Максим Калашников - СССР Версия 2.0
Недаром в Москве уже работают несколько центров медицины стволовых клеток. Правда, стоимость курса лечения в них — от 250 до 650 тысяч рублей.
Именно наши, русско-советские технологии позволяют брать костный мозг у каждого пациента и получать из него нужные стволовые клетки. Именно наши исследователи в Обнинске научились стимулировать костный мозг, который начинает активный выброс стволовых клеток. Именно наши медики смогли получать «стволовики» из крови пуповины после родов.
Клеточная медицина для всех
Но В. Терешин подсчитал: можно создать в Брянске Центр клеточных технологий, одновременно научный, производственный и лечебный. Снизить стоимость лечения до 160 тысяч рублей. Для строительства Центра нужно 1,2 миллиарда рублей. Это если считать с домами для сотрудников и гостиницей для пациентов. Элементарный подсчет показывает: на то, что серые и глупые «вожди» РФ тратят на один стадион для футбольного Молоха (в среднем 1 миллиард долларов в пересчете), можно построить тридцать подобных центров! За эквивалент всего трех стадионов для футбольного «мундиаля-2018» можно всю РФ снабдить региональными центрами клеточных технологий, сделав медицину будущего общедоступной! Подарив нашему народу молодость и здоровье. Практически для всех— а не только для богатых или облеченных властью. Это— шаг на пути превращения нашего народа в новую расу.
При этом расчет показывает, что проектируемый ЦКТ в Брянске может принести чистый доход в 900 млн евро (в пересчете) за пять лет. О том, сколько ЦКТ принесет стране, излечив множество больных, и говорить не приходится.
Не так давно я читал доклад ВОЗ, бьющий тревогу: антибиотики теряют силу! Микроорганизмы с 1944 года, обмениваясь генетическим материалом, приобрели стойкость к антибиотическим лекарствам. Подчас и привычные болезни изменились: они приобрели не бактериальный, а вирусный характер. И потому человечество вновь, как и в минувшие века, оказывается беззащитным перед заразными болезнями, перед эпидемиями.
Но разве стволовая медицина, активизирующая самую мощную «фармацевтическую фабрику» в мире— наш собственный организм— не становится путем из тупика? Разве нам не нужен русский нового века: обладающий не только огромными запасами энергии благодаря LENR-реакторам, не только космическими кораблями и воздушным флотом грядущего — но и способностью быть сто лет здоровым, умным и сильным? А то и более? Это действительно может стать началом новой расы. Моей мечты: сверхлюдей, говорящих по-русски. Ведь здесь можно скрестить новую медицину с образованием и воспитанием людей со сверхспособностями, с психотехнологиями и человеко-компьютерными системами. Вы представляете себе такого людена, живущего в другой моей мечте: футурополисах — усадебных городах среди лесов и рек, летающего между ними на личных авиетках и гиропланах? В чистом мире, освобожденном от необходимости жечь нефть и газ? В мире, где русские стали подобны птицам?
Футурославль моей мечты
«…Предложение оказалось таким соблазнительным, что вы, конечно, согласились. Правда, вы сомневались, как можно посетить все гидростанции на Днепре и даже побывать в Одессе за один день.
И вот наступил час отлета. Вместе с друзьями вы отправляетесь на одну из улиц города, где находится Туристское управление.
Огромный серебристо-белый фюзеляж вертолета, покоящийся на небольших колесах посреди просторной площади, напоминает не то железнодорожный вагон, не то странный, чрезмерно длинный автобус. Вдоль фюзеляжа тянутся широкие полосы стекла, и весь он кажется прозрачным. На обоих концах фюзеляжа сверху заметны высокие башенки, над которыми распластались винты. Сейчас широкие лопасти их, смахивающие на крылья ветряной мельницы, низко свешены. Да и вообще весь вертолет напоминает две мельницы, положенные на землю и приставленные друг к другу основаниями.
Внутри вертолета все блестит лаком и эмалью, светло, уютно. По обе стороны прохода вдоль стеклянных стен вытянулись ряды кресел, по два кресла с каждой стороны. Спинку кресла можно по желанию отклонять, нажимая на рукоятку. Здесь же сбоку при нажатии кнопки отскакивает квадратная пластинка, сделанная из красивой пластмассы, — получается небольшой удобный столик, на который можно положить книгу или поставить тарелку, когда стюардесса предлагает завтрак.
Послышался сильный свист— это запустили турбовинтовые двигатели. Один из них приводит во вращение передний винт, другой — задний. Мощность каждого двигателя составляет 15 тысяч лошадиных сил. Быстрее побежали по асфальту солнечные блики от вращающихся винтов, и… путешествие началось!
