Юхан Норберг - В защиту глобального капитализма

Меры по контролю над рынком капиталов нередко создают у инвесторов и политиков ложное ощущение безопасности. Если правила регулирования, искажающие действие рыночных механизмов, скрывают надвигающийся кризис, то его последствия в дальнейшем, когда глубинные проблемы, от которых страдает экономика, проявятся и на поверхности, будут лишь болезненнее. За несколько месяцев до того, как азиатский кризис докатился до Южной Кореи, ее политическое руководство и международные инвесторы были уверены, что действующие в стране ограничения мобильности капитала спасут национальную валюту от потрясений. В 1997 году аналитики Goldman Sachs оценивали положение южнокорейского банковского сектора и центрального банка как неустойчивое, однако, поскольку движение капиталов в стране было ограничено, они сочли, что инвесторы могут не обращать внимания на риски, связанные с подобной ситуацией. Инвесторы послушались этих советов и продолжали игнорировать риски. Впоследствии азиатский кризис сильнее всего ударил по Индонезии, Южной Корее и России, где, из всех стран с развивающейся рыночной экономикой, действовала самая жесткая система регулирования движения капиталов. Государства, в которых уровень такого регулирования был самым низким, — Гонконг, Сингапур и Тайвань — пострадали от кризиса гораздо меньше[143]. Сильно досталось и Бразилии, хотя местные политики полагали, что благодаря ограничениям на рынке краткосрочных капиталов кризис минует эту страну.

Рано или поздно ошибочная экономическая политика приводит к кризису. Если контроль над рынком капиталов создает у политиков убеждение, что они могут проводить любой курс, какой захотят, их действия, скорее всего, лишь усугубят этот неизбежный кризис. В теории временные меры по контролю над капиталами в период кризиса дают стране «отсрочку», в ходе которой можно провести модернизацию банковского и финансового сектора, решить бюджетные проблемы и осуществить либерализацию экономики. Однако меры регулирования часто служат прямо противоположной цели — избежать болезненных реформ. Одним из признаков подобной ситуации является тот факт, что в странах с регулируемым рынком капиталов бюджетный дефицит и уровень инфляции, как правило, выше, чем в тех государствах, где такого регулирования нет. Поэтому страны с либеральной экономикой и более свободными финансовыми рынками быстрее преодолевают последствия экономических потрясений. Так, после азиатского кризиса многие страны этого региона оправились очень быстро. По-иному развивались события после кризиса 1980-х годов в Латинской Америке: страны региона установили контроль над вывозом капитала и отказались от проведения либеральных реформ. В результате десять лет были потрачены впустую — в течение всего этого периода латиноамериканские государства страдали от высокой инфляции и безработицы при низких темпах роста. Например, в Мексике после «долгового кризиса» 1982 года установилась продолжительная депрессия, но изменение экономического курса позволило стране очень быстро преодолеть последствия «текилового кризиса» 1995 года.

Другая проблема связана со сложностью осуществления мер по контролю над рынком капиталов в условиях постоянного совершенствования связи и ускорения обмена информацией. На практике подобные меры провоцируют людей на нарушение закона, и инвесторы значительную часть усилий тратят на то, чтобы правила регулирования обойти. Чем дольше такое регулирование действует, тем больше снижается его эффективность, поскольку инвесторы имеют время проложить «обходные пути». Кроме того, в подобных правилах часто предусматриваются исключения для самых важных или уязвимых предприятий. В результате в большинстве стран меры по контролю над рынком капиталов лишь стимулируют коррупцию и подрывают принцип равенства всех перед законом.

В последние годы большую популярность приобрел другой способ регулирования рынков капитала — «налог Тобина», названный именем автора этой идеи — нобелевского лауреата экономиста Джеймса Тобина. Речь идет об обложении всех валютно-обменных операций сравнительно небольшим налогом — в размере 0,05-0,25 %, чтобы тем самым снизить скорость движения капиталов и заставить инвесторов осторожнее относиться к перемещению капиталов через государственные границы. Подобную меру поддерживает, среди прочих, и движение ATТАС; его сторонники утверждают, что она поставит заслон на пути спекулянтов и позволит избежать серьезных валютных кризисов. Критики «налога Тобина» указывают в первую очередь на то, что на практике подобное налогообложение невозможно. Для этого необходимо, чтобы налог ввели все страны мира; в противном случае потоки капиталов просто пойдут через государства, не присоединившиеся к этой системе. К тому же в случае введения такого налога товарные сделки, во избежание трансакционных издержек, будут осуществляться в основном с использованием наиболее распространенных валют. Кончиться все это может тем, что вся мировая экономика перейдет на американские доллары. Но есть и более серьезный аргумент против «налога Тобина»: даже если удастся его ввести, последствия окажутся негативными.

