Михаил Ходаренок - Щит и Меч нашей Родины
Как же было на самом деле?
Вновь обратимся к воспоминаниям Андрея Еременко:
«В самом начале наступления на фронте прорыва 57-й армии, на участке 143-й морской бригады, произошел один поучительный случай. Началось с неправильно понятого сигнала. При отработке вопросов взаимодействия было установлено, что удары тяжелых гвардейских минометов будут служить сигналом: первый удар – для начала артиллерийской подготовки, второй удар (в конце артподготовки) – для начала атаки танков и пехоты. Казалось бы, несложная система, которая всем была понятна. В действительности оказалось не так.
Наблюдая за ходом артиллерийской подготовки, я прошелся биноклем справа налево по всему участку прорыва. О, ужас! На левом фланге, после того как тяжелые «катюши», описав «краснохвостыми кометами» дугу, вспахали длинными огненными полосами боевые порядки противника, пехота перешла в атаку и в быстром темпе направилась к первой траншее противника. От неожиданности у меня выступил холодный пот. В чем дело? Ведь раз атака началась, приостановить ее невозможно. Оказывается, командир 143-й морской бригады полковник Иван Григорьевич Русских спутал сигнал и, вместо того чтобы поднять бригаду в атаку после второго удара тяжелых «катюш», поднял ее вслед за первым ударом.
Что делать? Ясно, что на этом участке артиллерийская подготовка сорвана. Хорошо, что это произошло не на главном направлении удара, а на его фланге. Решаю прекратить артиллерийскую подготовку на этом участке и перейти на поддержку атаки пехоты, что и было немедленно сделано (со мной находились командующие артиллерией фронта и армии). Атака протекала успешно. Через 20 минут после ее начала бригада преодолела вторую траншею и стала скрываться за горизонтом. Думаю о поддержке храброй 143-й бригады другими средствами.
Со мной рядом находился командир 13-го механизированного корпуса. Приказываю ему ввести в прорыв головную бригаду корпуса. Он попытался тактично напомнить мне, что по армейскому плану боя, мною утвержденному, 13-й корпус вводится в прорыв с рубежа, лежащего в трех километрах в глубине обороны противника, а не на том участке, где действует 143-я бригада; по времени это планировалось через 2 часа 30 минут после начала атаки пехоты.
– Верно, товарищ Танасчишин, план таков, но обстановка внесла коррективы. Немедленно вводите бригаду! – тоном, не терпящим возражений, закончил я.
Бригада двинулась двумя маршрутами. Через 20 минут, не встречая сопротивления со стороны противника, она также скрылась за горизонтом. Вслед за ней пошла вторая бригада. Еще не закончилась артиллерийская подготовка, а две бригады уже вошли в прорыв; вслед за ними двинулся и весь 13-й механизированный корпус. Быстро продвигаясь в глубину обороны противника, корпус оказал большое влияние на успех наступления. Так иногда на войне даже непредвиденная случайность, если не растеряться и не следовать шаблону, может не только не ухудшить положение, а наоборот, укрепить его».
Так что на самом деле все было с точностью наоборот – «еще не закончилась артиллерийская подготовка, а две бригады уже вошли в прорыв; вслед за ними двинулся и весь 13-й механизированный корпус».
Так что никакой интриги, в таких подробностях расписанной Василием Гроссманом, на самом деле-то и не было. А все, что выдумано или изо всех сил притянуто за уши, на «Войну и мир» не потянет никогда.
И ссылки на литературный вымысел тут более чем неуместны.
Когда речь идет о Верховном главнокомандующем товарище Сталине, командующих войсками фронтов и армиями в период Великой Отечественной войны, словосочетание «литературныйавторский вымысел» не очень подходит. В частности, жизнь Сталина в 1941–1945 годах строго документирована (исключая недолгие часы сна и немногие минуты личного времени). Вымысел здесь, тем более приписывание вождю того, чего за ним никогда не числилось и в корне не соответствовало действительности, совершенно неуместны. Это же относится и к военачальникам стратегического и оперативно-стратегического уровней. Действительность же куда круче попыток придумать что-либо за руководителя страны или высший командный состав РККА.
Вот как, в частности, Василий Гроссман описывает события раннего утра 20 ноября 1942 года.