Экскурсанты, которых в вертолете около двухсот человек, прильнули к окнам. Внизу раскрылась панорама утреннего Киева. Вскоре из динамиков раздался голос экскурсовода, как потом оказалось, записанный на пленку.
Сначала ваш путь лежит не вниз, а вверх по Днепру, туда, где у древних круч Вышгорода построена первая из гидроэлектростанций Днепровского каскада— Киевская-комсомольская ГЭС. Широко разлилось перед плотиной самое молодое из днепровских морей — Киевское. Отлично видны уходящая вдаль защитная левобережная дамба длиной 70 километров, «запасное» искусственное озеро на вышгородских кручах, паруса яхт на море, многочисленные здравницы в зеленом раздолье этого чудесного уголка украинской земли.
Но вот уже вертолет летит назад, вниз по Днепру. Снова под вами Киев. Прошло полчаса, и на горизонте открылась панорама Каневской ГЭС, второй станции каскада. Над самой дугой плотины, перегородившей реку, вертолет снизился и замер на высоте в несколько десятков метров.
Вслед за Каневской гидроэлектростанцией под вертолетом проплыли молодое Кременчугское море и станция того же названия, построенная украинскими комсомольцами, потом четвертая станция каскада— Днепродзержинская, питающая своей энергией могучие заводы. Вертолет повернул направо, к югу, следуя за течением реки. Вот уже промчался внизу красавец Днепропетровск, и за ним потянулось широкое озеро Ленина — водохранилище, созданное выше первенца каскада — ДнепроГЭСа. А вот и известная всему миру серая дуга плотины, которую тщетно пытались снести с лица земли фашистские захватчики. Огромный промышленный город Запорожье раскинулся на обоих берегах укрощенной реки.
Уже более 600 километров пролетел вертолет. Сразу же после Запорожья машина снова повернула на юго-запад, к последней станции каскада — Каховской.
Внезапно над ее плотиной вертолет стал быстро подниматься, уходя в небо по вертикали. Странное ощущение испытывали экскурсанты, глядя на открывающуюся под ними панораму, границы которой все расширялись. Стала хорошо видна паутина оросительных каналов, берущих начало в огромном Каховском море, — Южно-Украинский, Северо-Крымский и многие другие. Нити этих каналов скрывались в туманной дали. Вот уже высота достигла трех километров. Сзади стали угадываться знакомые очертания недавно покинутой Днепровской ГЭС и Запорожья, а в другой стороне, южнее, можно было отчетливо видеть Херсон, устье Днепра, Днепровский лиман. Наконец вертолет стал снижаться, летя в этом направлении, и вскоре внизу открылись просторы Черного моря. Еще раз повернув направо, вертолет помчался прямо на запад. Курс — на Одессу!
Очередная остановка была не в воздухе, как прежде, а на берегу моря. Экскурсанты искупались и даже позагорали под знойным черноморским солнцем.
450 километров по прямой до Киева вертолет пролетел менее чем за два часа. 1500 километров…» (Карл Гильзин, «Небо завтрашнего дня», 1959 г.)
Сильные, здоровые, умные люди, чья жизнь стала качественно иной благодаря медицине стволовых клеток, воссоединяют страну, создавая СССР-2. И могут парить в небесах над новой Империей Света…
Когда я вот уже второй десяток лет слышу стенания московских чиновников о том, что в стране, мол, нет передовых проектов, в которые можно было бы вложить деньги, мне хочется отправить их в ГУЛАГ. За явные саботаж и нежелание оторвать задницу от кресел. Мне хватило всего одной поездки в Брянск, чтобы увидеть такую перспективу…
Мы будем совсем иными правителями. Нам придется легко: нужно лишь слышать и видеть то, что предлагают увлеченные люди.
«Четырнадцатого апреля 2024 года мне стукнуло сто двадцать шесть лет… Подождите скалиться, товарищи, я говорю серьезно… Я был ни стар, ни молод: седой, что считалось весьма красивым, — волосы отлива слоновой кости; угловатое свежее лицо; сильное тело, уверенное в движениях; легкая одежда, без швов, из шерсти и шелка; упругая обувь из кожи искусственных организмов — так называемой «сапожной культуры» разводимой в питомниках Центральной Африки.
Все утро я работал в мастерской, затем принимал друзей, и сейчас, в сумерки, вышел на террасу уступчатого дома, облокотился и глядел на Москву.
