В Барышников - Вступление Финляндии во вторую мировую войну 1940-1941 гг.
Однако, несмотря на столь серьезный упрек в адрес Теря, следует учитывать, что фактический материал, излагавшийся им, все же мог быть более тщательно проанализирован. Дело в том, что его работа мемуарного характера являлось далеко не единственным источником по вопросу о финско-германском военном сотрудничестве в тот период. Воспоминания, которые касались этой проблемы продолжали издаваться и позднее. В частности, в середине 60-х годов появились мемуары бывшего посланника Финляндии в Германии Т. Кивимяки, который рассказал о своей весьма обширной политической, государственной и дипломатической деятельности.[52] В 20-30-е годы он неоднократно входил в финское правительство, а затем достаточно долго его возглавлял. Однако этот период деятельности автора воспоминаний оказался неполным и даже отчасти запутанным.[53] Что же касается событий 1940–1941 гг., то Кивимяки смог представить их достаточно подробно, хотя и отмечал, что не воспользовался своими дневниковыми записями (они сгорели в 1943 г. в момент бомбардировки Берлина).[54] Но, с другой стороны, при написании данного раздела мемуаров автор привлек часть донесений, которые он сам направлял из Германии в Министерство иностранных дел, а также ряд других документальных материалов, касающихся его пребывания в Берлине. Все это Кивимяки включил в свою книгу в качестве приложения, что служило как бы доказательством достоверности в общем отражении его деятельности в столице рейха.
Действительно, работая с 1940 по 1944 г. в Берлине, он мог многое рассказать о закулисных связях своего руководства с Германией. В финских дипломатических кругах Кивимяки был именно тем человеком, с помощью которого завязывались самые первые серьезные контакты, преследовавшие цель вовлечь Финляндию в военную коалицию Третьего рейха.
Прежде всего финский посланник принимал участие в подготовке решения вопроса о пропуске немецких войск в Финляндию. Это являлось весьма весомым фактом для возможности подойти к пониманию того, что делалось в развитии финско-германского военного сотрудничества, поскольку в мемуарах автор пытается воссоздать атмосферу, в которой ему довелось работать в Берлине, и дает характеристику высшему германскому руководству, а также определяет различные фазы финской политики Германии.
Однако он отображает исторический материал крайне осторожно. В результате такого подхода описываемые им события затрагиваются лишь поверхностно, и при чтении его мемуаров становится ясно, что автор многое недоговаривает, пытаясь, насколько возможно, затушевать свою роль в процессе подготовки Финляндии к войне против СССР.
Тем не менее финляндский посланник вольно или невольно вынужден констатировать, что Финляндия, участвуя в нападении на СССР, оказалась «в одном ряду» вместе с Германией. Он четко показывает, что финляндское руководство вполне осознанно шло на развитие военного сотрудничества с рейхом. При этом все германские действия были направлены на укрепление военных связей и целиком соответствовали собственной линии Хельсинки. Описывая налаживание германских военных поставок в Финляндию весной 1940 г., Кивимяки даже не удержался от удовольствия заметить, что первый немецкий корабль с оружием в Финляндию «бросил проблеск света надежды».[55]
Безусловно, Кивимяки мог написать о многом, что позволило бы раскрыть сам механизм тайного германо-финляндского военного сотрудничества. Он, в частности, нередко встречался с секретными эмиссарами Финляндии в Берлине, которые и были уполномочены осуществлять это скрытое сотрудничество. Однако в его воспоминаниях содержатся всего лишь намеки или мимоходные упоминания об этом, хотя многое могла, например, раскрыть информация о деятельности в Германии П. Талвела — тайного представителя финского военного командования. Именно Талвела делал первые шаги в направлении военного сближения обоих государств. Кивимяки пишет: «Находясь в Берлине по особому заданию в декабре 1940 г. генерал Талвела поделился в беседе со мной, рассказав, что он действует в соответствии с указанием Маннергейма и что он начал излагать генералу Гальдеру взгляды, о возможностях, имея которые, Германия могла бы оказать военную поддержку Финляндии в ее трудном положении».[56] Бесспорно, что Т. Кивимяки больше знал об этой тайной миссии, но ничего конкретного в данной связи все же не написал.