«…В Кремле Сталин ждал донесения командующего Сталинградским фронтом…
Десять минут назад он говорил с Ватутиным – продвижение танковых и кавалерийских частей Юго-Западного фронта превысило плановые предположения…
У него иногда возникало ужасное чувство: побеждали на полях сражений не только сегодняшние его враги. Ему представлялось, что, следуя за танками Гитлера в пыли, дыму, шли все те, кого он, казалось, навек покарал, усмирил, успокоил. Они лезли из тундры, взрывали сомкнувшуюся над ними вечную мерзлоту, рвали колючую проволоку. Эшелоны, груженные воскресшими, шли из Колымы, из Республики Коми. Деревенские бабы, дети выходили из земли со страшными, скорбными, изможденными лицами, шли, искали его беззлобными, печальными глазами. Он, как никто, знал, что не только история судит побежденных…
Он снова посмотрел на телефон – время Еременко доложить о движении танков.
Пришел час его силы. В эти минуты решалась судьба основанного Лениным государства. Централизованная разумная сила партии получила возможность осуществить себя в строительстве огромных заводов, в создании атомных электростанций и термоядерных установок, реактивных и турбовинтовых самолетов, космических и трансконтинентальных ракет, высотных зданий, дворцов науки, новых каналов, морей, в создании заполярных шоссейных дорог и городов.
Решалась судьба оккупированных Гитлером Франции и Бельгии, Италии, скандинавских и балканских государств, произносился смертный приговор Освенциму, Бухенвальду и Моабитскому застенку, готовились распахнуться ворота девятисот созданных нацистами концентрационных и трудовых лагерей.
Решалась судьба немцев-военнопленных, которые пойдут в Сибирь. Решалась судьба советских военнопленных в гитлеровских лагерях, которым воля Сталина определила разделить после освобождения сибирскую судьбу немецких пленных.
Решалась судьба калмыков и крымских татар, балкарцев и чеченцев, волей Сталина вывезенных в Сибирь и Казахстан, потерявших право помнить свою историю, учить своих детей на родном языке. Решалась судьба Михоэлса и его друга актера Зускина, писателей Бергельсона, Маркиша, Фефера, Квитко, Нусинова, чья казнь должна была предшествовать зловещему процессу евреев-врачей, возглавляемых профессором Вовси. Решалась судьба спасенных Советской армией евреев, над которыми в десятую годовщину народной сталинградской победы Сталин поднял вырванный из рук Гитлера меч уничтожения.
Решалась судьба Польши, Венгрии, Чехословакии и Румынии.
Решалась судьба русских крестьян и рабочих, свобода русской мысли, русской литературы и науки.
Сталин волновался. В этот час будущая сила государства сливалась с его волей…»
Обратим внимание на бесконечный рефрен – «решалась судьба». Ясен перец, именно 20 ноября 1942 года «…решалась судьба Михоэлса и его друга актера Зускина, писателей Бергельсона, Маркиша, Фефера, Квитко, Нусинова, чья казнь должна была предшествовать зловещему процессу евреев-врачей, возглавляемых профессором Вовси…» И за это переживал ранним утром 20 ноября 1942 года товарищ Сталин.
Тут не пахнет даже какой-то оригинальностью авторского замысла. Чего проще, взял нужную книгу из шеститомной истории Великой Отечественной войны (написанной примерно в те же времена, что и «Жизнь и судьба»), открыл в ней раздел «Всемирно-историческое значение победы под Сталинградом» и переписал его, дополнив начало каждого абзаца словами «решалась судьба». И добавил, чего в этой главе никогда не было и быть не могло – про актера Зускина, писателя Бергельсона и профессора Вовси, а также про свободу русской мысли (есть ли она даже сейчас – и то ответ, как говорится, неочевиден).
А на выходе вот какая получается картина. Ранним утром в Кремле убийца и паук-кровосос сидит в центре своей паутины, волнуется (насколько это возможно пауку), смотрит на часы и переживает за успех им же запланированного коренного перелома в Великой Отечественной войне. Затейливо, красочно, замысловато, но абсолютно не соответствует действительности.
Как уже отмечалось, у Верховного главнокомандующего был весьма своеобразный распорядок дня. Он работал по ночам. И обычно отдыхал до 10–11 часов. Так что ранним утром 20 сентября 1942-го он никак не волновался за успех операции, ознаменовавший коренной перелом в Великой Отечественной войне. Верховный главнокомандующий в это время, как пишут в уставах, отдыхал лежа (спал).
А теперь – самое крамольное: товарищ Сталин, Генеральный штаб РККА и командующие войсками фронтов и в мыслях не держали, что в эти минуты на Юго-Западном и Сталинградском фронте решается судьба всей Второй мировой войны.
