чиновничья система. Техника и культура были на высочайшем уровне, правда, потом пришли монголы и все испортили. Хотя многое позаимствовали и потом перенесли на Русь. Та же самая, по сути, модель, когда лучшие рекрутируются и им дается эта самая власть. Я, в какой-то мере, глядя на то, что твориться у нас в стране, других странах, та же самая коррупция, все больше склоняюсь именно к этой модели. Потому что в мире, в обществе господствует модель кантианская, что общество должно само что-то рождать, чиновники должны исполнять, общественность должна придумывать некие инновации, и как вообще жить, и миру жить, и от государства нечего требовать. Но оказывается, что даже в этой модели без корпоративной этики чиновников, которые будут исполнять, а не служить кому-то из гражданского общества в частных интересах, тоже не обойтись без идеологии служения даже в кантовской модели. Поэтому в том или ином виде эта идеология должна господствовать, именно она делает элиту элитой, и она выполняет в обществе и в государстве те функции, которые она должна выполнять. Никакими законами и никакой бюрократией мы частные интересы и коррупцию не победим, можно сколько угодно контролеров поставить за каждым чиновником, но за каждым контролером нужен еще контролер, потому что контролер может злоупотреблять, над всеми остальными контролерами тоже нужен контролер, и так до бесконечности. У нас сейчас именно эта неправильная модель. Мы не воспитываем идеологию служения, а воспитываем противоположное: счастье, возьми от жизни все, живи настоящим, потребляй, а потом этим людям все равно даем власть, а поскольку мы справедливо полагаем, что эти люди воспользуются властью в своих интересах, мы начинаем их огораживать контролерами, СМИ, инструкциями, бюрократией. Предполагается изначально, что человек все сделает плохо, поэтому ему ставится масса препятствий, инструкций, в итоге он не делает вообще ничего. В лучшем случае он не делает ничего это и называется бюрократия, которая хуже всякой коррупции, в худшем случае, т. к. он единственный разбирается в хаосе законов, и в мутной воде все равно найдет, как поймать рыбу. Он все равно нарушит, потому что в нем заложено это потребительское поведение, он найдет, как украсть. Но чиновники и другие органы, у которых он украл, все равно его поймают и он пойдет в тюрьму. То есть система работает на создание чего-то плохого, обложение его инструкциями и в конце неизбежная посадка. Задача такой системы, так или иначе, всех людей посадить. Она прямо противоположна той, что была в Китае, когда изначально воспитывается человек с идеологией служения, а не личных потребностей, потом ему давалась вся полнота власти, его для того и воспитали такого замечательного «блестящего таланта», чтобы он свои таланты применял, в данной конкретной ситуации и именно для того, чтобы его не нужно было контролировать. Потому что контролеров не напасешься. Ему давали всю полноту власти, он проявлял себя, то есть сделал какой-то проект, улучшил жизнь в этом уезде, в этой провинции, и тогда ты получаешь награду от Императора лично, «золотой шнурок» или очередное звание, которое тебя производит из «блестящего таланта» в «непревзойденного учителя», что является почетным в данной корпорации. То есть совершенно другая система: воспитание – полномочия – заслуга – награда, а не отсутствие воспитания – коррупция – бюрократия – посадка. Мы, к сожалению, идем по этому неправильному пути, и свернуть на путь воспитания элиты – это единственный выход, который есть у нашего государства. С этого мы должны начинать и этим заканчивать, будущее нашего государства куется в школах, в ВУЗах, в клубах воспитывается широкий государственный взгляд и патриотическое служение своему государству. Служить можно различным способом, в этом смысле древние греки смотрели полиберальнее и пошире на эти вещи. Тот же Фуко, разбирая письма Платона, приводит известную фразу, что государством должны управлять философы. Это очень вульгарно воспринимается, что философы хотят порулить властью, но Фуко показывает, что мысль не в том, что некий философ должен усесться на трон и начать руководить из неких абстрактных философских убеждений. Фуко показывает на различных письмах, как Платон не советует царям и руководителям государства каких-то управленческих решений, это их функция, они сами могут это сделать и им лучше это знать. Философом он должен быть в том смысле, что он должен вести некий философский образ жизни: гимнастика, диета, самодисциплина, размышление над некими высокими предметами, в том числе над философией, справедливостью, красотой цветка. И когда человек будет в этом смысле философом, держать себя в руках и не поддаваться страстям всевозможным, не размазываться, тогда он будет и прекрасным государем и прекрасным бизнесменом, прекрасным ученым, прекрасным строителем, то есть в любой области он проявит себя прекрасно, если в нем будет философ, как образ жизни, а не который создает теории и концепции.