Кронштадтский мятеж - Семанов Сергей Николаевич
Как правило, на действия советской авиации мятежники отвечали энергичным зенитным огнем. Однажды им даже удалось добиться успеха; 12 марта оказался подбитым и совершил вынужденную посадку один советский самолет. [584] Однако в целом огонь кронштадтских зениток был также малоэффективен.
Такого рода налеты повторялись почти каждый день. Безусловно, они также имели не столько боевое значение, сколько воздействовали на моральное состояние мятежного гарнизона. Судя по тому, что газета «ревкома» постоянно писала о воздушных налетах на Кронштадт, советское командование добилось поставленной цели.
Тем временем для ликвидации мятежного очага подтягивались новые силы Красной Армии. Помимо 27-й Омской дивизии под Кронштадт прибыли 14 марта 3273 красноармейца из 5-й запасной стрелковой бригады, которые пополнили ряды советских войск. [585] Ко дню решающего штурма советскому крмандованию удалось собрать следующие силы: 11-я и 27-я стрелковые дивизии, 187-я бригада 56-й стрелковой дивизии, коммунистические отряды особого назначения, красные курсанты 16 военно-учебных заведений, а также ряд других мелких частей и многочисленная артиллерия. [586]
Точных данных о численном составе советских войск в тот период обнаружить не удалось. Согласно подсчетам А. С. Пухова (источники им, к сожалению, не названы), общее количество бойцов 7-й армии составляло 24 тыс. при 433 пулеметах и 159 орудиях, а вместе с тыловыми и вспомогательными частями советские войска, сконцентрированные для штурма Кронштадта, составляли около 45 тыс. человек. [587] На этот раз в отличие от неудачной атаки 8 марта превосходство в силах было теперь на стороне Красной Армии.
В мятежном лагере, безусловно, ощущали надвигающуюся на них грозу. Советские патрули все чаще задерживали перебежчиков, раскаявшихся или не желавших погибать рядовых участников мятежа. Бежали в одиночку и группами. Например, 15 марта караул 35-го полка принял четырех мятежников с линкора «Петропавловск», [588] так сказать, «гвардейского экипажа» кронштадтского «ревкома».
Необычайно нервозным становится язык мятежных «Известий». Уверенный тон первых номеров исчез, в статейках сквозит истерика и злоба; брань и ругательства выносятся даже в заголовки. Характерная деталь: в первых 11 номерах «Известий» ни разу не было упомянуто имя Ленина — главари мятежа знали, конечно, об огромном личном авторитете вождя русской революции и не решались упоминать его имя. Но не удержались. В лживой информации о ходе X съезда партии Ленина уже осуждали, а в последнем номере мятежного официоза по его адресу сделаны грубые выпады. [589] Главари «клешников» и их сознательные приспешники из. кулаков и белогвардейцев понимали, что отступать им некуда, путь оставался один — в лагерь капитала, и они стремительно катились по этому пути, теряя последние фиговые листки «советской» фразеологии.
Решающий удар по мятежной крепости решено было нанести в ночь на 17 марта. Предполагалось, что под покровом темноты удастся пройти скрытно большую часть расстояния от берега залива до мятежных фортов. Немалую роль в успехе этого дела играли белые маскировочные халаты советских бойцов. К тому же выяснилось, что мятежники пассивно и небрежно несли боевое охранение: разведчики 32-й бригады несколько раз подходили под самые стены фортов и даже к кронштадтской гавани, причем нередко противник даже не поднимал тревоги. [590] С рассветом предполагалось нанести решительный удар с ближних подступов крепости.
Советское военное и политическое командование не строило никаких иллюзий, что взятие Кронштадта — дело легкое. Ожидалось (и это подтвердилось впоследствии), что мятежники будут сопротивляться упорно. [591] Огромную опасность для наступающих представляла окружающая Кронштадт ледяная равнина: здесь нельзя было укрыться в неровностях местности, спрятаться от огня за строением, камнем или деревом, нельзя окопаться. С высоких зданий крепости, с мачт кораблей замерзший залив прекрасно просматривался до самых берегов. Возможность вплотную подойти к Кронштадту под покровом темноты полностью исключалась: ночью пространство перед крепостью освещалось шестью прожекторами. [592] Наконец, с севера и с юга остров Котлин окружала цепь фортов — некоторые из них были укреплены слабо, но другие представляли собой мощные железобетонные укрепления с многочисленными пулеметными и орудийными гнездами. Форты поддерживали постоянную связь с Кронштадтом.
Само собой разумеется, что предстоящая атака вызвала у части красноармейцев естественное чувство повышенной опасности. Отдельные провокаторы — сторонники «ревкома» — пытались на этой почве сеять панические слухи. Такие случаи произошли в 499–м полку, в артиллерийском дивизионе 187-й бригады, в 501-м полку и некоторых других подразделениях советских войск; все подстрекатели арестовывались на месте и доставлялись в ревтрибуналы. [593]
Командирам и комиссарам всех степеней приходилось вести большую разъяснительную работу, чтобы в корне пресечь всякие панические настроения, имевшие место среди некоторой части бойцов. Командир одной из рот 433-го полка рассказывал о беседе, проведенной им после получения приказа о выступлении на рубеж атаки: [594]
«Мною было немедленно отдано приказание командирам отделений собрать сразу же взвод, так как мне хотелось поговорить с тов. красноармейцами и передать им все то, что я чувствовал и переживал в это время. Собрав взвод, я призывал тов. красноармейцев быть стойкими, выдержанными бойцами и не поддаваться на удочку провокации, которая хотя и не была заметна, но работала здорово. Например: «Варяг» обошел Кронштадт кругом и ушел в открытое море» или еще: «на поверхности всего льда от Ораниенбаума до Кронштадта вода приблизительно до пояса», и носились слухи, что, мол, все равно вам погибать так или иначе. Вот это-то я и старался доказать товарищам, что это не что иное, как белогвардейская провокация и сущая ложь и что этого быть не может, и я действительно был уверен в этом, что этого быть не может. Многие тут же были согласны со мной и говорили: «Это выдумки белогвардейщины, но на это нас не поймаешь». Но в некоторых чувствовался какой-то страх и суеверие, но это были еще не нюхавшие пороху маменькины сынки из молодых красноармейцев».
Опытный командир правильно отметил, что «страх и суеверие» перед ледовой атакой чувствовали прежде всего необстрелянные бойцы. Однако в советских частях бойцов такого рода имелось немалое количество. По свидетельству командира 501-го Рогожского полка пополнение, полученное им за неделю до штурма, оказалось совершенно необученным; дело обстояло так плохо, что новобранцев пришлось обучать простейшим приемам обращения с винтовкой и стрельбы из нее. [595] Кстати сказать, в этом полку также циркулировали панические слухи, будто у Кронштадта образовались целые озера талой воды глубиной в человеческий рост и т. п.
Таким образом, штурм мятежной крепости требовал преодоления не только технически совершенных военных укреплений противника и неудобной для наступления местности, но и определенных психологических барьеров, связанных со спецификой театра боевых действий. Вряд ли следует так уж сурово осуждать необстрелянных и плохо обученных красноармейцев за проявление этой слабости — ведь пехотные цепи шли в атаку с винтовками против стальных и бетонных укреплений при маломощной артиллерийской поддержке; напротив, следует восхищаться мужеством и самоотверженностью бойцов, которые, вопреки всему, в том числе и собственной робости, дружно пошли в атаку и взяли мятежные форты и линкоры!
