Осень патриарха. Советская держава в 1945–1953 годах - Евгений Юрьевич Спицын
Однако после положительного отзыва одного из столпов квантовой механики Макса Борна о работах профессора А.А. Власова это решение было сразу отменено, и его восстановили в прежней должности, которую он занимал вплоть до весны 1953 г.
Между тем физфак МГУ продолжало трясти ещё на протяжении почти семи лет. И только в 1952–1953 гг. после писем нового ректора МГУ академика И.Г. Петровского на имя Л.П. Берии, министра культуры П.К. Пономаренко, министра среднего машиностроения В.А. Малышева, нового президента АН СССР А.Н. Несмеянова и академика М.В. Келдыша в Президиум ЦК КПСС, а также обращения студентов физфака в ЦК КПСС была создана комиссия, которая представила свои рекомендации по улучшению подготовки кадров на физфаке МГУ. Одним из зримых результатов работы этой комиссии стало назначение в августе 1954 г. новым деканом физического факультета МГУ профессора В.С. Фурсова, проработавшего в этой должности ровно 35 лет.
Между тем, не забывая о «физическом идеализме», противники «академистов» на физфаке МГУ получили в руки новое «оружие» в виде установочного сборника статей «Против идеализма в современной физике», в котором резкой критике были подвергнуты многие члены Академии наук, в том числе академики Л.Д. Ландау, И.Е. Тамм, Ю.Б. Харитон, Я.Б. Зельдович, В.Л. Гинзбург, А.Ф. Иоффе и другие. Как утверждают целый ряд учёных, главным образом либерального толка (В.Д. Есаков, А.В. Андреев, Г.А. Сарданашвили[222]), в начале декабря 1948 г. «на самом верху» было принято решение о проведении в марте 1949 г. Всесоюзного совещания заведующих кафедрами физики ведущих университетов и вузов страны, предлогом для организации которого стали письма президента АН СССР академика С.И. Вавилова и министра высшего образования С.В. Кафтанова в ЦК ВКП(б) с просьбой разрешить созвать этот представительный форум для «усиления идеологического влияния на преподавание и научные исследования в вузах». Программа совещания, которая готовилась в личном аппарате нового начальника Отдела пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Дмитрия Трофимовича Щепилова, предполагала центральный установочный доклад академика С.И. Вавилова и ещё девять тематических докладов по проблемам преподавания в технических вузах и мерам по его улучшению, а также выступления ряда ведущих учёных страны. Предполагалось также, что в центре внимания этой дискуссии будут рассмотрены вопросы исправления допущенных ошибок в учебной (как школьной, так и вузовской) литературе, отрыва ряда крупных советских физиков от основ диалектического материализма, а также «чрезмерное преклонение перед именами выдающихся зарубежных учёных в ущерб таких же выдающихся русских физиков» и т. д. Более того, особо ретивыми партийными аппаратчиками ставилась прямая задача полностью разгромить в советской физике «эйнштейнианство», поскольку именно тогда Альберт Эйнштейн стал одним из самых ярых проводников идей буржуазного мондиализма и превращения ООН в аналог мирового парламента и правительства. Эта откровенно проамериканская и антисоветская позиция признанного гуру мировой физики нашла достойную отповедь со стороны крупнейших советских физиков — академиков С.И. Вавилова, Н.Н. Семёнова, А.Ф. Иоффе и А. А. Фрумкина, которые в конце октября 1947 г. направили ему коллективное письмо, а также в статье «О беззаботности в политике и упорстве в заблуждениях», которая была опубликована в ноябре 1948 г. в журнале «Новое время».
Между тем для подготовки докладов и выступлений на совещании физиков его оргкомитет, который возглавили новый заместитель министра высшего образования академик А.В. Топчиев и академик-секретарь физико-математического отделения АН СССР А.Ф. Иоффе, провёл в декабре 1948 г. — марте 1949 г. подготовительную сессию, в рамках которой состоялось 42 заседания, где приняли участие более ста ведущих физиков и философов страны. Причём, как утверждают ряд историков науки (Г.А. Сарданашвили[223]), выступление в прениях по основному докладу академика С.И. Вавилова было поручено профессору Д.Д. Иваненко, которое он и сделал в январе 1949 г. Центральное место в этом выступлении было посвящено критике «физического идеализма», причём в довольно непривычном ракурсе. К удивлению многих коллег, он не подверг сомнению ни одно из направлений новой квантовой и релятивистской физики, но нещадно и бойко поносил идеалистическую трактовку разных положений квантовой теории и релятивизма исключительно в трудах зарубежных коллег. Поэтому обсуждение этого доклада его главными оппонентами, среди которых были И.Е. Тамм, В.А. Фок и М.А. Леонтович, по сути, вылилось в банальную склоку, накал которой говорил лишь о степени их давней и взаимной неприязни.
Вместе с тем в самом оргкомитете совещания под чутким руководством А.В. Топчиева был уже подготовлен проект заключительной резолюции, в которой гневно осуждались «всякие оттенки космополитизма», «популяризация концепций зарубежных физиков» и «серьёзные недостатки методологического характера», которые присутствуют в «подавляющем большинство наших учебников и учебных пособий по общей и теоретической физике», в том числе в «Теоретической физике» Л.Д. Ландау и Е.М. Лифшица, в «Механике» С.Э. Хайкина, в «Атомной физике» Э.В. Шпольского и в «Статистической физике» Я.И. Френкеля.
Однако вскоре вся пагубность и бесполезность намеченного совещания была осознана на самом верху. И тогдашний глава Спецкомитета по атомной энергии Лаврентий Павлович Берия, получив от академиков И.В. Курчатова и Ю.Б. Харитона довольно подробную информацию о ходе подготовки совещания, сразу дал команду прекратить этот «шабаш», который реально грозил непоправимыми последствиями для решения атомной проблемы.
в) Дискуссия по проблемам языкознания
Как известно, летом 1950 г. И.В. Сталин принял самое активное участие в знаменитой дискуссии по проблемам языкознания, которой в современной историографии посвящено немало различных монографий и статей, в том числе работы С.И. Романовского, В.М. Алпатова, П.А. Дружинина и Б.С. Илизарова;[224] однако при всей своей полярности в оценке как самой дискуссии, так её итогов они носят откровенно антисталинскую направленность, что в общем-то совсем не удивительно. Между тем мало кто из нынешних читателей реально знаком не столько с историей, сколько с предысторией самой этой дискуссии.
Так сложилось, что ещё в начале XIX века основоположники научной лингвистики, которые в своём учёном багаже стали активно использовать библейскую терминологию, очень скоро обнаружили, что целый ряд вроде бы разных языков, даже очень древних или уже мёртвых, на самом деле
