Михаил Юрьев - Третья Империя

Общины (или земства, если общины им это делегировали) избирают депутатов Палаты Общин, так называемой левой палаты Земской Думы России – высшего органа земской власти. Порядок выборов, как и нормы представительства, определяет сама Дума (численность депутатов на 2053 год составляла 5508 человек). Партий в России нет, хотя они не запрещены: при такой системе власти они просто не могут возникнуть и укрепиться (речь о земских партиях – в имперской власти, у опричников, участие в деятельности любых партий прямо запрещено уставом). Очень большое количество депутатов, вкупе с неунифицированным порядком их избрания и отсутствием партий, существенны для российской политической системы: депутат в Российской Империи вовсе не такая значимая персона, как у нас, и отнюдь не находится в центре внимания прессы и общественного интереса в целом. Обусловлено это еще и тем, что депутаты работают не в общем здании в столице (оно существует в Санкт-Петербурге, но там проводятся лишь торжественные мероприятия), а в удаленном режиме по Сети. При этом функции депутатов не включают общего представительства – представителем населения общины перед имперской властью является по Конституции его глава или иное должностное лицо в зависимости от устава общины (обычно эта роль делегируется главе земства); таким образом, депутаты не являются представительской властью. Хотя Дума двухпалатна и работает по классической схеме двухпалатного парламента (одна палата рассматривает и принимает закон или постановление, а другая только одобряет его или, наоборот, накладывает вето), обе палаты в нем равнозначны, поэтому они и называются левой и правой, а не верхней и нижней, как у нас: каждая из палат может принять любой закон или постановление, и он поступит в другую на одобрение. Общероссийского исполнительного органа (типа земского правительства) у Земской Думы нет и по Конституции быть не может – принятые ею законы исполняются непосредственно в земствах.

Правой палатой является Палата Народов, куда избираются представители от всех национальностей страны; ее численность равна 1000 депутатов, которые перед каждыми выборами распределяются по квотам, соответствующим доле каждой национальности в общем населении страны. То есть если какой-то народ составляет 10% населения России, то он должен иметь 100 мест в правой палате – но при этом есть некие сложные поправочные коэффициенты, прогрессивно уменьшающие удельный вес больших народов и увеличивающие вес малых. Смысл этого в том, чтобы русские или русские плюс немцы не имели заведомого большинства в палате, делающего ее деятельность бессмысленной. Общие принципы этого определяются Имперским законом «О палате народов», а конкретика – Думой: в практике это работает так, что в нынешней палате русские, составляющие 44,3% населения, имеют 31,6% голосов, а, например, немцы – 7,7% (при 9,9% населения); а татары, наоборот, имеют 1,7% голосов при 0,93% населения. Народы-союзники, к слову сказать, никакими привилегиями в квотах не обладают. Народы, составляющие менее 0,1% населения, но численностью более 50 тысяч человек, имеют по одному депутату, плюс четыре депутата выделены на всех, насчитывающих менее 50 тысяч. Депутатов по той или иной национальной квоте избирают только граждане этой национальности – технически в России это сделать несложно, так как национальность каждого человека записана в его паспорте и в общей избирательной базе данных.

Палаты народов существуют не только на общенациональном уровне, но и в так называемых национальных округах, состав и границы которых утверждает Палата Народов Земской Думы. Покрывают они, естественно, не всю территорию России – зачем нужна палата народов там, где все или почти все население одной национальности, – а только в многонациональных местах. По закону окружные палаты являются верхними палатами для всех земств, находящихся в их округах, то есть имеют право вето на все их решения; принцип их избрания тот же, что и общероссийской палаты.

Помимо окружных палат народов, в которых представлены все народы, проживающие в данном округе, есть общероссийские национальные палаты, в которых представлен только один народ, но со всей России; они принимают для своего народа законодательство, отнесенное Конституцией к соответствующему ведению (подробно об этом см. главу «Национализм»). Вся эта система является воплощением имеющего многовековую традицию российского конституционного принципа «союза народов» – естественно, союза не вполне симметричного, в котором русские, и в несколько меньшей степени народы-союзники, играют особую роль, стержневую для Империи. Справедливости ради надо сказать, что по своей национальной натуре русские действительно очень имперский народ. Этот принцип «союза народов» в России противопоставляют существующему у нас принципу федерализма, то есть «союза территорий».

