Элизабет Хереш - Купленная революция. Тайное дело Парвуса

Временному правительству в его дуалистической форме таких различных элементов не может быть отпущено много времени. Революционерам срочно требуется личность решительного вождя, чтобы захватить инициативу и раз и навсегда решить распределение сил и поддержку населения в пользу радикального крыла. Должен приехать Ленин.

Тем временем Ленин сам, наэлектризованный событиями в Петрограде, предпринимает усердные попытки как-нибудь попасть в Россию. Особенно его нервирует возвращение умеренного товарища Мартова из Сибири в Петроград. Из своего теперешнего места жительства в цюрихском Шпигельгассе Ленин пишет своему оставшемуся в Берне другу, Вячеславу Карпинскому, чтобы тот все же помог ему достать вместе с его документами проездные документы для Франции и Англии. Через страны Антанты ему было бы легче попасть в Россию (несмотря на войну подводных лодок), чем через вражескую Германию. Сам же он пока должен скрываться — «лучше всего в горах, а я беру расходы за это на себя» — до тех пор, пока Ленин дал бы о себе знать из Петрограда.

Одновременно он пишет в Швецию Ганецкому, посреднику между ним и Парвусом: «Достань мне паспорт какого-нибудь шведа, который на меня похож…» Ганецкий посылает ему с обратной почтой денежную купюру как символические деньги на поездку, хотя и не может пока предложить конкретного решения для способа организации этой поездки. Теперь Ленин сожалеет об отказе от предложения Парвуса в 1915 году переехать в Скандинавию. Оттуда теперь было бы рукой подать до России.

Но Парвус уже давно действует. Сначала он направился к германскому послу и объяснил ему, как важен срочный приезд Ленина в Россию, чтобы форсировать ситуацию. Все-таки он в революционной программе «гальюнная фигура» и его девизом, в конце концов, стало заключение мира. Вместе с Лениным Парвус хочет вытащить из Цюриха и Зиновьева.

Потом он едет к Ганецкому (Фюрстенбергу) в Стокгольм. Вскоре после переговоров Парвус посылает своего компаньона Скларца к Ленину в Цюрих. Из-за спешки он использует не как обычно одного из посредников в контактной цепи между Лениным и Парвусом а сам появляется без предупреждения в квартире Ленина. После протестов вначале — что Скларц пришел лично — Ленин чувствует себя под постоянным наблюдением — он выслушивает, что хочет предложить Скларц точнее, Парвус. Сначала он отклоняет предложенное затем начинает колебаться.

Наконец, он ставит условия. Так, например, чтобы поездка не оплачивалась членами имперского правительства. Первоначально, очевидно, против всех правил конспирации Парвус планировал, что его коммерческий совладелец Скларц должен был сам привезти Ленина и Зиновьева и сопровождать их до российской границы.

Когда Ленин был в принципе согласен принять помощь Берлина, следовало расшевелить товарищей его ближайшего окружения, чтобы они поехали вместе с ним. Здесь он наталкивается на неожиданное препятствие. Они подозревают германский шахматный ход по дискредитации русских социалистов. Наконец, Ленин находит в свойственном ему тоне подходящий аргумент, о чем вспоминает Анатолий Луначарский: «Когда революция в опасности, мы не можем думать о каких-то буржуазных предрассудках. Если германские капиталисты настолько глупы, чтобы доставить нас в Россию, то они роют себе тем самым могилу. Я принимаю предложение — я еду».

23 марта германский посол в Берне фон Ромберг телеграфирует в Берлин о готовности Ленина и других революционеров вернуться в Россию через германскую территорию. Через три дня приходит ответ из Берлина. Имперское правительство получило от верховного командования сухопутных войск прикрытие с тыла и конвоирование для обратного пути революционеров. Людендорф ничего не имеет против въезда Ленина — в конце концов, он его даже не знает; позже ему приписали, что именно он осуществлял возвращение Ленина.

МИД хочет сборной транспортировки, то есть ни в коем случае не отправлять Ленина одного или вдвоем (как бы этого желал Парвус), а еще примерно человек сорок, среди которых должны быть представители различных политических направлений. Не должно слишком бросаться в глаза, что Германия импортирует в Россию как раз тех революционеров, которые ей нужны там для ее политических целей. Тем не менее — и у же из этого можно видеть противоречивость данного предприятия с германской точки зрения — еще несколько месяцев назад были повешены более тридцати германских солдат, так как они распространяли среди товарищей на фронте Кинтальский манифест с ленинским мирным лозунгом («Гражданская война вместо империалистической»).

