Анна Политковская - Путинская Россия
Любопытное наблюдение: и Дикий, и остальные участвующие в нашем разговоре — а это все боевые офицеры, мундиры которых украшают наградные колодки за героические многомесячные подводные походы, — эти люди четко разделяют два понятия. Есть Родина, которой они служат. И есть Москва, с которой они в конфронтации. И говорят — это два разных государства: Россия и ее столица.
Офицеры откровенны: все, что творится в управлении Вооруженными силами, им непонятно взглядом с Камчатки. Почему Минобороны упорно не оплачивает ремонт атомного подводного флота, прекрасно зная, что своими силами произвести его на месте не только невозможно, но и категорически запрещено? Почему безжалостно списывают 10-14-летние лодки, которым еще ходить и ходить? Зачем, в конце концов, планомерно превращать в сущее решето свой собственный ядерный щит, который создавался усилиями всего народа? Причем теперь, когда реальная угроза с моря существует: прежде всего, она состоит в постоянном присутствии рядом с российской территорией большого числа китайских атомных подводных лодок?!.
В путешествии по «Вилючинску» меня сопровождает не только Дикий, но и самый главный тут человек — вице-адмирал Камчатки Валерий Дорогин (недавно он расстался с военной карьерой и стал депутатом Государственной Думы. — Прим. авт.). Дорогин — командующий группировкой сил и войск на северо-востоке страны.
Свои вопросы, ничуть не стесняясь старшего по званию вице-адмирала, офицеры задают прямо в его присутствии. Не чувствуется никакой иерархической задавленности или особого барьера чинопочитания, присущего военной среде.
Во многом это так потому, что Дорогин — плоть от плоти Рыбачьего. Скрывать друг от друга офицерам и командующему нечего — Дорогин отслужил здесь же, в закрытом военном городке, почти 20 лет. Долгое время был, как и Дикий, командиром на атомной подводной лодке. А теперь в Рыбачьем служит его старший сын Денис Дорогин. И так же, как все, по утрам идет пешком на пирс. И так же, как все, наблюдает развал. И так же, как все, сидит без средств к существованию. И ждет, когда кто-нибудь подкормит…
Группировка сил и войск на северо-востоке, куда, помимо Камчатки, входят Чукотка и Магаданская область, возродилась как структурное образование в связи с тотальными сокращениями в Вооруженных силах. Подобные воинские образования существовали до революции 1917 года и потом, при большевиках, в 30-е годы.
В группировке какой-то род войск, конечно, должен доминировать. На Камчатке — по месту нахождения ядерного щита, это, понятно, моряки-подводники. А потому командовать над остальными поставили вице-адмирала. Так под его началом оказались сухопутные силы и береговые войска, а также авиация и противовоздушная оборона. Сначала там были заметны недовольные, и наблюдалось брожение умов, но потом все вроде бы успокоилось. Во многом это заслуга лично Дорогина — он местная камчатская легенда.
Вице-адмирал на флоте провел 33 года. А полная военная выслуга составляет у него 48 лет — потому что только на подводных лодках он отслужил 21 год.
Впрочем, легенда о Дорогине базируется не на его боевом прошлом. Ее основа — настоящее. Живет он в Петропавловске-Камчатском, до недавних пор его заработная плата — заработная плата человека, который отвечает за военную обстановку на огромной территории и является вторым человеком после губернаторов сразу трех крупнейших областей России, — 3600 рублей. Чуть больше ста долларов…
Реально, как у нас говорят — на руки, вместе с пенсией, которую Дорогин давно заработал, у вице-адмирала набегает до 5 тысяч рублей за месяц. Для сравнения — водитель городского автобуса в Петропавловске-Камчатском получает в месяц 6 тысяч…
Живет Дорогин в служебной квартире на улице Морской. И там точно так же, как у остальных офицеров, нет горячей воды. Холодно, ветрено, неуютно.
— Ну, так купите простейший водонагреватель!
— Не на что. Получим деньги — купим.
Дороже всего остального у Дорогина — репутация. Основа жизни — аскеза. Квартира, конечно, не пустая, но никак не адмиральская. Самые ценные вещи сосредоточены в кабинете вице-адмирала. Это — морские вещички со списанных кораблей, некогда служивших на Дальнем Востоке. Главное увлечение жизни — военно-морская история.
— А как же загородный дом? Дача? Нет же в России адмиралов без адмиральских дач! Не поверю, что у вас ее нет…
— Есть, конечно, — отвечает Дорогин. — Но ох уж эта дача! Завтра поедем посмотреть. А то не поверите.