Но прошло десять лет после выхода его мемуаров, и в 1976 г. появились воспоминания уже самого генерала Пааво Талвела.[57] Их автор был весьма заметной фигурой в финской военной истории. Происходя из живших в Финляндии шведов, он был решительным сторонником отделения Финляндии от России. Талвела принимал самое активное участие в 1918 г. в финской гражданской войне с целью подавления там рабочей революции. Он также выступил за отторжение от России территории Карелии. В 1918–1919 гг. и в 1921–1922 гг. Талвела сам лично участвовал в финских военных походах на ее территорию. Прославился же Пааво Талвела во время «зимней войны» 1939–1940 гг. тем, что провел удачные операции против советских войск в Приладожье в районе Толваярви-Иломантси. Он также участвовал в летнем наступлении финских войск в 1941 г., командуя корпусом, который глубоко вклинился на территорию Советского Союза, дойдя до реки Свирь. «Я прибыл на Свирь, — с пафосом отметил П. Талвела 8 сентября 1941 г., — и почувствовал могучее ее течение. Теперь по ней будет спокойно проходить новая граница Финляндии, о которой я грезил во сне».[58] Маннергейм хорошо знал о враждебном отношении Талвела к СССР и, по свидетельству современников, ценил его как смелого военачальника за прямолинейность и наступательный дух на фронте.[59] Маршал доверял ему также выполнение секретных дипломатических поручений.
Фактически при участии Талвела в 1940 г. осуществлялись самые ответственные переговоры финского военного руководства с высшим военным командованием вермахта. То, что Маннергейм дал задание вести тогда скрытно переговоры в Германии непосредственно ему, также представляется неслучайным, если учесть хорошо известное его германофильство, сформировавшееся еще в молодости. Именно в ходе первой мировой войны в Германии Талвела получил боевую закалку. Впоследствии, проявляя пронацистские настроения, он выражал симпатии к А. Гитлеру, считая его «удивительным человеком… и величайшим героем».[60] С начала 1942 до конца 1944 г. Талвела выполнял в Германии функции офицера связи при ставке Гитлера. Именно на него полагались в Берлине как на свою опору в Финляндии, когда в конце лета 1944 г. финское руководство пришло к выводу о необходимости разрыва с Германией и выхода из войны. В рейхе тогда планировали организовать в Финляндии военный переворот, причем на Талвела возлагалась ответственность непосредственно в момент такого переворота возглавить финские войска.[61] По этому поводу с ним вели откровенные беседы в сентябре 1944 г. X. Гиммлер и А. Йодль. Но как отметил немецкий историк профессор М. Менгер, для Талвела, видимо, «представлялось трудным выступать против Маннергейма».[62] После окончания войны, в 1945 г., Талвела не считал безопасным для себя находиться в Финляндии и выехал в Латинскую Америку, откуда возвратился в Хельсинки лишь через четыре года.
Воспоминания Талвела были основаны на дневнике, который он долгое время вел. Однако его дневниковые записи оказались с пропусками, в силу чего отдельные важные этапы своей деятельности он излагал в форме мемуарных заметок, наброски которых были сделаны в 1961, 1963 и 1966 гг. Представленные им фрагментарные сведения вполне можно объяснить и тем, что Талвела не считал нужным полностью раскрывать суть своей секретной миссии. «Я все же был центральной фигурой с финской стороны в тех событиях и надеюсь, — заметил он, — что мои сведения опубликуют намного позже, когда они ни в какой форме не смогут повредить моей стране, иными словами, когда они не будут связывать сложившуюся историю с современностью».[63] Семья Талвела после его смерти отказалась обнародовать часть оставленных генералом воспоминаний.
Тем не менее, по его мемуарам и дневниковым записям, относящимся к периоду 1940–1941 гг., все же можно реконструировать картину целенаправленного действия финского руководства, которое вполне сознательно вело страну к новой войне против СССР и одновременно пыталось развивать тесные военные контакты с Германией. Как он откровенно писал в 1940 г., после окончания «зимней войны», «хотя мы обрели мир, чувства все же были не мирными».[64] И эти слова целиком подтверждаются приведенными Талвела материалами. Автор считает, что выходом из сложившейся ситуации была реализация «мысли о помощи Германии».[65]
