Александр Беззубцев-Кондаков - Деньги, девки, криминал. Как компромат управляет Россией

Зеленин было спохватился и быстренько удалил скандальное фото. Однако было уже поздно — червяк успел стать героем новейшего фольклора. Он его имени в том же сайте Twitter был заведен блог. «Очень обидно слышать, как некоторые пытаются обозвать меня ломтиком бекона», — заявил новый «герой». Далее червь выразил надежду на личную встречу с соседом по сайту — президентом Дмитрием Медведевым. Один из российских блогеров так остроумно отреагировал на скандал: «В истории с червяком, которого губернатор Зеленин обнаружил у себя в тарелке с салатом и фотографию которого оперативно отправил в твиттер, чтобы народ потешить, я на стороне червяка. Мне кажется, это самый достойный персонаж сей эпопеи. Противнее всего наблюдать за реакцией кремлевских идиотов. Вместо того чтобы навести порядок хотя бы у себя под носом, в столовой например, они обвиняют в провокации и слабоумии Зеленина и червяка. При чем тут они? Они — лишь продукт, который сгенерировал Кремль, это его порождение».[264]

История приобрела международный резонанс, а немецкий журнал «Шпигель» написал, что в честь господина Вульфа россияне приготовили «угощение более свежее, чем даже требуется».

Серьезность, с которой высшие чиновники изучали червя в тарелке, выглядела смехотворной. Наблюдавшие за конфликтом россияне с полным правом могли бы возмутиться: «Вам что, господа чиновники, нечем заняться, кроме как разглядыванием червяка? Или нет в стране более насущных проблем?»

Спустя почти месяц управляющий делами президента России Владимир Кожин рассказал в интервью газете «Московский комсомолец» о расследовании скандала с червяком, которого Зеленин нашел в своем салате. «Оказалось, такой посуды на фуршете не было. Все остальное пусть останется на совести губернатора», — подчеркнул Кожин.

27 ноября 2010 года, в день рождения Дмитрия Зеленина, его поздравил в своем блоге президент Дмитрий Медведев, который пожелал губернатору «хорошо отметить и заморить червячка». Медведев дал понять Зеленину, что история с червяком — не забыта.

Если верить официальному заключению, то Зеленин сфотографировал червя на тарелке совершенно в другом месте, а затем для чего-то объявил, будто снимок сделан во время кремлевского банкета. Кого Зеленин собирался скомпрометировать таким неожиданным способом? Неудивительно, что политологи усмотрели в «червивой истории» своего рода бунт губернаторов, спровоцированный скандальной отставкой Лужкова. Такое мнение высказала замгендиректора Центра политической информации Анна Лунева: «Своеобразный крик души, что ли, наверное, такого активного губернатора, как Дмитрий Зеленин. Кремлевская кухня в прямом и переносном смысле — это тот субъект политики, который должен обсуждаться».[265] И Дмитрий Зеленин, возможно, хотел сказать, что в «кремлевскую кухню» заползли черви…

Казус Остапа Бендера

Только правда оскорбительна.

Всем памятен эпизод из романа «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова, где Остап Бендер объявляет себя скомпрометированным газетной заметкой. «Великий комбинатор» пришел в редакцию газеты «Станок» и заявил редактору, что одна из публикаций содержит «форменную клевету». Речь шла о заметке «Попал под лошадь», в которой говорилось: «Вчера на площади Свердлова попал под лошадь извозчика № 8974 гр. О. Бендер. Пострадавший отделался легким испугом».[266] Редактор спросил Остапа:

«— В чем же вы, товарищ, видите клевету?

— Как же! А вот это: “Пострадавший отделался легким испугом”.

— Не понимаю.

Остап ласково смотрел на редактора и на стул.

— Стану я пугаться какого-то там извозчика. Опозорили перед всем миром. Опровержение нужно.

— Вот что, гражданин, — сказал редактор, — никто вас не позорил, и по таким пустяковым вопросам мы опровержений не даем.

— Ну, все равно, я так этого дела не оставлю, — говорил Остап, покидая кабинет».[267]

Случай Остапа Бендера кажется смехотворным. Однако четко понять и объяснить, в каких случаях требуется опровержение опубликованной информации, бывает далеко не просто. Известный петербургский писатель и журналист, автор книги «Опровержение в СМИ» Андрей Воробьев пишет о тех многочисленных случаях, когда обиженные той или иной публикацией люди пытались в суде опровергнуть не факты, а предположения: например, «в газетах утверждалось, мол, “ходят слухи, что имярек — вор”. Как опровергать, если факт наличия слухов определенного содержания существует? — “Ходят слухи, что имярек — не вор?”. Или было опубликовано: “Я думаю, что имярек — вор”. Попробуем смоделировать текст опровержения: “Я думал, что имярек — вор, а суд заставил меня опровергнуть это: теперь я не думаю”. Или: “Александру Запесоцкому, похоже, плохо”. Опровергаем: “Александру Запесоцкому, похоже, неплохо”. Или — “Отчислена за собственное мнение”. Опровергаем: “Отчислена не за собственное мнение”».[268] Подобные опровержения не менее смехотворны, чем то, на котором настаивал Остап Бендер.