Дума принимает общероссийские законы по вопросам своей компетенции (так называемые земские законы); Конституция, однако, четко устанавливает, что земские законы не могут ничего запрещать гражданам и юридическим лицам, как и ничего заставлять, – то есть не могут вмешиваться в права и свободы. На практике же все хитрее: например, имперские Уголовный и Административный кодексы не запрещают занятие проституцией, и поэтому ни одно земство или Земская Дума в целом не может ввести такой запрет. Но они могут запретить на своей (или всей российской) территории публичное освещение этого (включая любую рекламу и даже наличие вывесок), ввести ограничение на поведение проституток в общественных местах, а также обязать ограничить эту деятельность территориально, например определенными районами города. (Здесь идет речь об ограничениях сверх установленных Империей – те на самом деле довольно жесткие.) Но если какая-либо община сочтет ограничение нарушающими ее права, она может оспаривать его в Конституционном суде – это весьма распространенная практика.

Вообще рассмотрение тяжб о том, является ли тот или иной земский закон или постановление какого-то земства или общины в этом смысле конституционным, составляет более трех четвертей работы Конституционного суда. Чуть иначе обстоит дело с правами бизнеса – общины могут вводить и запреты, но на так называемой исключительной основе: это означает, что община или земство могут, например, принять законное постановление о запрете строить на своей территории завод, но тогда обязательно любой – если потом строительство какого-то другого завода будет разрешено, а перед этим кому-то иному было отказано, то это будет основанием и для вмешательства имперского прокурорского надзора, и для иска (со стопроцентной вероятностью выигрыша) того лица, кому отказали. Кроме того, общины и земства, принимая такие запреты, всегда помнят, что большая часть земли вообще не входит ни в какую общину или земство (см. выше). Поэтому, запретив на своей территории строительство, например, большого торгового центра, община рискует, что застройщик либо договорится с соседней, либо построит его чуть в стороне на ничейной (в плане земского деления) земле; то есть торговый центр все равно будет примерно на том же месте, но налоги от него пойдут уже не им.

Выявление нарушителей общинных порядков и земских законов (например, проституток, промышляющих на улице там, где в данном городе это не положено) осуществляется только местной милицией – Имперская служба криминальной полиции не занимается нарушениями земских законов и постановлений; однако соблюдение общеимперских прав личности при этом обязательно, и за этим следит уже Имперская служба прокурорского надзора.

В общем и целом в части местного самоуправления имперская власть России занимает позицию не просто невмешательства, а самоустранения: Богу Богово, а кесарю кесарево. Это весьма важно в плане анализа разделения властей в России (см. главу «Заключение»).

Сложность характеристики государственного строя России в том, что многие понятия из этой сферы, введенные как строгие термины еще в античные времена – сначала греками, а потом римлянами, – такие как демократия и республика, в последние столетия и особенно в XX — XXI веках незаметно изменили свой смысл. И строй России должен называться по-разному в зависимости от того, используем ли мы изначальный смысл этих терминов или сложившийся последние два века в западной цивилизации. С позиций Платона и Аристотеля, Россия, безусловно, является демократией – ее высшая власть, император, является выборной всеми, кто имеет право голоса. С другой стороны, начиная с ХХ века демократия стала однозначно ассоциироваться со всеобщим равным избирательным правом, а его в России и близко нет – правом голоса при выборах императора обладают только члены служилого сословия, то есть опричники, составляющие ныне около 2,5% населения. Но даже и у жителей колыбели демократии, Древних Афин, избирательное и вообще гражданское право тоже имели лишь свободнорожденные мужчины – а их было меньшинство, даже и без учета рабов. Кстати говоря, связь гражданства с воинской обязанностью была у них столь же однозначной, как в современной России, – гражданин, и только он, имел в обязательном порядке при любой войне свое место в фаланге города, как и у римлян в легионе. Вообще всеобщее избирательное право – очень позднее нововведение, появившееся лишь в начале ХХ века. А менее чем за век до этого в наших северных штатах, являющихся колыбелью демократии нового времени, не считались избирателями не только негры и женщины, но и не отвечающие имущественному или религиозному цензу белые совершеннолетние мужчины. Впоследствии это изменилось, но ведь САСШ считались демократией и до этих изменений! При этом апологией наличия ценза служило рассуждение, что он не вечен – каждый может, например, заработать и стать избирателем. Но схожее соображение в полной мере относится и к русским, поскольку там, чтобы стать опричником в любой момент своей жизни, достаточно просто подать заявление. Так что если использовать классические термины, то Россию однозначно следует считать демократией, несмотря на то, что избирательное право там не всеобщее.