Без демократии не получится. Сборник статей, 1988–2009 - Егор Тимурович Гайдар
С началом Первой мировой войны, когда германский флот стал регулярно атаковать суда нейтральных стран, в том числе американские, ограниченность численности сухопутных войск и обученного призывного контингента были факторами, которые заставили власти США на годы отложить вступление в войну. Лишь в 1917 году в США вводят систему всеобщей воинской обязанности и объявляют войну Германии.
В Англии также лишь через два года после начала войны вводится всеобщая воинская обязанность. Малочисленность армии Великобритании мирного времени, ограниченность призывного контингента были важнейшими факторами, не позволившими ей в короткие сроки прийти на помощь Франции в начале войны. Это поставило Францию в 1914 году, накануне битвы на Марне, перед угрозой военного разгрома.
Первое столетие современного экономического роста сделало данностью введение всеобщей воинской обязанности, по меньшей мере во время войны. В первую очередь речь идет о крупных странах, претендующих на участие в мировой политике, на сохранение территориальной целостности. Это фундаментальное изменение установлений, доминирующих в мире аграрных обществ. В аграрном мире было принято считать, что соотношение тех, кто регулярно занят военным делом, к численности населения, как правило, не может превышать одного процента[57]. Были исключения (горские народы, кочевники, античный мир). Но это — аномалии на фоне логики функционирования аграрных цивилизаций, охватывающие незначительную часть населения мира. Низкий уровень продуктивности традиционного аграрного хозяйства, деградация земледелия при попытках избыточных налоговых изъятий, слабость налоговых систем ограничивали возможность в течение длительного времени финансировать крупные постоянные армии. Можно продемонстрировать связь краха античных институтов с военным перенапряжением государства. Так, соотношение численности 500–600-тысячной армии Рима[58] и населения Римской империи (55 миллионов человек)[59] было близко к одному проценту.
Современный экономический рост изменяет ситуацию. В странах, вовлеченных в этот процесс, душевой ВВП значительно превосходит объем ресурсов, необходимых для поддержания жизни. Расширяется потенциал мобилизации финансовых средств государства, совместимый с сохранением налогового потенциала. Появляется возможность резко увеличить и численность граждан, мобилизуемых для участия в долгосрочных военных действиях, и масштабы ресурсов, направляемых для их обеспечения.
Во время Наполеоновских войн, даже после введения всеобщей воинской обязанности во Франции и на подконтрольных Франции территориях, доля европейского населения, участвовавшего в войнах, вряд ли превышала 2 процента. В ходе Второй мировой войны в основных государствах-участницах она поднимается до 10 процентов.
Даже в США, где традиция всеобщей воинской обязанности как необходимости служить в постоянной армии отсутствует, а первый опыт применения призывных систем во время Гражданской войны был малоэффективным, призыв 1917 года идет организованно. Правда, в англосаксонской традиции призыв еще рассматривается как исключительная мера, связанная с крупными войнами. Сразу после окончания Первой мировой войны эта система отменяется в Великобритании и США. Они возвращаются к традиционным контрактным системам комплектования армии. Но понимание того, что в случае новой крупной войны вновь придется прибегнуть к призыву, укореняется и здесь. Поэтому в 1940 году, когда более чем за год до вступления США в войну американские власти принимают решение о первом призыве на воинскую службу в мирное время, это решение не встречает серьезного сопротивления.
В континентальной Европе, где нет моря, отделяющего страны от потенциального агрессора и позволяющего выиграть время для перехода к армии военного времени, всеобщая воинская обязанность сохраняется и между мировыми войнами.
После окончания Второй мировой войны реальности времени (начало холодной войны, Корейская, Вьетнамская войны) заставляют США, где нет традиции призыва в мирное время, на десятилетия сохранить призывную систему комплектования вооруженных сил. По доминирующим в 1950–1960-х годах представлениям военной элиты ведущих развитых стран (за исключением Англии, Канады, Австралии) в современном мире система призыва стала естественной и неизбежной. Как часто бывает, в условиях радикальных перемен, связанных с современным экономическим ростом, это представление оказалось ошибочным.
За годы, прошедшие после введения всеобщей воинской обязанности в странах — лидерах современного экономического роста, произошли глубокие изменения в социальной структуре. Теперь доля сельского населения не превышает 5 процентов. Доминирует малодетная семья с высокой продолжительностью предстоящей жизни детей. Для подавляющей части образованного населения два-три года принудительной, практически бесплатной службы в армии — уже не социальная адаптация и дополнительное образование, а потерянное время, помеха в социальном и профессиональном росте. Для малодетных семей отправка единственного сына в армию, тем более на войну, — катастрофа.
Способности демократического государства постиндустриального мира навязывать обществу то, чего оно не хочет, ограниченны. Молодежь в массовых масштабах уклоняется от воинской службы. Растет доля призывников, имеющих отсрочки и освобождения. Призыв становится несправедливым натуральным налогом, возлагаемым на наиболее бедные, низкостатусные группы населения, не имеющие возможности обеспечить своим детям отсрочку от воинской службы[60]. В элитарном обществе XIX века эти проблемы решались на базе системы самовыкупа. Богатые платили за то, чтобы в армии служили бедные. В демократическом высокоиндустриальном и постиндустриальном обществе такая практика становится невозможной.
Если значительная, больше того, доминирующая часть общества категорически не принимает принудительной службы своих детей в армии и нет простых и прозрачных способов освободить их от нее, неизбежно распространение разнообразных форм легальных или полулегальных привилегий, коррупция в системе рекрутирования призывников, системе их медицинского освидетельствования. Механизм отбора призывников, формально эгалитарный, на деле становится все более коррумпированным и несправедливым.
Во время Второй мировой войны мобилизация мужчин в возрасте с 18 до 26 лет в США была практически всеобщей. После окончания Корейской войны призыв становится все более избирательным. Призывные комиссии получают право определять, нужен ли молодой человек родине больше на своем нынешнем месте работы, учебы — или в армии. Постепенно призыв становится системой, в которой лучше подготовленные, лучше образованные молодые люди считаются слишком ценными, чтобы призывать их на воинскую службу. Те же, чьи достижения или квалификация ниже, подлежат призыву. Следствием стало расширение разрыва между социальными группами, располагающими различными уровнями доходов[61].
В рамках такой системы тяжесть призыва все в большей степени падает на низкостатусные и малообеспеченные группы населения, на тех, кто не способен профинансировать фиктивное образование детей, привести достаточные аргументы для призывной комиссии, что их дети принесут больше пользы обществу, занимаясь гражданской деятельностью. Фиктивное высшее образование, ранние браки и рождение детей, временная эмиграция становятся широко распространенными формами уклонения от призыва.
Выясняется, что в условиях постиндустриального общества с развитой демократией и всеобщим избирательным правом сложно, более того — практически невозможно использовать призывной контингент для ведения длительных войн, если речь