Словом, обращаясь с заявлением в суд, нужно очень четко и ясно представлять, что именно хочешь опровергнуть. Вряд ли следует выдвигать аргументы вроде «Стану я пугаться какого-то там извозчика…» Если журналист, к примеру, назвал некого господина Иванова свиньей, то вряд ли следует требовать от газеты, чтобы она напечатала опровержение: «Иванов свиньей не является!». А если суд в удовлетворении иска откажет, то таким образом будет подтверждено, что Иванов все-таки свинья…Иной раз, пытаясь опровергнуть компрометирующие сведения, человек создает еще более убийственный компромат на самого себя. И винить в этом уже некого!

Опровержение — дело тонкое и на Востоке, и на Западе.

Вместо заключения

Политики и мухи, или Несколько неожиданных слов в защиту компромата

Стать жертвой компромата — это в большинстве случаев удел сильных и ярких личностей, людей, которые кому-то сильно мешают и которым есть что терять. Особенно уязвимы для ударов компроматчиков те, кто играет в политической «высшей лиге», ведь даже та политика, которую мы называем «большой», порой напоминает банальную свару на коммунальной кухне: здесь идут в ход и оскорбления, и ложь, и лицемерие. Но, как бы то ни было, распространение компромата — это признак популярности, неслучайно в шоу-бизнесе считается нормальным заказывать в средствах массовой информации статьи и сюжеты якобы «компрометирующего» содержания, которые «подогревают» общественный интерес к той или иной персоне. Так, по некоторым данным, Борис Моисеев решил объявить себя гомосексуалистом именно для того, чтобы раздуть скандал и привлечь к себе внимание публики. Россияне, вступившие во взрослую жизнь в девяностые годы, когда вся страна начала разговаривать на блатном жаргоне, подвергались усиленной «промывке мозгов» с помощью пропаганды, основанной на принципах «бери от жизни все», «мы сидим, а денежки идут», «если ты умный — покажи, сколько у тебя денег». Алчность, жадность и корысть перестали выглядеть пороками. А для человека, воспитанного в подобном духе, нисколько не зазорно выглядеть нечестным, зато стыдно оказаться бедным, «лохом», аутсайдером. Не важно, что ты — гей, важно, что ты — богатый гей. Не важно, что ты — вор, важно — что ты ушел от правосудия. Назвать, например, Остапа Бендера жуликом — это все равно что назвать солнце — красным, а снег — белым, этим никого не удивишь. Подобные разоблачения даже не воспринимаются как компромат. «Ну да, я жулик. И что?» В октябре 2010 года президент России Дмитрий Медведев, встречаясь с американскими бизнесменами, сказал: «Коррупция есть везде, но наша проблема пока заключается в том, что у нас коррупция, к сожалению, не считается постыдной, она является обыденной». И это тоже неудивительно. Если в девяностые годы государство инициировало проведение грабительской приватизации, в результате которой общенародное имущество стало собственностью небольшой группы «олигархов», а большинство населения в одночасье потеряло нажитые честным трудом сбережения, то, соответственно, обнищавшие граждане уже не считают зазорным вести себя с родным государством как с жуликом: если не ты обманешь государство, то оно обманет тебя. Таким образом, технологии компромата меняются вслед за общественной моралью. Чтобы скомпрометировать, нужно прежде всего знать, «что такое хорошо, а что такое плохо».

Мировая история наполнена разного рода компрометирующими мифами, которые давно разоблачены, но передаются от поколения к поколению. И миф об Иоанне Грозном, якобы убившем своего сына, и о композиторе Антонио Сальери, будто бы отравившем Моцарта, будут, наверное, существовать вечно, так как они оказались воплощенными в прославленных произведениях искусства. Мифическую расправу царя Иоанна Васильевича Грозного над сыном Иоанном изобразил Илья Ефимович Репин, а сюжет отравления Моцарта завистливым Сальери избрал Александр Сергеевич Пушкин для одной из своих маленьких трагедий. Репин опорочил Иоанна Грозного, а Пушкин — Антонио Сальери. И от того, что эти криминальные истории были интерпретированы такими великими людьми, как Пушкин и Репин, они не перестали быть банальным компроматом — точно таким же, как «сенсационные разоблачения» в современной «желтой прессе», с одной лишь разницей — герои этих «разоблачений» уже не смогут подать на клеветников в суд и не потребуют опровержений.