Билеты Парвус оплачивает сам, и ему, которому уже напоминают об оплате его налога на собак в Копенгагене, редко какая выплата доставляет так много удовольствия.

Подготовку и переговоры с германским посольством о деталях Ленин поручает Роберту Гримму, председателю швейцарских социал-демократов, и социалисту Фрицу Платгену. Из почти пятисот русских эмигрантов в Швейцарии, которые основали собственный Возвращенческий комитет, в конце концов, в ленинском поезде едут только 32 человека.

9 апреля поезд революционеров отъезжает под громкие протесты остальных русских. «Предатели! Вильгельм оплачивает вам поездку!» — кричат им вслед. Не является ли поезд в действительности символом предательства вдвойне? Ленин тем не менее готов как потенциальный вождь России воспользоваться помощью человека, который уготовил русскому народу войну и систему которого он собирается разрушить. Для этого прусские офицеры должны сопровождать поезд революционеров в качестве защиты.

Хотя возвращающиеся на родину едут в вагоне третьего класса, поезд считается «дипломатическим». Русские пассажиры не должны выходить из вагона. Занавески на окнах должны быть задернуты. Позже будут Приводиться многие сравнения в отношении символического характера «пломбированного вагона». Австрийский писатель Стефан Цвейг говорит о том, что «транспортировка революции опаснее любой бомбы…». Уинстон Черчилль формулирует: «Ленин перевезен в Россию как палочка чумы…»

По пути подсаживается германо-датский профсоюзный лидер Вильгельм Янссен, чтобы передать приветственное послание. И это затеял Парвус, который хотел бы выделить постоянное место германской социал-демократии в событиях в России: этим жестом должны быть продемонстрированы заверения в симпатиях «немецких трудящихся русским трудящимся» и как бы на одном уровне прозондированы основные черты представлений о мире.

Но Ленин резко отклоняет прием Янссена в своем купе и с оказией передает ему, «чтобы тот убирался к черту». Чтобы не позволить Янссену взять реванш, обоснованно критикуя революционеров за нанесенное ему оскорбление, Ленин поспешно просит спрятать Карла Радека в багажном вагоне, так как Янссен знает Радека с того времени, когда тот был не политическим заключенным, а сидел в тюрьме как обычный уголовник.

В Германии поезд Ленина везде пропускают первым — даже по отношению к особому поезду прусского наследного принца, кбторый должен целых два часа ждать на станции в зале.

В Берлине поезд стоит почти двадцать четыре часа на запасном пути. Под вечер, когда становится темно, в поезд входят представители имперского правительства. Вероятно, это объяснение того, почему с самого начала Ленин сидел в купе только со своей женой и, кроме того, по прибытии в Петроград должен был распространять лозунги, кстати, сильно измененные, которые он проповедовал до своего отъезда из Швейцарии.

В Стокгольме, в одной из гостиниц, революционеров торжественно принял бургомистр города. Он был представителем левого крыла социал-демократов. В эйфории он называет их теми, кто «ex Oriente lux» [17] принес на Запад свет, идущий с Востока.

Парвус с нетерпением ожидает революционеров в Швеции. Непосредственно после того, как разразилась Февральская революция, он взял на себя инициативу

Этим он хотел сразу убить двух зайцев: подключить германскую социал-демократию и установить партнерство между ней и революционным правительством; поэтому он рекомендует также взять на вооружение пропагандировавшуюся революционерами формулу «мир без аннексий и контрибуций». С другой стороны, переговоры о мире должны обеспечить внешнее спокойствие в пользу пропагандистской деятельности революционеров, чтобы продвинуть вперед развязку во внутренних делах.

Ранее Парвус пытался довести свои взгляды до сведения статс-секретаря Артура Циммерманна, который за год до этого сменил Ягова на его посту и был более открыт по отношению к подрывной политике России, чем его предшественник. Посол Брокдорфф-Рантцау в осторожной форме и xopoulo взвешенными словами рекомендовал Парвуса своему начальнику: «…Я, конечно, знаю, что современники в своей оценке его (Парвуса) характера не проявляют единства. (…) Однако я могу утверждать, что Гельфанд в политическом смысле сделал много позитивного и одним из первых активно выступал в России на благо того успеха, который мы сейчас видим; конечно, кое-что было бы еще лучше, если бы Ягов два года назад не оставил без внимания его (Парвуса) инициативы (…)