На практике он принесет финансовому рынку даже больше вреда, чем регулирование на уровне отдельных стран. Последнее лишь сокращает приток капитала в страну, вводящую подобные ограничения, а «налог Тобина» приведет к снижению оборота капитала в целом и сократит возможности внешнего финансирования для всех стран мира — даже тех, кто в таком финансировании крайне нуждается. Препятствия на пути движения капиталов «запрут» свободные средства в границах тех государств, где они имеются, — то есть в богатых странах, и в роли проигравшего окажется третий мир. Таким образом, «налог Тобина» в действительности является не налогом на капитал, а заградительным тарифом, который приводит к удорожанию торговых и инвестиционных операций. Сторонники этой идеи утверждают, что она не приведет к подобным последствиям, поскольку предлагаемый налог крайне низок, и с точки зрения долгосрочных инвестиций удорожание составит ничтожно малую величину. Но проблема в том, что вложение капитала — это не одна-единственная трансакция. К примеру, инвестор может частично профинансировать какой-то проект, часть денег взять себе в виде прибыли, увеличить объем вложенных средств, если это ему выгодно, перевести поступления в другие направления бизнеса, прибавить их к имеющемуся капиталу, закупить запчасти за рубежом и т. д. При этом, если каждая, даже небольшая трансакция облагается «налогом Тобина», общие издержки многократно превысят скромные несколько сотых долей процента, а следовательно, более прибыльными для инвестора окажутся операции в валюте его страны, осуществляемые в ее пределах. Все это снизит доходность капитала, затруднит его доступность именно для тех стран, которые в нем нуждаются, а значит, приведет к сокращению инвестиций. Процентные ставки повысятся, и заемщикам придется больше платить по кредитам.

Сторонники «налога Тобина» утверждают, что их цель — закрыть путь для валютных спекуляций, а не для инвестиций в производство. Но представление о наличии некоей четкой границы между «полезными» инвестициями и «непродуктивной» спекуляцией в корне неверно. Вторичные финансовые инструменты, которые критики обычно рассматривают как орудие спекулянтов, на самом деле — необходимый элемент инвестиционного процесса. В условиях, когда цены и валютные курсы быстро меняются, прогноз развития ситуации на рынке, сделанный той или иной фирмой, может не оправдаться, и дело закончится для нее плохо, если фирма не подстрахуется с помощью вторичных финансовых инструментов. Допустим, компания занимается выплавкой металла, и цена на него вдруг резко падает, лишая фирму ожидаемых доходов и ставя на грань банкротства. Но компания может не тратить время и силы на попытки предсказать развитие событий, а просто приобрести право продавать свое сырье в будущем по фиксированной цене — опцион на продажу. Тот, кто купит у нее этот опцион, вместе с ним берет на себя все риски и ответственность за прогнозирование ситуации на рынке. Таким образом, металлургическая фирма может сосредоточиться на производственных вопросах, а риски добровольно берут на себя специалисты по анализу событий и оценке опасностей — те самые спекулянты.

Поскольку курсы валют также подвержены резким колебаниям, фирмы сталкиваются с аналогичными рисками в тех случаях, когда валюта, которой с ними расплачиваются, вдруг падает. Если металлургической компании непросто спрогнозировать ситуацию даже на том рынке, где она действует, то следить за событиями в валютной сфере и оценивать риски на несколько месяцев, а то и лет вперед ей еще труднее. В условиях подобной неопределенности торговля разнообразными вторичными валютными инструментами приобретает особое значение — ведь тогда компания, к примеру, может приобрести право продавать получаемую валюту по фиксированному курсу. Но это относится к разряду тех самых «спекуляций», с которыми призван бороться «налог Тобина». Причем, подобно обычным инвестициям, этот процесс также не ограничивается одной трансакцией. Если спекулянт полностью отвечает по всем рискам, он оказывается в крайне уязвимом положении. Поэтому у него должна быть возможность перераспределять эти риски в соответствии с развитием событий, обеспечивая таким образом сбалансированность своего «портфеля рисков». Подобную возможность ему предоставляет обширный вторичный рынок, позволяющий практически мгновенно выставлять на торги эти финансовые инструменты. Именно за счет подобных «спекуляций» компания может по максимально низкой цене «застраховаться», что создает возможность инвестировать, невзирая на риски. Этот процесс фактически аналогичен тому, что происходит на вторичном рынке акций — бирже, которая позволяет людям смело финансировать вновь создаваемые компании, выступая в роли их акционеров.