Завтра наступает, и я вижу клочок земли, где посажены картошка и огурцы, на окраине Петропавловска-Камчатского — этими овощами будет питаться адмиральская семья зимой. На кирпичиках посреди огорода стоит железный вагончик — списанная рабочая бытовка. В общем-то, позор — исходя из столичных представлений об уровне жизни военачальников.
Но Камчатка — не Москва. Тут все проще и потому добрее. Рыбаки подарили мне мешок с только что выловленной красной рыбой — кижучем. Я отдала мешок Галине, жене вице-адмирала, — мне готовить рыбу негде. При этом испытывала неудобство — думала, наверное, у жены военного начальника Камчатки такой красной рыбы видимо-невидимо, потоком домой несут!
Но случилось странное: Галина была так благодарна, что расплакалась. В ее бедной жизни красная рыба — большое богатство. И ужин Галина приготовила, и гостей сумела принять, и заготовки — соленья из рыбы сделала. К тому же удача улыбнулась! В нескольких рыбинах и вовсе оказалось «золото» — красная икра.
Галина Дорогина рассказывает, что хоть и прожили они, жены старших офицеров, тут, на Камчатке, всю жизнь, а ничего экзотически-камчатского, по сути, не видели.
— Вся жизнь прошла в сборах, походах, кратких встречах и долгих проводах, — говорит.
Галина, тем не менее, ни о чем сегодня не жалеет, в том числе и о своих фактически загубленных годах.
— Знаете, а если серьезно, то ничего, в общем-то, не изменилось для офицерских жен. Если 20 лет назад я целый день должна была стоять в очереди за десятком яиц, и мне писали номер этой очереди на ладошке, и нам тоже было голодно и холодно. То же и теперь — с одной лишь разницей, что совсем нет денег, яйца в магазине есть, но у офицеров нет денег, чтобы их купить.
Мышление ее мужа, вице-адмирала Дорогина, — идеологический конгломерат всего со всем. Сплав коммунизма с капитализмом. Наверное, по-другому и быть не может, когда человеку больше пятидесяти лет, почти всю жизнь он провел в условиях Советского Союза, был комсомольцем и коммунистом, а теперь живет в рыночных реалиях. И с этой стороны Дорогин, безусловно, — носитель прошлых взглядов, старой идеологии, ушедшей вроде бы в небытие вместе с СССР. Но, с другой стороны, вице-адмирал вполне понимает демократические устремления и почему они стали необходимы.
Но в каком из этих двух измерений и идеологических полюсов действительно располагается его душа и чувствует себя уютно? Это понять трудно. Но попробую.
Дорогин на Камчатке отвечает за все — от подводных лодок до состояния Музея боевой славы. Вот лишь один эпизод из жизни. В составе группировки — 22-я Чапаевская мотострелковая дивизия. Чапаевская — потому что эта та самая, которую в 1918 году сформировал в Поволжье сам Василий Иваныч Чапаев, герой Гражданской войны. Где воевала его подруга, большевичка Анка, героиня сотен анекдотов.
После Второй мировой войны Чапаевскую дивизию перебазировали на Дальний Восток, и теперь она известна на Камчатке тем, что в 1-й ее роте имеется кроватка Ильича. Действительно, солдатская кровать имени Владимира Ильича Ленина, вождя мирового пролетариата. С 1922 года Владимир Ильич — почетный красноармеец Чапаевской дивизии, и, значит, ему положено койко-место. Так с 1922 года повелось, что, куда бы дивизия ни передислоцировалась, кроватка Ильича путешествовала вместе со всеми военными обозами.
И сегодня эта кроватка красуется на видном месте в казарме. Аккуратно застелена, по стенам — уголок Ленина с рисунками на тему «Как Володя был хорошим учеником». На все это хозяйство заведен исторический формуляр, который хранится в секретной части Чапаевской дивизии.
Командир 1-й роты капитан Игорь Шаповал, 26 лет от роду, считает, что присутствие ленинского духа подтягивает солдат, не дает им распуститься.
— Вы серьезно?
— Да. Вот они видят аккуратно застеленную кровать, и сами стремятся к тому же.
Мне, например, смешно, но я оглядываюсь и понимаю, что в высоком идеологическом предназначении «кроватки Ильича» точно так же, как капитан Шаповал, убежден и вице-адмирал Дорогин.
Сначала у солдат-новобранцев недоумение, а потом — уважение, — говорит Дорогин. — Когда в Москве победила демократия, кроватку Ильича пытались свергнуть на Камчатке. Но нам все-таки удалось ее отстоять. Не то что у вас — памятник Дзержинскому на Лубянке.
